Мы отбежали на полкилометра, после чего полковник сбросил темп, давая нам, не привыкшим к таким резким нагрузкам, перевести дух, к явному облегчению нашего старца. Дальше мы пошли пешком.
Вскоре пересекли поле, по пути показалась асфальтированная дорога, судя по всему, ведущая в город. На ней виднелось несколько машин, несущихся из города на бешеной скорости, правда, далеко от нас.
Мы не стали останавливать их, даже не воспользовались удобным, потому как твёрдым и сухим, асфальтом, а быстро пересекли дорогу и «растворились» в лесополосе, проложенной вдоль дороги.
И нам не нужны были объяснения, почему мы пошли так, а не иначе, поскольку уже убедились в том, что может произойти, если держаться легко просматриваемой с высоты местности и выделяться на фоне чего-либо.
Далее поля закончились. Равнинная местность сменилась на пересечённую с ярами и оврагами, поросшую «голыми» кустарниками — настоящую болотистую глушь.
— Отличное место, что бы скрыться ото всех, — заметил полковник и, пытаясь находить как можно более «удобную» тропу для движения, лез через самые непроходимые заросли и спускался в самые глубокие овраги.
— Помните: лучше испачкаться в грязи, чем в собственной крови, — приговаривал он, и эта фраза быстро превратилась для нас в некий лозунг. И никто не возражал — мы сами лезли через самые глухие места.
Километры проходили за километрами, близился полдень. Все мы уже по колено были вымазаны в грязи. Со стороны могло создаться впечатление, что сквозь чащу пробирается отряд беженцев-бомжей, пытающихся нелегально пересечь границу. В некотором смысле, это была правда, так как теперь все мы действительно оказались бомжами, лишившись не только места прописки, но и родного города.
К обеду мы выбрались из труднопроходимой местности. Дальше вновь простирались сплошные поля. А за ними едва заметной дымкой над горизонтом поднималось облако полыхавших в городе пожаров. Там неиствовал настоящий ад, понимали мы, но всё равно стремились туда, ведь более нам некуда было податься.
Решив сделать перевал, мы остановились у лесополосы, в месте, где деревьев было больше всего, чтобы со стороны нас не заметил вероятный противник. Разложили подстилку, выложили кое-что из припасов и спешно начали пережёвывать пищу. Именно пищу, так как полноценной едой отломленный кусок хлеба с наспех отрезанным ломтем колбасы её было не назвать. После поспешного приёма пищи, машинист с полковником закурили.
— Может, по глотку? — предложил машинист, кивая на припрятанную в кармане бутылку. Видно у него это входило в ежедневный «рацион».
— Нет, нельзя, — возразил полковник. — В сложившейся ситуации мы должны сохранять трезвую голову, необходима быстрота реакции. Сейчас даже от мгновенного промедления может зависеть, жить нам или нет.
— Ну, ладно, — развёл руками машинист. — Давайте хоть познакомимся друг с другом, а то мы как не свои. Меня вот звать Женя Тополёв, старший машинист локомотива, а вас?
Вздохнув, тот отрапортовал:
— Полковник Сбруев, Олег Иванович.
— Валера Беспятков, водитель всех возможных категорий, — добавил мой бывший сосед по купе.
— Игорь Савельев, инженер-строитель, — представился я.
— Вячеслав Михайлович Оксименко, штурман-судоводитель, — заключил «старик».
— Значит моряк? — понял Валера.
— Так и есть, — кивнул тот.
Теперь стало понятно, откуда у него взялась эта выносливость и стойкость. Настоящие моряки всегда этим отличались.
— Военный или гражданский? — спросил полковник.
