Я в момент замер на месте: судя по всему, просто так уйти не получится. Я медленно подтянул к себе винтовку, начав, было разворачиваться, чтобы принять бой, но тут я услышал выстрелы и не из М16, а из нашего АК.

Я мигом обернулся: несколько солдат в белых маскхалатах упали, сражённые метким огнём стрелка, стрелявшего из окна. Другие солдаты отпрыгнули за укрытия, но по ним шарахнули из гранатомёта.

Сомнений быть не могло — это был полковник, прикрывавший моё отступление и взявший тем самым удар на себя, чтобы дать мне уйти, единственному, кто ещё мог.

Как бы я не хотел тогда помочь ему, но не мог, иначе мне было бы не выбраться. Теперь он остался один, и надеяться ему оставалось лишь на себя самого.

Я не знал, сколько продержится Сбруев, отчего мне следовало торопиться, чтобы успеть выбраться и уйти на безопасное расстояние.

Я ещё раз осмотрелся: полковник бросил гранату, но лишь только дым рассеялся, по нему открыли бешеный огонь оставшиеся в живых. Теперь их волновал лишь автомат в окне и, совсем позабыв обо мне, они устремились к зданию, быстро перебегая от прикрытия к прикрытию, постоянно посылая очередь за очередью по окнам, не давая полковнику даже выглянуть из окна.

Я развернулся, продолжив своё движение. Мост между мной и полковником рухнул, и более не оставалось и шанса, на то, что я когда-нибудь ещё увижу полковника. Наши пути разошлись, теперь уже навсегда.

Я отполз ещё метров на двадцать. Выстрелы позади меня всё не прекращались: полковник дрался, как зверь, до последнего, пытаясь как можно дороже продать свою жизнь, посылая из автомата очередь за очередью, гранату за гранатой.

Вертолёты кружили вокруг, беспомощно вертясь вокруг здания: они ничем не могли помочь своим солдатам, пока те были в здании.

Но вскоре спереди зашумели двигатели танков и машин: видимо, враги вызвали подкрепление.

«Теперь бы только не попасться, когда я уже на пол пути к спасению,» — мелькнула у меня в голове мысль.

Я мигом перебрался в ямку поглубже и затаился, ожидая, когда проедет вражеская техника, и я смогу продолжить свой путь.

Шум быстро нарастал. Я буквально вжался в снег, стараясь, чтобы меня вообще приняли за кучу какого-нибудь мусора. Ботинками я зарылся в сугроб, оружие подобрал под себя.

«Уж теперь-то не должны заметить,» — надеялся я. Собственно, больше мне надеяться уже было не на что.

Грохот двигателя танка, переваливающегося через горы разрушенных строений, нарастал. Внезапно рев его двигателей усилился ещё больше. Я понял, что сейчас что-то должно произойти и ещё сильнее вжался в землю-матушку, как делали это наши солдаты, вжимаясь в окопы при наступлении немецких танков.

Буквально тотчас же меня накрыла беспросветная тень. Гусеницы, быстро переваливаясь по сугробам, всем своим весом навалились на груды обломков прямо над моей головой. Сердце бешено заколотилось, едва не вырываясь из груди.

Я затылком ощутил, как надомной пронеслась многотонная машина, кожей почувствовав весь её вес. Ещё чуть-чуть поддайся обломки вокруг меня под огромным весом, и мне было бы несдобровать.

Грохот перекатывающихся по снегу гусениц удалился, но я ещё некоторое время продолжал неподвижно лежать, постепенно приходя в себя. Первое время я даже не заметил, что меня присыпало снегом, который вскоре неожиданно сыграл мне на руку.

Лишь только я собрался продолжить движение, как услышал приближающиеся голоса солдат. Я понял, что если они меня обнаружат, то в живых не оставят, но и противостоять им я был не в силах. Мне оставалось лишь надеяться, что меня не заметят, оставаясь неподвижным сугробом, в который никто не должен был наступить. Ведь я не был камнем и обязательно бы поддался под весом того солдата в полном облачении, а то и вовсе мог прикрикнуть от боли, смотря, куда бы тот угодил своим каблуком.

