Он не смущаясь встретил взгляд Картера. Это был взгляд сильного человека и бойца. Промолчав, Вилли добавил нежно, точно говорил с другом. – Конечно, все зависит от того, как вы поступите со мной, Картер. Если вы совершенно «устраните» меня, придется кому-нибудь другому выслеживать вас.

Глаза Картера потухли, и со своеобразным легким смехом он предложил Вилли свежего табаку.

– Хотите, старина, я скажу вам, что я собираюсь сделать? – предложил Боб. – От этой хижины до ближайшего поселка шестьдесят миль, а вы по крайней мере две недели будете не в состоянии тронуться с места. Завтра утром я оставлю вас здесь одного. В хижине достаточно еды, и вам будет хорошо. Между тем ваши станут рыскать повсюду, но к тому времени, когда вы завяжете с ними отношения, мы с моей женой эмигрируем. Разве не хороший план?

– Досадно, – проворчал Мак-Вей. – Мне следовало раз шесть прострелить вас на расстоянии трехсот шагов, а я так скверно стрелял…

– Совсем не так дурно, – прервал его Картер, – вы попали бы в меня все эти шесть раз, если бы я не лежал за скалой. Вы стреляли насмерть, как и подобает доброму, мягкосердечному гражданину, подчиненному закону. Я стрелял иначе. Когда я нашел нужным обезоружить вас, я послал ровно одну пулю. Знаете, вы прострелили мою шапку, которую я поднял над снегом. Да, вам очень хотелось убить меня.

В сумерках Мак-Вей вспыхнул, уловив насмешку в голосе Боба.

Арктическая ночь быстро наступила. Картер принес лампу и зажег ее.

– Я не помню, что говорится в отчете, – сказал Мак-Вей, когда Картер, открыв дверцу печи, подложил в нее несколько поленьев. Пламя облило лицо Боба красным светом. Он затворил дверцу и выпрямился.

– Я расскажу, – начал Картер, и его голос выдал его волнение. – Этот собака Тоуель сделал для меня жизнь нестерпимой… По его милости она ужасна и теперь. Из-за него вы, ищейки, бежите по моему следу. Я пришел в лесной лагерь, покинув место учителя в одной из деревень в Огайо. Меня до полусмерти измучила легочная болезнь, и я весил наполовину меньше, чем теперь. Этот дьявол сразу невзлюбил меня и раз двенадцать исколотил; только из гордости я не ушел из становища полесовщиков. Наконец… Это случилось, когда я встретился с ним и его братом на уединенной лесной тропинке. Не понимаю, за что он так ненавидел меня. В этот раз он повалил меня на спину, схватил руками мое горло и сжал его так, что все почернело у меня перед глазами. Я вытащил из-за пояса револьвер и выстрелил в него. Мне пришлось три раза выстрелить, прежде чем его руки отпустили меня. Я стрелял, защищая свою жизнь, и убил его тогда, как убил бы теперь, случись это вторично. Но единственным свидетелем нашей борьбы был его брат, и он солгал на суде. Я бежал и с тех пор скрывался на Севере. Вот за что вы и вам подобные ищейки желаете, чтобы меня вздернули. Боже, как ужасен может быть закон!

Он подошел к двери хижины и открыл ее. За порогом стояла черная тьма. Резкий ветер выл над низиной. Его гул все приближался, походя на отдаленный грохот прибоя. Мак-Вей глянул через плечо Картера.

– Будет страшная буря, – сказал он.

Через четверть часа они услышали, как вихрь со стоном проносится над крышей хижины. Картер говорил. Раскалившаяся железная печка бросала красные отсветы на возбужденное лицо и блестящие глаза Боба. Трубка Мак-Вея погасла.

– Я никогда, никогда не забуду того дня, в который впервые увидел ее,

– продолжал Боб. – Я жил в форте, собираясь вести партию охотников, и однажды чинил челн, сидя на берегу реки. Было часов семь утра, солнце выходило из-за леса. Что-то зашелестело. Я поднял глаза и увидел ее… Ее волосы были распущены и в них переливались золото и медь. Она их «проветривала», как сказала потом… Позже Изабель делала то же самое каждый день, в солнечную ли погоду или в дождь. Она долго не замечала меня, а заметив, вспыхнула и убежала.

Картер не смотрел на Мак-Вея. На его лице лежало напряжение человека, созерцающего рай.

