Как он этого достигал? О, тут была целая система! То не доливал квас в кружки. То так управлял краником и насосом, прилаженным и подключенным им для регулирования давления в квасной цистерне, что газовый баллон, вместо положенных двух атмосфер, выдавал все десять. В кружки текла сплошная пена.

Но разве он спорил, если кто-то начинал возмущаться? Нет и еще раз нет! Просьба любого гражданина или гражданки, которые требовали долива, выполнялась беспрекословно. "Клиент всегда прав!" — не уставал повторять Маркофьев. (Остальные, которые помалкивали, хлебали воздух с примесью кваса.)

Попутный контрольный вопрос. Надо ли молчать? Или надо кричать и возмущаться?

Ответ. В двух следующих строчках.

Попадались гордецы или болезненные натуры, которые не допивали (или не в силах были допить) сцеженной влаги. Опивки мы сливали в специальный бидон. Ими он доливал неполные кружки тех, кто громче всех орал.

Вечером, когда квас кончался и появлялся какой-нибудь чудак, умолявший налить хоть четверть поллитровой емкости, мы говорили:

— Ладно, так и быть… Мы тут себе оставили…

И за повышенную плату снабжали страдальца остатками слитых в бидон чужих недопитых порций.

А еще Маркофьев договорился с торговавшим поблизости продавцом цветов: за небольшую мзду тот на ночь оставлял свой товар в нашем ларьке. Не таскаться же ему было в магазин или на базу, волоча на своем горбу недораспроданные розы и гвоздики…

А еще, помимо газового давления, во всю использовалась простая вода из-под крана, которой мы квас разбавляли.

Деньги текли в наш карман рекой. Покат мы не склеили двух смазливеньких девчонок и в гулянках с ними не растратили выручку на месяц вперед. Тогда, по предложению Маркофьева, вместо кваса началась торговля чистой водой — по сорок копеек за кружку. Над кранами мы повесили табличку: "Квас обесцвеченный, специальный"… Хлорированная влага расходилась на ура.

Тоска по идеалу как вывод из прочитанного. Практическая жилка наличествовала в моем друге всегда. А я не мог ее в себе развить. Несмотря на его помощь. Я стыдился того, о чем теперь так лихо повествую. Стыдился зарабатывать деньги. Не нонсес ли это? Эта возникшая лихость — результат воздействия Маркофьева, итог произошедших во мне позитивных перемен.

Обещание. И вы добьетесь такого же, если будете неуклонно следовать советам и принципам, изложенным в "Теории глупости".

Однажды к в нашу квасную палатку, покачиваясь, пришел пьяный. И спросил, нет ли у нас пива.

Мы переглянулись.

— В этом кране жигулевское, в этом — праздрой, — сказал Маркофьев.

Пьяный выпил кружечку одного, потом другого. И остался доволен. Но удивлялся:

— Как это получается? Из одной бочки — два разных сорта?

Маркофьев ответил:

— А утром было еще и третье — старопрамен… Но кончилось.

Контрол квещн. Сколько вариантов ответа — обязательно ли два — подразумевает любой поставленный ребром вопрос?

Разбогатеть, как видно из вышесказанного, было очень просто. Раз плюнуть. Даже в детском возрасте. (И меня, и всех читателей нашего будущего пособия, по словам моего друга, ожидала именно такая перспектива.)

— Практичные, сметливые, энергичные люди существовали всегда, во все эпохи и времена, говорил Маркофьев. — Но их инициативе не всегда позволяли развернуться.

Вывод. Нас тогда, в той палатке, чуть не загребли пришедшие с проверкой работники ОБХСС. Покражу и недостачу возмещали мои родители, поскольку маркофьевские в те дни находились в реанимации после очередной железнодорожной катастрофы. Его отец потерял в той мясорубке ногу, мать — руку. Маркофьев представил все справки и документы о тяжелейшем состоянии здоровья своих близких. К Маркофьеву, по этой причине, особо и не цеплялись, ясно было, что деньги ему нужны на лекарства. Понятно было и то, что подбил его на хищения благополучный сынок благополучных родителей — то есть я. Мне и досталось по первое число. Я был посажен отцом и матерью под домашний арест до конца лета. Маркофьев же укатил к своим предкам — отдыхать и отъедаться домашними харчами и плодами сада и огорода, который возделывали не подозревавшие о том, что побывали в катастрофе и госпитале, и слыхом не слышавшие о реанимации безрукие и безногие инвалиды.