— Нет, гражданский, — ответил Вячеслав Михайлович. — Это я только в детстве хотел плавать на военном корабле. Но пошёл на гражданские. И ни разу об этом не пожалел. Видел много стран, встречал разных людей, подчас забавных, — на этом он улыбнулся, видимо, вспомнив что-то весёлое из «прошлой» жизни. — Вот, например, стоял я как-то на капитанском мостике. Я ещё вторым помощником тогда был. И тут, значит, рулевой начинает сдавать вахту. А молодой ещё матрос был тот — как раз в первый рейс пошёл. Ну, и нужно доложить сменяющему курс судна. Он смотрит на гирокомпас и так уверенно, ничуть не смутившись, рапортует: «Курс 361 градус». Вахтенный матрос смотрит на него округлёнными глазами, а я на него, дескать, чего уставился — принимай управление. И только спустя время до меня доходит, что что-то здесь не так. Смотрю: а на компасе стрелка чуть-чуть перевалила за деление 360, а нуль там ведь не указан. Ну, я поворачиваюсь к тому матросу и спрашиваю: «Точно 361?». «Так точно», — отвечает тот. «Может, тогда и 364 может быть?» — продолжаю я. «Ну…да». И только тогда тот, наконец, понимает, что наговорил. Да, в общем, и не такое бывало…
Так старик и рассказывал дальше, как с ним приключались разные истории. Подобные байки любят рассказывать бывалые моряки. Однако, впрочем, в них не было ничего невероятного, поэтому, пользуясь свободной минутой, вместо того, чтобы излагать их здесь, я попытаюсь вкратце описать людей, вместе с которыми я отправился в этот путь и с которыми мне придётся бок о бок преодолеть ещё не один километр.
Начну, пожалуй, по старшинству, с бывшего штурмана, оживлённо занятого в этот момент рассказом о своих былых подвигах.
Это был худощавый поседевший в свои шестьдесят с лишним лет, старик, с впалыми щёками и слегка выпученными от этого глазами, узким прямым носом и выделяющимися из-под шапки большими ушами. Среднего роста, он просто излучал некую стойкость и в то же время морскую дружелюбность. Он, похоже, всем и сразу понравился своим добрым нравом, отчего его сразу же зауважали.
Далее — полковник — наш капитан и предводитель, человек, который единственный мог спасти наши, не готовые к подобным испытаниям, души. После налёта истребителя мы навеки остались у него в долгу, отчего ему внимали до последнего слова, беспрекословно исполняя все его наставления. Поэтому он был не просто назначенный кем-то командир, а командир, которого избрали подчинённые, причём молча и единогласно.
В общем, это был самый обычный офицер ещё той, старой закалки. В меру суровый, он просто излучал решительность, дисциплинированность и отвагу. Казалось, он всегда знал, как поступить и что предпринять. За ним действительно ощущаешь себя «как за каменной стеной». Это был человек чуть выше среднего роста, подтянутый и всегда бодрый. Возраст его выдавала разве что морщинистая кожа лица, правильные черты которого добавляли колорита его армейской натуре.
Машинист и Валера были примерно одного возраста — лет по сорок, поэтому начну с последнего, которого на то время я узнал немного больше других.
Валера был немного полноват, но для его профессии это было вполне нормально, а также довольно крепким физически. Немного ниже среднего роста, у него было практически круглое лицо с полными щёками, покрытыми двухдневной щетиной и слегка выпученными глазами. Но в целом, он был довольно мягким, как мне тогда показалось, человеком, отчего душевное обаяние его вполне перекрывало не очень удачную внешность.
Машинист Евгений был выше всех нас, поджарый и довольно серьёзный человек, правда, любивший выпить, что сложно было не заметить. Однако он был из числа тех людей, которых мы называем лидерами, такой же, как и полковник, правда, менее хваткий, отчего они друг с другом сразу поладили — полковник стал командиром, а он его замом или что-то вроде того.
И, наконец, я двадцатисемилетний парень, самый молодой из нашей пятёрки. Довольно приятной внешности, и это не только моё личное мнение, ростом метр восемьдесят с достаточно короткой стрижкой.
— …вот так вот, а ведь мог и капитаном стать! Но, видать, не судьба! — закончил свой рассказ Вячеслав Михайлович и махнул рукой.
— Что ж, — обвёл нас решительным взглядом Олег Иванович после непродолжительной паузы, косясь на циферблат «командирских» часов, — собираемся! Отдых окончен!
Мы спешно собрались, не пререкаясь и не возражая. Вскинули на плечи сумки и вперёд. На войне, как говорится, как на войне, то есть служба есть служба и никуда теперь нам от этого было не деться.
