— Но ведь Родина принадлежит не только тебе! — патетически восклицал я, ужасаясь его рассказам.

Маркофьев же скромно отвечал:

— Невелика хитрость — продать то, что принадлежит тебе. Фокус в том, чтобы продать то, что тебе не принадлежало и не принадлежит…

Он прибавлял:

— Мы скупим все. И распродадим все. И наварим на общенародной глупости такие барыши, которые даже не снились саудовским миллиардерам…

Одним из первых, нет, самым первым он смикитил, какие богатства хранятся в Кремлевских закромах. Глупые зарились на золото и мраморные пресс-папье из хранилищ, где были свалены подарки, врученные нашим лидерам главами иностранных компартий. Умный Маркофьев за бесценок скупил коллекцию вин и коньяков.

— Знаешь, что мы пьем? — спрашивал он меня, разливая рубинового цвета напиток в бокалы из богемского хрусталя. — Итальянское кьянти за миллион долларов. Эта обугленная бутылка была найдена возле Везувия в 1347 году… Ей семьсот лет. Ее подарил Брежневу Пальмиро Тольятти… Хотел стать во главе Италии. Но Брежнев ему не помог. И тогда, пожалев о столь дорогостоящем презенте, который был сделан напрасно, Пальмиро скончался… А виски, которое мы сейчас отведали, привез Сталину Черчилль… Эту ячменную симфонию выдерживали в вересковой бочке три века… И хранили в помещении бывшей подземной библиотеки государя Ивана Третьего. Ну, а сей портвешок притырил Ленину Герберт Уэллс… Естественно, когда он с Ильичем нализался этой бурды, то потом написал "Россия во мгле…"

Большую часть редкостных амброзий он перепродал потом английской палате лордов, выручив на этом несколько миллионов…

Кроме того, обещал английским пэрам, что передаст им в пользование на 99 лет Георгиевский дворец — чтобы те могли устраивать выездные балы с девицами легкого поведения, не опасаясь быть застуканными женами…

После завтрака мы порой отправлялись бродить по его поместью. "Родовому гнезду", как он сам его называл. На огромных пространствах был разбит ботанический питомник.

— Как по-твоему, растения — мыслящие существа? — спросил однажды Маркофьев.

— Конечно, — ответил я. — Ты разве не читал последние исследования в области ботаники? Растения воспринимают музыку, откликаются на слова, Они могут даже улавливать мысли. Урожайность повышается, когда над полем пшеницы или кукурузы звучат бравурные марши…

— И я о том же, — подхватил он. — Ты ведь, наверно, слышал, что лучше всего принимаются и приживаются украденные растения. Не те, которые куплены за деньги, а вот именно похищенные. Унесенные из домов друзей и оранжерей, в цветочных горшках и просто торопливо обломанные впопыхах и украдкой. Сколько раз я наблюдал: купленные кактусы и гортензии загибаются, а уворованные из ботанического сада идут в рост… Почему так происходит? Я много об этом думал. И пришел к выводу: растения одобряют воровство. Поощряют его. Более того: считают прогрессивной формой жизни. Ведь ты сам говоришь: они мыслящие существа…

В задумчивости он вопрошал:

— Исправиться? Измениться? Но я делаю то, что мне нравится. Понимаешь, мне нравится воровать, обманывать, прокручивать аферы… Мне нравится быть, как ты говоришь, нечестным. Тебе нравится быть честным, а мне нет! Вот и все. Каждый получает удовольствие от разного. На вкус и цвет товарищей нет.

Он говорил:

— Что я могу с собой поделать, если воровство — черта моего характера! Ты ведь меня помнишь. Тырил все, что подвернется. Хоть авторучку, хоть мыло из общественного туалета. И так приятно, легко на душе, когда что-нибудь украдешь…

Вздыхая, он мечтал:

— Ах, как бы я хотел приобрести или украсть ядерный чемоданчик…

(И ведь он добыл его, этот чемоданчик, впоследствии).

Попытайтесь разложить характер Маркофьева на составные части. Какие черты в нем привлекают:

а) откровенность

б) щедрость

в) математический склад ума

в) энциклопедическая образованность

Какие черты в нем отталкивают:

а)

б) впишите сами

в)

Контрольные вопросы:

1. Есть ли среди ваших знакомых личность, равная по масштабам Маркофьеву?