– Она приехала из Монреаля со своим дядей. Оба собирались охотиться, и им понадобился проводник. Я сделался этим проводником и… с тех пор стал верить в Бога. Она любила все дикое так сильно, как никто; любила животных, деревья, озера, реки, даже снег и бурю. Мы обвенчались до отъезда ее дяди. Время шло. С каждым днем она становилась все счастливее, все красивее и… и…

Теперь Боб говорил не для Вилли, и голос его странно замирал.

– У нас будет ребенок… вот под этим-то предлогом я и отослал ее в Монреаль. Я молю Бога, чтобы это была девочка, вроде ее. Ей хочется, чтобы родился мальчик.

Мак-Вей чиркнул спичкой. Картер вздрогнул, точно проснулся, засмеялся и вдохнул.

– Ну зачем я рассказываю вам все это? – В его голосе снова зазвучали жесткие нотки. – Иногда я сам с собой говорю о ней, и потому не думайте, что мне хочется разжалобить вас. Когда у человека есть такой ангел, ему не нужно жалости; он должен только бороться и победить… победить.

Картер поднялся, подошел к той стене комнаты, где висела полка, прикрытая кисейной занавеской, и, отдернув материю, с гордостью взглянул на Мак-Вея.

– Книги, ее книги, – произнес Картер. – Она их читала мне вслух, некоторые по два, по три раза. Одну мы почти выучили наизусть и забавлялись тем, кто из нас скажет на память большее количество строк из нее. Она каждый раз побивала меня!

Ставя книги на место, Боб стоял спиной к сержанту. Вилли взглянул через плечо Картера и увидел на полке кое-что, кроме книг. Картер повернулся и заметил выражение вопроса на лице сержанта.

– Это фотография моей жены, – сказал Боб и подал портрет Мак-Вею. На Вилли глянуло очаровательное лицо. В чистых глазах изображенной было что-то, заставившее его сердце дрогнуть. Не говоря ни слова, он отдал карточку Картеру.

Порыв метели налетел на хижину. Вилли засмеялся, и в его голосе было что-то неестественное, когда он сказал:

– По звуку ветра, мне кажется, вы отложите путешествие, которое собирались предпринять утром.

Они взглянули друг на друга. Картер улыбнулся и сел против Вилли.

– Буря меня не остановит, – сказал он. – У меня шесть хороших собак и хорошие сани. Мы двинемся на юг и скоро очутимся под прикрытием густого и высокого леса. Невежливо оставлять вас так, Мак-Вей, но что же делать…

– Готов держать пари, что вы недалеко уйдете, – возразил Мак-Вей, наклоняясь так, чтобы его лицо было в тени. – Вас ищут повсюду между фортом Черчиллем и Нельсоном. И так как вы ранили меня, с вами поступят еще строже.

Картер поднялся с места и потянулся.

– Не будем говорить о неприятных вещах, – бросил он и прибавил: – Лучше ложитесь, не то утром у вас будет лихорадка. Да не расхаживайте во сне, отыскивая ружье. Я все попрятал, кроме вот этого; оно же будет подле меня, и сплю я не очень крепко. – Он показал Мак-Вею на холодное дуло автоматического ружья Севеджа, потом поправил постель Вилли.

Мак-Вей лег; Картер потушил свет. Он долго сидел и курил. За окном бушевала вьюга; с каждым ее порывом Боб молил небо утишить ее ярость. Мысль, что Мак-Вей изменил все его планы, что он, может быть, будет в Монреале с Изабеллой раньше, чем сержант даст знать товарищам о его бегстве, прогоняла его сон. Часа через два Боб начал укладывать свои немногие необходимые вещи.

Картер разбудил крепко спавшего Мак-Вея и помог ему подняться с постели. Буря утихла. Упакованные вещи Картера лежали на полу, подле них были лыжи. Теплый завтрак ожидал на столе.

– Мне было жаль будить вас, – извинился Картер, – но я хочу перед отправлением вновь перевязать ваше плечо.

Промывая рану, Картер сказал:

– Странные существа – люди. Кажется, всем нам следует быть друзьями, а мы по большей части враги, и, как коршуны, рвем куски друг у друга. Потом бросаемся на побежденного, толкаем его в тюрьму, убиваем электричеством или веревкой, ломаем ему шею. Вот вы, например, сию минуту отдали бы меня в руки того, что называется правосудием, если бы могли это сделать. Правда?