Филипп с большим волнением прислушался к вопросительным ноткам в ее голосе.

— Я так боялся, что вы заметите это! — быстро ответил он. — И еще я боялся, что вы обидитесь… Я не успел выехать вам навстречу в баркасе. По некоторым обстоятельствам мне пришлось скрываться на пристани в толпе. Дело в том, что я следил за одним чрезвычайно важным для нас человеком. Я уже давно ищу его и заметил как раз в тот момент, как вы высадились на берег. Вот чем все и объясняется! Вот почему… у меня такой глупый вид.

Он деланно усмехнулся.

— Если вы будете так любезны и разрешите мне на несколько минут удалиться, то все устроится самым благополучным образом! Не придумаете ли вы какого-нибудь предлога для остальных? Я не хотел бы, чтобы это бросалось в глаза и послужило предметом разговора. Я вернусь к вам через несколько минут, и у вас уже не будет основания жаловаться на мой невеселый вид! Обещаю вам!

Мисс Брокау немедленно освободила его руку.

— Конечно, конечно! — воскликнула она. — Я понимаю ваше состояние! Поторопитесь, вы можете потерять его из виду. Это было бы очень нежелательно. Правду сказать, я предпочла бы пойти вместе с вами, но…

Филипп повернулся к фактору и Брокау, которые шли совсем близко позади него.

— Я вынужден расстаться с вами, — сказал он. — Я уже извинился перед мисс Брокау и обещал ей вернуться через самое непродолжительное время. У меня чрезвычайно спешное дело!

Не дожидаясь ответа и не теряя ни одной минуты, он поспешил к берегу. Как и следовало ожидать, след Жанны и Пьера давным-давно простыл. Филипп понял, что их следует искать только в одном направлении, близ той скалы, где он уже встретился с ними однажды. Очутившись в лесу, он так ускорил шаги, что почти бежал. Он было достиг уже подножья огромной скалистой гряды, которая высоко подымалась над водой, как вдруг заметил какую-то фигуру, которая при более тщательном рассмотрении оказалась мальчиком-индейцем. Филипп решительно двинулся в его сторону, желая навести некоторые справки. Если Жанна и Пьер прошли здесь, то мальчик не мог не заметить их.

Но еще до того, как он заговорил, мальчишка подбежал к нему и протянул то, что держал в руке. Вопрос, готовый сорваться с уст молодого человека, немедленно превратился в восклицание, когда он узнал платок, который он сам несколько дней назад нашел на скале, а затем туда же положил вместе с письмом. Если это был не тот самый платок, то, во всяком случае, очень походил на него. Он был связан узлом, и Филипп немедленно нащупал в нем сложенную бумагу. Он с такой стремительностью начал развязывать узел, что чуть-чуть не порвал платок, а вместе с ним и письмо.

Оно содержало только три строчки, написанные чрезвычайно тонким, старомодным шрифтом, но их было вполне достаточно для удовлетворения внутренней жажды Уайтмора. Он с дико бьющимся сердцем прочел их:

«Не угодно ли господину пожаловать

сегодня на место первой встречи

между девятью и десятью часами вечера?»

Не было никакой подписи, но Филипп не сомневался, что писала Жанна. Он определил это по микроскопически-крохотным буквам, столь же нежным и тонким, как и кружевной платок, из которого только что было извлечено письмо. Были еще другие признаки чисто психологического свойства и столь характерные для этой загадочной девушки, принадлежавшей к столь же загадочному народу.

Он прочел эти строки раз пять-шесть подряд и повернулся к мальчишке, который было скрылся за скалой.

— Эй, ты, послушай! — крикнул он по-английски — Поди-ка сюда! Вернись!

Но мальчишка только оскалил белоснежные зубы, метнул ослепительную улыбку и понесся дальше. Взор его, оторвавшийся от Филиппа, вознесся к самой вершине скалы. Уайтмор уловил этот взгляд, моментально понял его значение и догадался, что Жанна и Пьер заметили его приближение и для того, чтобы предупредить нежелательный визит, послали вниз мальчика с письмом.

Не лишено вероятия было и то, что они и в настоящее время следили за ним, и это предположение наполнило молодого человека такой бурной радостью, что он снял шапку и долго размахивал ею в воздухе в знак того, что охотно принимает столь странные условия свидания.

