Несколько часов назад они покинули пределы развороченной ледником тундры и теперь находились в самом центре обширного пространства среди бескрайней и бесплодной равнины, причудливо освещенной светом небес. Во время бега пар от их учащенного дыхания превращался на жгучем арктическом морозе в прозрачный туман. и этот искрящийся шлейф тянулся за ними подобно призрачному вымпелу за четверть мили. Стадо бегущих карибу оставило бы за собой такой же призрачный след в воздухе на расстоянии, в пять раз большем. А запах их тел распространялся еще дальше. Он повисал в воздухе низко, плотно, отчетливо, долго не исчезая. В дни Ытутина острый запах стада карибу человеческое обоняние способно было ощутить на расстоянии в две мили, тогда как в обычную погоду его невозможно было бы распознать на расстоянии в три или четыре сотни ярдов. И вот этот запах, испарения, поднимающиеся над стадом карибу, неожиданно попали в ноздри Быстрой Молнии и Светлячка.
Быстрая Молния мгновенно остановился и обернулся в направлении запаха. Для Светлячка он мало что значил. Она была голодна. Последний раз она ела мясо зайца, убитого Быстрой Молнией, пятнадцать часов тому назад. Но запах, висевший в воздухе, не воодушевлял ее обещанием пищи. Запах напоминал испарения от коров или лошадей, а она была знакома с теми и другими. Они никогда не ассоциировались в ее сознании с пищей. Но в Быстрой Молнии запах вызвал напряженное и оживленное возбуждение. Он оставил южное направление и повернул к западу. Если в неподвижном воздухе и ощущалось какое-либо легчайшее дуновение, оно доносилось оттуда.
Светлячок последовала за ним, быстро постигнув тот факт, что в запахе таится некая загадка, взволновавшая ее спутника. Карибу находились в полутора милях к западу, за низким гребнем, вздымавшимся посреди снежной равнины. Случись это днем, над верхушкой гребня можно было бы заметить беловатый морозный туман — явление, вызванное испарениями, поднимающимися над телами животных по ту сторону гребня. Вскоре чуткие уши Быстрой Молнии и овчарки уловили специфический звук, доносившийся даже с расстояния в три четверти мили или около того. Стоя неподвижно, они явственно слышали, как карибу рогами разрывают смерзшийся снег в поисках плотного хрустящего зеленого мха-ягеля, а постукивание их копыт раздавалось так отчетливо, словно они находились не далее расстояния ружейного выстрела.
Из-за кажущейся близости Быстрая Молния двигался медленно и с большой осторожностью. Прошло полчаса, прежде чем он ступил на низкую гряду посреди равнины. Он вскарабкался наверх вместе с овчаркой, которая следовала за ним по пятам. На вершине гряды он распластался на животе, и Светлячок, быстро перенимая уроки своего наставника, улеглась рядом с ним. Внизу находились карибу. Их было около пятидесяти или шестидесяти в поле зрения, преимущественно самки и полугодовалые телята. Одно из этих молодых животных паслось как раз под Быстрой Молнией, и тому оставалось лишь прикинуть расстояние между ними, чтобы в следующий миг уже оказаться на своей жертве. Атака была настолько внезапной, что Светлячок осталась неподвижно лежать на животе, парализованная удивлением и неожиданностью. При ярком свете луны и звезд она наблюдала внизу поразительные сцены. Ей приходилось видеть, как Быстрая Молния дрался с Уопаском, полярным медведем, но то была оборонительная борьба. А теперь она впервые увидела его во всем величии его героической доблести и отваги. Она видела, как он вцепился в глотку существа, в три раза превышающего размеры его самого, и как они вместе свалились на снег. Ужас заставил кровь застыть в ее жилах, когда она услыхала внезапный гром сотен копыт: однако большие темные животные почему-то предпочли спасаться бегством, а не стали нападать на Быструю Молнию, как Уопаск в узкой расселине ледяной горы. Рычание Быстрой Молнии доносилось до нее снизу, и она осторожно выглянула из-за гребня. Там, у подножия гряды, Быстрая Молния и полугодовалый теленок катались и извивались в смертельной борьбе на изрытом копытами снегу. Неожиданно в крови у овчарки вспыхнула азартная страсть. В сиянии звезд сверкнули ее молочно-белые зубы. в глазах загорелись странные огоньки, и золотисто-желтое тело колли метнулось вниз со склона. Но она опоздала. Быстрая Молния справился без нее. Теленок карибу был почти мертв. Через несколько секунд борьба прекратилась, и Быстрая Молния поднялся на ноги. Сверкающие глаза прекрасной овчарки глядели на него. В эту минуту, наверное, ее переполняла великая гордость тех, кто провожал своего возлюбленного на смертный бой и встречал его победителем. Несколько мгновений она стояла, прижавшись мягким нежным носом к его плечу. А затем Быстрая Молния одним ударом клыков распорол живот молодого карибу и выпустил на снег его дымящиеся внутренности.
