Так оно, несомненно, и было. Чарльз не лукавил.
Поздно вечером мы въехали в Баньюванги. В предвоенные годы этот маленький городок был связан паромом с Бали и мог похвастаться энергичной деловой жизнью. С развитием авиации он потерял свое значение, и теперь лишь нефтекачалки, кинотеатры да кое-какие учреждения напоминали о его былом процветании. Обшарпанный отель, единственный в городке, стоял на заросшей травой центральной площади. Нас проводили в бетонную сырую келью, тесную и вымазанную побелкой. Над каждой кроватью громоздился деревянный каркас, обтянутый тонкой металлической сеткой. Сооружение напоминало ящик для хранения мяса и служило, как выяснилось, защитой от комаров. Полезное устройство, но определенно развивающее у вас клаустрофобию, и, будь в комнате побольше места, я бы охотно предпочел спать без него.
Послушные закону и верные данному в Джакарте обещанию, мы на следующий день зарегистрировались в местном отделении полиции, лесном ведомстве и отделении министерства информации. Министерский чиновник явно забеспокоился и даже испугался, узнав, что мы намерены поездить по окрестностям городка в поисках животных. Ему не удалось отговорить нас от этой затеи, и тогда он мягко, но настойчиво предложил нам взять одного из своих младших коллег в качестве гида и переводчика. Выбора у нас не было, пришлось согласиться.
Гид оказался мрачным долговязым юношей по имени Юсуф, которого вовсе не воодушевляла перспектива недельных скитаний по приморским деревушкам — кампунгам. На следующее утро он явился в отель в белоснежных парусиновых брюках, с чемоданом невероятных размеров и тоном мученика заявил, что готов отправиться, как он выразился, «в джунгли». Чарльз сел за руль, Юсуф — на место пассажира, а я между ними, в обнимку с рычагами. Мы выехали из Баньюванги и направились туда, где, по мнению Даана, мог быть интересный лес. Мы останавливались в каждой деревушке и с помощью словаря и Юсуфа выясняли, насколько богаты животными ее окрестности. Дорога становилась все хуже, а местность — все глуше и гористее, и деревушки попадались теперь редко. К вечеру мы добрались до перевала. Когда «джип» медленно выполз на его высшую точку, мы не смогли сдержать изумления и восторга при виде открывшейся панорамы. В ста метрах от нас, у подножия лесистой горы, лежала широкая бухта, окаймленная пальмовыми рощами. Кремовые волны с мягким гулом накатывались на белый коралловый песок. Перед нами простирался Индийский океан. Внизу, прямо по курсу, мерцали в сумерках желтые огоньки крошечной деревушки.
Мы расположились в этой деревушке и целыми днями бродили по окрестным лесам. В полуденные часы лес казался безжизненным, его наполняло лишь гудение насекомых. Зной, тягостная духота, переплетения колючих лиан и кустарников с редким вкраплением висячих орхидей. Жутковато в лесу в это время дня: кажется, будто глухой полночью бродишь по пустынному городу. Но, пробираясь сквозь чащу, мы замечали гниющий на земле обгрызенный плод, а иногда след, перышко или волосинки у входа в чью-то нору, и мы понимали, что где-то совсем рядом, в укромном месте, дремлют живые существа.
Зато ранним утром лес был полон жизни. Ночные животные еще бодрствовали, а дневные уже просыпались и отправлялись на поиски пищи. Но активная жизнь длилась недолго, и, как только солнце поднималось выше, дневные обитатели леса, насытившись, впадали в дрему, а ночные укрывались в своих подземных жилищах.
Юсуф не сопровождал нас в этих прогулках. Он сказал, что «джунгли» не его стихия. Через неделю в деревушку заехал один китаец, владелец каучуковых плантаций. Он направлялся в Баньюванги, и Юсуф не скрывал желания составить ему компанию. Мы дали понять Юсуфу, что нас это огорчит, но не очень, после чего он, не мешкая, упаковал свой чемодан и умчался вместе с китайским плантатором.