— Не горюй, скоро тоже станешь зажиточным, как и я, — уверял Маркофьев уже в те далекие дни. — Игра только начинается.

И теперь продолжал меня воодушевлять:

— К обретению богатства идут прихотливыми путями. Я встречался не то с Рокфеллером, не то с Ротшильдом, не то с Дюпоном. Эти богачи все на одно лицо. И он, то ли Рокфеллер, то ли Дюпон, мне поведал, как стал миллионером. Был от рождения натуральный бедняк. И вот купил на шестой авеню яблоко за десять центов и перепродал на восьмой авеню за пятнадцать. Купил на эти пятнадцать центов два яблока поменьше и продал за тридцать. Купил уже три яблока…

Вопросы на развитие воображения.

Как разбогател Маркофьев:

а) упорным трудом?

б) вместе со всеми солдатами и офицерами?

в) вместе со всеми чернобыльцами?

г) объединив три вышеназванных пункта?

д) вместе со всей страной?

е) можем ли мы сказать, что судьба Маркофьева неотделима от судьбы вскормившей и вспоившей его страны?

Маркофьев же, в отличие от американцев, изобрел свой способ. Стал приезжать в казино, бродил по залам игровых автоматов, высматривая, возле каких одноруких бандитов посетители сидят подолгу, бросают в щель много денег и уходят в досаде, что ничего не выиграли. После их ухода устремлялся на освободившееся место и впихивал в прожорливую пасть-прорезь одну-две монетки… Из недр же высыпались монбланы мелочи… Маркофьев перетаскивал ее в свой автомобиль ведрами. Или менял в кассе на крупные купюры.

— Понимаешь, эти автоматы так хитро устроены, — объяснял он, — что критическая масса наполнения строго нормирована. Чуть достигла нужной отметки, происходит выброс…

Как же непроходимо глуп я оставался! На другой день, собрав все наличные средства, дернул в ближайший зал игровых автоматов. Ходил и высматривал клиентов, которые, устав тягаться с сияющими, похожими на вертикально поставленные гробы с музыкой, ящиками, побросав в их недра кучу денег и не дождавшись победного итога, отваливали. Едва они поднимались со своих мест, я устремлялся к покинутому креслицу и пихал, пихал в металлические рты с плотно стиснутыми губами монеты одну за другой. Мне необходимо было добыть кучу денег — чтобы вернуть по глупости утерянное добро.

Надо ли говорить, что через пару часов я проставился в пух и остался без гроша.

Маркофьев веселился, узнав о моем маневре. Хохотал до слез.

— Да ты просто чемпион по несчастьям! — приговаривал он. — Ты их будто притягиваешь. Они к тебе липнут. Ты — как магнит. Все у тебя не ладится.

Впрочем, какой был прок меня распекать? Я и сам был о себе не слишком высокого мнения. Ему не надо было меня в этом убеждать. То, что он говорил, было справедливо. Очевидно. И не требовало дополнительных доказательств.

Отсмеявшись, Маркофьев посерьезнел.

— Ты не дослушал меня, — сказал он. — И не понял истории, которую поведали мне не то Морган, не то Рокфеллер. Они мне сказали: "Мы бы так всю жизнь торговали зелеными яблоками, если бы в Сан-Франциско не умерла наша бабушка и не оставила нам наследство в тридцать два миллиона!" Да, поверь, миллионеры так и торговали бы зелеными яблоками, если бы не бабушкины сбережения. А я бы так и шакалил по игральным залам, если бы не имел накопленных миллиардов и не произвел серию выгодных женитьб.

— Начиная с Лауры? — простодушно ляпнул я.