Они пировали вдвоем. После еды Светлячок легла рядом с теплой тушей теленка и погрузилась в глубокий сон, вызванный сытостью и утомлением.
Через некоторое время и Быстрая Молния задремал подле нее. Спустя час он поднялся и снова принялся отгрызать от туши наиболее лакомые кусочки. Туша замерзла и стала твердой как камень. Он разбудил Светлячка настойчивым повизгиванием, и она с трудом поднялась на ноги. Во всем ее теле было какое-то странное оцепенение. Под нижней челюстью от замерзшего дыхания образовались ледяные сосульки, и овчарка непрерывно выцарапывала их передними лапами.
Дорогу выбирал Быстрая Молния. Инстинкт подсказал ему, что им больше ни минуты нельзя спать на этом ужасном морозе. Предательскую хватку его он ощущал во всем теле. Сделав попытку перейти на рысь, Светлячок неуклюже запнулась и растянулась на снегу. Мороз стал еще крепче, — если это было возможно, — чем несколько часов тому назад. Дыхание их превращалось в белый иней, не успев вырваться из ноздрей. Тела, окоченевшие от сна на морозе, плохо повиновались. Но постепенно движение разогнало застывшую кровь. Окоченение прошло, и через четверть часа они уже уверенно и свободно бежали рысью на юг. Несмотря на то что Светлячок была значительно свежее благодаря пище и отдыху, Быстрая Молния не позволил себе ускорять бег. Он делал это не по каким-то особым причинам. Он не раздумывал над тонкими проблемами взаимосвязи жизни и смерти, но его делами и поступками, словно твердой рукой, уверенно управлял могучий сверхчеловеческий инстинкт. Он не только подсказывал ему, в какой стороне находится юг, — точно, как по компасу, — но также предупреждал, чтобы он не бежал слишком быстро, — как это он порой любил: мчаться сломя голову, — а поддерживал постоянную легкую рысь. Ибо быстрый бег вызывал учащенное дыхание открытой пастью, а это означало угрозу попасть в конце концов в лапы Ытутина, сухого мороза, и отморозить легкие. Час за часом они продолжали свой бег, и много раз во время этого бега Быстрая Молния останавливался и делал передышку. Трижды Светлячок ложилась на снег, но всякий раз ее непреклонный спутник, твердо и прямо стоя на ногах, не позволял ей залеживаться и снова поднимал ее, заставляя следовать за собой. Прошло сорок часов после того, как они покинули берег моря, прежде чем мороз начал спадать. Сначала температура повышалась постепенно; но затем — словно Ытутин внезапно сдался, почуяв, что ему переломили хребет, — можно было буквально видеть, как ртуть поднимается по шкале термометра. За два часа температура повысилась на двадцать градусов. До этого Быстрая Молния не разрешал Светлячку останавливаться на длительный отдых, в котором она так нуждалась. Но теперь они устроили себе лежку под прикрытием снежного сугроба, после чего погрузились в сон на много часов.
Продвигаясь все дальше к югу, ни Быстрая Молния, ни Светлячок не замечали медленных, но постоянно происходящих перемен в окружающем мире. Звезды, казалось, уменьшались числом и размерами и больше не сверкали, но светили тускло и неярко. Загадочное свечение Сердца Неба постепенно угасало; предметы казались не такими четкими, и зрение уже не проникало так далеко в глубь пространства, как прежде. Ибо Быстрая Молния и Светлячок вступили в пределы причудливого и таинственного «промежуточного мира» — той полоски вокруг затылка Земли, где долгая Полярная Ночь переходит в день, растворяясь в лучах далекого северного солнца. Каждый час прибавлял что-нибудь к переменам, словно звезды одна за другой гасли и исчезали. Дважды они снова делали привал, чтобы поспать, и затем наступило время, когда в небе не осталось ни одной звезды, а мир превратился в огромную серую и сумеречную пустоту, утратив свои реальные зримые черты.