Мы оповестили жителей деревни о своем интересе к животным. Думаю, что они были немало разочарованы, когда после такого многообещающего вступления мы не вытащили винтовки и не отправились на розыски тигров. Их явно озадачили наши многочасовые наблюдения такой заурядной мелкоты, как муравьи и ящерицы. Каждый день нас навещал один старик, приносивший то ящерку, то многоножку. Как-то раз он притащил полный мешок рыб-иглобрюхов, которые от ярости раздулись и превратились в шары кремового цвета. За два дня до нашего отъезда он с ликующим видом явился к нам в хижину во главе небольшой делегации.
— Селамат паги,— приветствовал я его.— Доброе утро.
В ответ старик вытолкнул вперед мальчишку, и тот стал что-то говорить по-малайски. С большим трудом нам удалось понять, что вчера он, собирая листья ротанговой пальмы, видел огромную змею.
— Бесар,— повторял мальчик,— большая-большая.
Чтобы мы могли представить размеры чудовища, он провел ногой черту на земле и, отступив от нее на шесть больших шагов, провел другую.
— Большая,— опять сказал он, показывая на рас
стояние от одной линии до другой.
Мы согласно кивнули.
На Яве обитают лишь два вида змей такой длины: индийский и сетчатый питоны. Первый достигает семи с половиной метров, второй бывает и больше. Один известный экземпляр, сущее чудовище, имел в длину более девяти с половиной метров. Пока это был абсолютный рекорд в мире змей. Если мальчишка не преувеличивает, то его питон небезопасен, может скрутить человека и тогда почти наверняка задушит. Я вспомнил, что мы обещали Лондонскому зоопарку не упустить возможности поймать «хорошенького большого питончика».
Существует один сравнительно нехитрый способ отлова таких чудовищ. Он требует как минимум трех человек, а если строго следовать инструкции, то по одному человеку на каждый погонный метр змеи. Этот отряд храбрецов выстраивается на некотором расстоянии от жертвы и ждет, пока лидер распределит обязанности. Один отвечает за голову, другой — за хвост, остальные делят между собой туловище. По команде все кидаются на змею и хватают каждый свою часть. Для успеха предприятия важно, чтобы по крайней мере голова и хвост были схвачены одновременно, иначе змея может обвить свободным концом одного из нападающих, и тому придется плохо. В примечании к инструкции сказано, что залогом успеха этой рискованной операции является четкое взаимодействие всех членов команды.
С большим сомнением я окинул взглядом стоявшую передо мной мусульманскую команду в тюрбанах. В неустрашимости каждого из них я был уверен, но боялся, что мне не удастся четко объяснить им весь план необычного предприятия.
Говорил я долго и для большей ясности чертил на земле схемы. Через пятнадцать минут я преуспел в своих объяснениях настолько, что пятеро отказались от участия в этом деле. Отряд добровольцев сократился до двух человек, старика и мальчика. Чарльз не в счет, ему предстояло снимать операцию. Итак, нас трое, старик займется хвостом, мальчик — туловищем, а я — головой. Возможно, читателю покажется, что мне досталась наиболее рискованная работа, однако это не так. Правда, питон мог меня укусить, но ядовитых зубов у него нет, и в худшем случае я получил бы сильную царапину. А вот того, кому предстояло заниматься хвостом, могли ожидать действительно не самые приятные минуты в его жизни. Известно, что подвергшаяся нападению змея почти всегда испражняется изрядной порцией на редкость зловонной жижи.
Насколько я мог понять, и старик и мальчик уяснили мой план и соглашались помочь. Мы собрали все необходимое и отправились в лес. Впереди шел мальчик, прорубая парангом путь сквозь густой подлесок, за ним шагал я с веревкой и большим мешком, далее — старик, тащивший кое-что из фотооборудования, а замыкал шествие Чарльз с камерой наготове. Меня одолевали противоречивые чувства. Ядовитых змей я всегда старался по возможности избегать, зная, чем может кончиться слишком близкое с ними знакомство, а вот к питонам и удавам испытывал удивительную нежность. Правда, мне никогда не приходилось иметь дело с экземпляром длиннее, чем метр двадцать. К тому же у меня не было уверенности, что наши добровольные помощники поняли мои наставления абсолютно правильно. Проигрывая в уме последовательность предстоящего сражения, я решил начать атаку кличем «Менджаланкан». В словаре заверялось, что сие означает «Вперед, за дело!», и я искренне надеялся, что это правда.
