Последнюю фразу он договаривал уже на ходу, наслаждаясь тем, как меняется лицо Карлы при его приближении. Абсолютно голый, он подошел к ней и прижал ее бедра к кровати, навалившись всей своей тяжестью, направив член ей прямо в лицо. Потом расстегнул пуговицы на ее рубашке и распахнул ее.

— Люк Маллен, — произнес он, — Люк Маллен, Люк Маллен, Люк Маллен... Он был полезен раньше, и много лет, он и сейчас полезен. Но как долго это продлится? Вот в чем вопрос. По-моему, не долго. А почему? Да потому что степень полезности Люка определялась его отношением к окружающему миру и к себе самому. Раньше он готов был на все, не думая о последствиях. На небольшую опасность, небольшой риск, и я прибегал к его услугам время от времени.

Ее лифчик был всего лишь ажурным кружевом. Поэтому он просто сдвинул его с груди, хлопнув резинкой, соединяющей чашечки.

— А теперь все изменилось. Люк стал сложным, а следовательно, опасным. Почему? Потому что ему не все равно, что происходит в его жизни. Почему? Потому что он теперь увлеченно думает о будущем. Почему? Потому что он полюбил тебя.

У Карлы пересохло во рту; слюны не набиралось даже для плевка. Эллвуд переместил свой вес ей на ноги и теперь мог расстегнуть пряжку ее ремня. Он расстегивал «молнию» на джинсах, миллиметр за миллиметром, склонив голову, и глаза его сверкали.

— Надо же, зеленые! — отметил он. — Трусики цвета зеленого яблока — просто восхитительно!

Уже близился вечер, но по-прежнему было тепло, через окно спальни в номере отеля до Карлы доносился шум океана, ветерок с набережной обдувал ее. Эллвуд наклонился и быстро поцеловал ее, язык проскользнул между губами и увлажнил десны.

— Это палка о двух концах, как ты понимаешь. Впервые он напуган, и я могу использовать этот страх. Но обратная сторона медали заключается в том, что ты — причина его страха. Теперь он хочет заполучить обратно свою жизнь, а я не могу себе позволить отдать ее ему. По крайней мере сейчас, а возможно, и никогда.

Он подошел к краю кровати, туда, где лежали ее ноги, схватил джинсы за обе штанины, стащил их и бросил на пол. Вслед за ними вспорхнули в воздухе зеленые трусики. Он опустился на колени возле ее ног и улыбнулся.

— Что же мне теперь делать? Как добиться от него того, что мне нужно? Как обернуть его страх в свою пользу? Должен ведь существовать какой-то способ. Так или иначе, вина лежит на тебе, а потому раздвинь-ка ноги, сучка.

Зено взял факел и раздул оранжево-черное пламя. Он проглотил огонь, а вместо него достал кажущуюся нескончаемой вереницу флажков, оранжевых и черных.

Все предметы, используемые в представлении, извлекали из большого сундука, а закончив фокусы, снова убирали их туда. Показав зрителям, что сундук пуст, Зено залез в него сам и закрыл крышку.

Эллвуд набросился на нее жадно, неистово, язык его ласкал ее между ног, потом оказался у нее во рту, руки проводили по груди, по волосам, надавливали на бедра. Наконец он сел на нее верхом, выгнул спину от удовольствия. Потом приподнял ее колени и вошел в нее, не отрывая взгляда от ее лица, следя за выражением глаз.

Рот Карлы увлажнился, она чувствовала вкус его поцелуя где-то в горле. На руках проступила сетка прожилок, от локтя до запястья.

— Развяжи меня! — Она не говорила, а завывала, как животное.

Эллвуд лег на нее, пальцы его поглаживали ее по шее, бедра непрестанно вздымались.

— Развяжи меня!

Он распутал узлы, завязанные по обе стороны кровати, освободив ее. Она тут же вскинула руки, обхватив его за шею и за спину, и впилась ноготками в его кожу. Ногами она обвилась вокруг его тела пониже ребер, сомкнув их на спине. Опутав его руками и ногами, она все крепче прижимала его к себе и выла, выла без умолку:

— О, Господи, Валлас, Иисусе!.. Давай!.. О Боже!.. Еще, еще, Валлас, Валлас!.. Господи!.. Трахни меня, Валлас!.. Господи... Давай!.. Иисусе... Давай. Господи...