Солдаты приблизились, я уже мог отчётливо расслышать их быстрые шаги по скрипящему снегу, перебегающие с места на место под постоянным огнём прикрытия одного из солдат.

Один из солдат пробежал рядом, остановившись на время совсем недалеко от меня.

Я замер на месте, не смея даже дышать, напряжённо слушая, что происходит вокруг.

Автоматная очередь где-то с боку оборвалась и тот, что сидел возле меня, громко крикнул:

— Move! Move! Move![1] — и стал выпускать из автомата очередь за очередью.

Я ощутил, как гильзы полетели прямиком мне на спину, ещё горячие, грозя повредить мою маскировку обугленными тёмными пятнами.

Но стрелок, к счастью, не обратил на это внимания. Отстреляв рожёк, он побежал дальше, а вместе с тем послышались и удаляющиеся шаги остальных.

Я облегчённо вздохнул и, подождав ещё некоторое время, двинулся вперёд.

Тем временем, позади всё реже звучали очереди из АКМ. Всё чаще стреляли из М16, не скупясь на патроны. Затем прозвучал взрыв, похоже, гранаты, но затем опять очередь из АКМ и новый, двойной взрыв гранат.

Я ощутил, как здание позади меня содрогнулось, и на землю грузно обрушилась часть несущей стены здания. Очереди из автоматов на какое-то время прекратились. Я обернулся, краем глаза заметив перебегающих с места на место солдат возле здания. И затем очередной выстрел из гранатомёта из окна и несколько американцев, громко вскрикнув, упали замертво.

Значит, полковник ещё жив, понял я и оживлённо пополз дальше.

Еще метров пятьдесят я прополз под звуки стрельбы, раздававшиеся со стороны всё того же здания, после чего выстрелы прекратились.

Я оглянулся: неужели это конец? И полковника, так героично сражавшегося с противниками, больше нет?

Но нет, что-то было не похоже: солдаты как-то слишком нервно отбегали от здания, в котором только что должны были подавить неприятеля. Выходит, полковник ещё жив и продолжает сопротивляться. Но что же враги: неужели они отступают?

Я увидел как двое солдат, подхватив раненного, тащили его под прикрытием балконов к другому зданию. И тут я понял, что враги больше не будут атаковать его. Похоже, они решили использовать то, что пока без толку кружило вокруг — вертолёты.

«Вот сейчас бы ударить по ним из РПГ, когда они того не ждут,» — думал я. Но не мог этого сделать. Да я, возможно, мог сбить один из них, но вряд ли бы спас таким образом полковника, а к тому же, положил бы ещё и свою жизнь, не сделав того, ради чего он пожертвовал собой.

Я проклинал своё бессилие, но ничего не мог поделать. Будь нас хотя бы четверо, тогда, возможно, мы смогли бы сейчас завязать бой, но не теперь, когда я остался один. Один в поле не воин и никуда от этого не деться.

Я пополз дальше, ощущая, что жить полковнику теперь уже оставалось совсем не долго. Старуха с косой затаилась где-то неподалёку, готовая в любой момент исполнить своё предназначение.

Но далеко отползти я не успел. Сверху, поднимая под собой облако из снега и мусора, подлетел вертолёт и, зависнув в двух десятках метров над землёй, прицелился.

Долго пилот не ждал и почти сразу нажал на спусковой крючок.

Два мощных пулемёта расположенных по бокам от кабины полыхнули огнём, в считанные секунды изливая на здание сотни крупнокалиберных патронов и осыпая снег бесчисленным количеством стреляных гильз.

Стены здания, толщиной не менее полуметра перерезало, словно они были сделаны из бумаги. Огненные струи пулемётов проходили по зданию буквально как сквозь масло, кроша его на крупные и мелкие куски.

Около минуты он продолжал истязать и без того обветшавшее здание, после чего сбоку от него вспыхнула яркой вспышкой стартующая ракета. Раздался мощный взрыв, и половина здания, в котором находился полковник, с неимоверным грохотом обрушилась, подняв вокруг обширное облако пыли.

Холодный порывистый ветер быстро сдувал облако в сторону, открывая взгляду оставшиеся части разрушенного, искромсанного до предела старинного здания, в котором уже не было полковника. Олег Иванович уже был далеко отсюда.