Он, конечно, не вполне понимал положения вещей. По его мнению, было гораздо проще встретиться немедленно, через две-три минуты и тут же на месте поговорить. Какой смысл откладывать свидание до позднего вечера? Но основная суть тайны, в которую он с каждым днем уходил все глубже и глубже, придавала этой детали столь незначительный характер, что он решил целиком принять условия, и поэтому тотчас же повернул в сторону Черчилла.

В первую минуту он хотел было вернуться к Айлин и ее отцу, но по дороге изменил намерение. Он нашел, что в данную минуту всего важнее повидаться с Грегсоном. Несомненно, художник ждал его, и поэтому он решительно направился к своей хижине, причем все время шел лесом; таким образом, никто не мог его заметить.

Грегсон ходил взад и вперед по комнате, когда Филипп вошел туда. Шаги его были быстры и нервны. Он глубоко засунул руки в карманы брюк. По всему полу были разбросаны недокуренные папиросы. При виде приятеля он перестал ходить по комнате, устремил свой пристальный взор на Филиппа и несколько мгновений не говорил ни слова.

Наконец, он прервал томительное молчание:

— Ну-с, молодой человек, что вы имеете сообщить мне? — спросил он.

— Ровно ничего! — ответил Уайтмор. — Пока я еще ровно ничего не узнал. Ради создателя, если у тебя имеются какие-нибудь интересные новости, сообщи мне их немедленно!

На этот раз в твердом, решительном выражении лица Грегсона не было ничего женственного. Он заговорил с некоторым оттенком насмешки.

— Ты должен был все время знать и понимать это: мисс Брокау и девушка, которую я рисовал — одно и то же лицо! Ты знал это и молчал! Зачем ты это сделал? Мне очень интересно знать причину твоего жульничества.

Филипп не обратил внимания На последний вопрос. Он быстро подошел к художнику и схватил его за руку.

— Но это невозможно! — воскликнул он, стараясь, насколько возможно, подавить свое волнение. — Не может быть, чтобы это была одна и та же девушка! Пароход, на котором прибыла мисс Брокау, вышел из Галифакса, где была его последняя остановка, и шел сюда прямым рейсом. До тех пор, пока она не увидела наших берегов, она находилась на расстоянии двухсот миль от суши. Айлин Брокау — такой же новичок в этих местах, как и ты! Вот почему я никоим образом не могу принять твое предположение!

— Тем не менее, — совершенно спокойно произнес Грегсон, — девушка, которую я на днях увидел впервые в жизни, была мисс Брокау, и именно ее портрет висит у нас на стене.

Он указал на эскиз. В его голосе слышались совершенно особенные, характерные нотки, которые убедили Филиппа, что, как бы он ни старался, ему не удастся переубедить своего приятеля. Ни логика, ни аргументы в данном случае ничего не могли сделать.

— Это была мисс Брокау, — снова начал Грегсон. — Быть может, она прибыла в Черчилл на воздушном шаре, позавтракала здесь, снова заняла свое место на шаре и улетела прочь, на корабль, где ее поджидал отец. Так или иначе, отбросив в сторону всякие нелепые предположения, я констатирую несомненный факт, что несколько дней назад она изволила посетить наш порт. Вот какую гипотезу я намерен разрешить и поэтому прошу тебя одолжить мне на неопределенный срок письмо, адресованное лорду. Ты должен дать мне слово, что в продолжение нескольких дней ты ни намеком не обмолвишься относительно этого письма в присутствии Брокау! Это — необходимое условие!

— Но мне почти так же необходимо показать его Брокау! запротестовал Филипп.

— Почти, но не совсем!

Грегсон помедлил и продолжал:

— Брокау и без того прекрасно понимает всю сложность и серьезность положения. Дело в следующем, Филь: ты начал борьбу, а теперь разреши мне ее закончить. Не говори обо мне Брокау — ни отцу, ни дочери! Я не хочу еще встречаться с ними, хотя один бог знает, каких усилий мне стоит не побежать к ним вместе с тобой! Я сдерживаю себя только из этой проклятой дружбы к тебе. Теперь она показалась мне еще красивее, чем в тот день! Гораздо красивее!