2. Если бы не данный Учебник, смогли бы вы близко познакомиться с подробностями быта и вершинами духа такого геракла и геркулеса, как мой друг?

А в аквариуме у него жила мурена. Каждый день специальный самолет доставлял спецрейсом в специальном контейнере с океанской водой трех выловленных в Индийском океане тигровых креветок, которых мурена съедала, высунувшись из своего грота. Маркофьев за ней с восторгом наблюдал.

— Во жрет! — восклицал он. — У нее прямо волчий аппетит…

— После Вьетнама и Монголии, — рассказывал он, — я повез лучший в мире советский цирк на гастроли в Латинскую Америку — в Аргентину, Чили и Мексику. И там разбогател во второй раз. Провернул месячные гастроли за четыре дня. Сбил бригаду фокусников и гимнастов, купил двух медведей и одного осла… Имею в виду режиссера-постановщика… А заодно загрузил контейнер детскими книжками на испанском языке. Их тогда наши государственные издательства штамповали миллионными тиражами — непонятно для кого. Но мы неуклонно проводили политику дружбы со всеми народами! — Голос его, когда он провозглашал железобетонные лозунги прежней эпохи, делался и точно — металлическим. А потом бархатно мягчал. — Те народы эти книги, изданные на их родном наречии, естественно, не покупали, мы тоже не испытывали нужды ни в испанском, ни в корейском языках, вот великолепно изданные тома и пылились на складе. Отличная бумага, яркие краски… Я их взял за копейки, а там, в Чили, Аргентине и Мексике толкнул по двадцать долларов за штуку… Это, конечно, была мелочь по сравнению с торговлей истребителями, но я там купил пещеру с сокровищами исчезнувшего племени майа… И выгребал оттуда серебро экскаваторными ковшами…

Контрольный вопрос. Можно ли было не восхищаться его сметливостью, изворотливостью, расторопностью?!

Я и восхищался.

До чего мне хотелось забраться в его черепную коробку, посмотреть, как устроен его мозг, увидеть, каким образом высекаются, будто кресалом, необъяснимые и непонятно с чем связанные и откуда проистекающие идеи, обнаружить, откуда берутся, подыскиваются, выплывают неожиданные аргументы, которые в другие головы не забредают ни под каким предлогом…

Увы… Я пока не мог разобраться в принципе действия своего собственного рассудка… Чего уж было плутать в чужих потемках!

Он же продолжал меня словно бы поддразнивать, заявляя непостижимое:

— Было время, когда я не просекал, что деньги просто валяются под ногами. Наклоняйся и собирай… Греби. Этими самыми ковшами…

— Тебя, наверно, интересует, за что меня хотели шлепнуть и в итоге шлепнули? — спрашивал Маркофьев. И, хотя я никоим образом не проявлял любопытства и не задавал лишних вопросов, он пустился в пересказ трагических событий. — Да, напоминание о твоей книге вдохнуло в меня новые силы. Окрылило. Я вспомнил, каким был раньше. В юные годы. И решил тряхнуть стариной. Ее издание принесло мне гроши. Но их хватило, чтобы закупить в Японии коробки для японских телевизоров. — Я воззрился на него с удивлением, а он продолжал. — Ерундовое дело, зато в Польше их покупали с большой охотой. — Я опять посмотрел на него изумленно, а он опять ответил с подкупающей откровенностью. — Там ведь налажено производство еще и псевдояпонской техники: магнитофонов и телевизоров. Потом в Бангладеш я запустил линию по производству американских джинсов. И гнал их в Китай. А одежду от Труссарди, Версаче и Ив Сен Лорана, которую мы строчили на фабриках в Тай-Пее и Нижнем Тагиле, поставлял в Штаты… Затем нашлось более интересное применение моим способностям. Из Германии в Россию чего только не везут! Но меня привлекли пиво и сигареты. В Польше — опять-таки в обмен на японские коробки — мне позволяли невинные шалости: вместо следующих из неметчины опломбированных вагонов с сигаретами и цистерн пива, я цеплял к составам такие же опломбированные, но содержащие несколько другую консистенцию товара контейнеры. При этом сертификаты оставались настоящие, прежние. Бедные фрицы-коммерсанты, приезжая в Россию и пробуя свое пиво, кривились и ничего не могли понять.