Он   снял   бейсбольную   кепи   и   почесал   в   блестящих черных волосах.

—  Нет,— сказал он,— я не думать. Здесь есть только один катер, «Берлин Гранд».— Он показал на довольно крупное деревянное одномачтовое судно, стоящее у пристани со свернутыми парусами.— Он поехать завтра с лесом в Джорджтаун. Но может быть, что-нибудь проходить дня через два-три.

Мы расположились в хижине и приготовились жить здесь долго. После ужина, в сумерках, мы спустились к реке. С «Берлин Гранд» нас окликнул шкипер, здоровенный пожилой африканец в засаленных рваных штанах и рубахе, лежавший на палубе прислонившись к мачте. Он пригласил нас на борт, где мы познакомились с тремя другими членами команды, тоже африканцами. Вся четверка наслаждалась вечерней прохладой. Мы устроились рядом и рассказали, что привело нас на Бариму. Они в свою очередь поведали нам о плаваниях в Джорджтаун и обратно. В столицу «Берлин Гранд» ходил с досками, а возвращался с грузом всяких вещей для лесопилки.

—   Вы, наверное, знаете много старых морских песен? — поинтересовался я.

—   Песенка? Да, дорогой, я знать их целый куча,— ответил шкипер.— Меня тут прозвать Лорд Люцифер, я, знаешь, адский парень на песни. Когда на душе хорошо, я все равно как черт, просто ужас. А боцман, он даже еще больше песни знать. Он ведь ходить тут много-много, больше меня. Его звать Благородный Громила. Ты, правда, хотеть слушать матросский песни?

Я подтвердил, что с большим удовольствием послушал бы пару-тройку, и не только послушал бы, но и записал. Лорд Люцифер и Благородный Громила посовещались вполголоса и повернулись ко мне.

—  О'кей, начальник,— сказал Лорд Люцифер,— мы петь. Но ты знать, начальник, я не могу помнить самый хороший песня, если не сделать много-много смазка. Доллар есть?

Я извлек два. Лорд Люцифер взял их с вежливой улыбкой и обратился к одному из членов экипажа.

—  Преподнеси это,— сказал он торжественно,— мистер Кан на лесопилке с приветом от «Берлин Гранд» и намекни ему,— тут Люцифер перешел на шепот,— что мы испытываем нужду в Р-О-М-Е.

Он осветил меня широкой беззубой улыбкой:

—  Когда мне будет чуть-чуть хорошо, я, знаешь, ужас как пою.

В ожидании смазки я привел в готовность магнитофон. Через пять минут посыльный вернулся с убийственной вестью.

—  У мистер Кан,— сказал он,— больше нет рому. Лорд Люцифер испустил тяжелый вздох, и глаза его завращались.

—  Что же делать, придется работать на плохом топливе. Проси мистер Кан дать на два доллар рубинового.

Посланец вернулся нагруженный изрядным количеством бутылок, которые он расставил на палубе, как кегли. Благородный Громила взял одну и оглядел ее с отвращением. Посередине броской этикетки невозможными красками было намалевано нечто, весьма отдаленно напоминающее груду лимонов, апельсинов и ананасов. Сверху крупными красными буквами значилось: «Рубиновое», а ниже более сдержанно, мелким черным шрифтом — «портвейн».

—  Боюсь, эта дрянь надо много-много пить, пока будет совсем хорошо для хороший песня,— произнес Благородный Громила извиняющимся тоном.

Он вытащил пробку, передал бутылку Лорду Люциферу, взял себе другую и с видом мученика решительно приступил к смазке, как подобает настоящему мужчине.

Лорд Люцифер вытер рот тыльной стороной ладони и прочистил горло.

Мы зааплодировали.

—  Я знать и получше, чем эта, начальник,— скромно заявил Лорд Люцифер,— но я не могеть помнить просто так.

Он откупорил другую бутылку. За этим последовали новые песни, действительно одна другой хлеще. Многие  из  них  я  узнавал:   они   были  опубликованы  в антологии народных песен Вест-Индии. В печатном виде они казались слегка выхолощенными и лишенными логической структуры. То, что мы слышали сейчас в исполнении Лорда Люцифера, было фольклором во всем своем естестве, без прикрас. Без сомнения, это были именно те песни, которые я видел в сборнике, но до такой степени опохабленные, что, внимая разносящимся над рекой куплетам, я проникся чувством искреннего восхищения перед талантливой изобретательностью создателя антологии, умудрившегося придать этим шедеврам пристойный вид.

Наступила темнота, и хор лягушек поддержал солистов квакающим аккомпанементом. Палубного отправили за новой порцией смазки. К тому времени мы уже выяснили, что получилось, когда «женился москитенок на дочке комара», и узнали о сомнительных деяниях папаши Тайни Мак-Турка из песенки, начинавшейся словами: «Михель Мак-Турк речной был капитан, он также по кустам отменно лазал».

Очередной запас «Рубинового» подходил к концу, но в продолжении смазки, по-видимому, не было необходимости. Лорд Люцифер и Благородный Громила пели теперь стройным дуэтом.

Последняя строчка, казалось, имела бесконечное множество вариантов, и, когда исполнители дошли до этого места, между ними разгорелось соревнование за наиболее удачную импровизацию.

—   По башке тебя я тресну, да длиннющий он,— выводил Громила.

Мы поднялись и объяснили, что нам пора идти.

—   Спокойной ночи, начальник,— приветливо ответил Лорд Люцифер.— По корме тебя я вздую, да неслабый он.

Мы ощупью спустились по сходням и зашагали к своей хижине. Голос Благородного Громилы взметнулся в триумфальном порыве, и сквозь ночную тьму до нас долетел его непревзойденный шедевр:

—   Вырублю тебя, паскуда, да гигантский он.

Ответ Лорда Люцифера потонул в надрывном неистовстве лягушачьего хора.

На следующее утро у пристани было пусто. Груженная лесом «Берлин Гранд» ушла на рассвете в Джорджтаун. Лесопилка молчала, и вокруг, казалось, царило полное безлюдье. Раскаленный воздух дрожал, духота была одуряющая. Мы взяли сетку и отправились на пригорок посмотреть, не удастся ли кого-нибудь изловить. Все как будто вымерло под испепеляющим солнцем. Огромное жилище муравьев-листорезов растянулось вдоль холма, весь склон был испещрен их ходами, но ни одного муравья не было видно. Изредка наше внимание привлекал шорох, и в траве мелькал хвост какой-нибудь ящерицы. Несколько бабочек лениво дергались в воздухе, провожая нас, да стрекотали сверчки. Других признаков жизни не было. Стало ясно, что если мы застрянем на Маунт-Эверард надолго, то, чтобы найти здесь хоть каких-нибудь стоящих животных, нам придется совершать весьма и весьма далекие прогулки от лесопилки до леса.