Это была нескончаемая, страстная молитва, в которой слились неутолимая похоть и близость так долго оттягиваемого момента полного блаженства.

А потом они просто лежали, мокрые от пота. Карла держала ладонь между ног, словно хотела продлить сладостное ощущение. Эллвуд наклонился к ней с улыбкой, дождавшись, пока она улыбнется в ответ, и кончиком языка дотронулся до ее зубов.

— Я не предполагала, что он влюбится в меня, — говорила она, — не думала, что влюбится так сильно.

— Никто не знал. Даже тот парень, который разрабатывал для нас образ. — Эллвуд вспомнил, как они тщательно готовились. Он натаскивал ее вместе с двумя специалистами, специально подобранными для этого задания. Помимо него, с ней работали две женщины. Одна — психолог, другая — актриса. «Ты — всеми заброшенная, всеми забытая», — разъяснял ей тогда Эллвуд. Он повторил ей сейчас эту фразу и рассмеялся: — Да, ты все прекрасно усвоила!

Они искали конкретного человека, а не тип. Им нарисовали кого-то потерянного, беззащитного, человека без прошлого. Все это было хорошо, но чего-то не хватало. Во время репетиции образ ее подвергался доработке. Карла вместе с актрисой отдельными штрихами подправляли внешний облик: никакой косметики, простая прическа, одежда истрепана, как у цыганки; потом добавилась еще одна блестящая деталь — хромота. Вместе с психологом Карла придумала себе характер, соединяющий в себе покорность, преданность, зависимость. Она была как чистый лист бумаги, на котором можно писать все, что угодно.

— Черты характера были подобраны очень удачно, — сказал Эллвуд. — Прямо в яблочко угодили. — Он вспомнил обрывок фразы, прозвучавшей тогда: «...Как будто ее выбросило на берег волной...» Да, они смогли добиться этого эффекта.

— А кто это был? — поинтересовалась Карла.

— Ты о ком?

— Кто разработал образ?

— Том Кэри. — Эллвуд улыбнулся. — Отец Том. Преподобный отец Том, Преподобный вонючий отец Том... Кто же, как не он? Для этого и существуют исповедники, да? Чтобы знать все маленькие слабости, исследовать все темные закоулки души. Ну что же, надо признать, он потрудился на славу...

— Даже перестарался, — она сказала это, опередив Эллвуда. — Из-за меня он убил двух человек, а теперь хочет устраниться, потому что игра не пошла...

— И увезти тебя навстречу лучшей жизни, — продолжил Эллвуд. — Ну что же, это неплохо. Главное, как ты будешь справляться дальше.

— Он обещал, что мы уедем через пару дней.

— Что? — Эллвуд внезапно встрепенулся.

— Так он сказал. Это стало известно из отрывочных фраз — ты ведь знаешь, какой он: скажет что-то, а потом снова обдумывает. Сейчас он ищет способ защитить нашу любовь, но...

— Значит, два дня...

— Он упоминал женщину по имени Сюзан. Сюзан Харт. Что-то между ними произошло, но что именно — я не знаю. Думаю, она побывала в Лонгроке и встретилась с Люком. Она тоже из его прошлого?

Эллвуд кивнул.

— Так вот, он не убил ее. Я уверена. И еще он снова говорил о Паскью и Софи Ланнер.

— Значит, Сюзан Харт встретилась с ним, а потом уехала?

— Да, похоже на то.

Эллвуд нахмурился:

— Уж лучше бы он ее убил.

Карла не стала спрашивать почему. На инструктаже она узнавала ровно столько, сколько ей нужно было, чтобы выполнять задание. А Эллвуд анализировал то, что она ему сообщала, и использовал информацию. Это была цепь из изолированных звеньев, ведущая в никуда, и всех это устраивало: Эллвуда, Хилари Тодда, абсолютно всех.

— Значит, через пару дней?

— Да, так он мне сказал.

— А он не говорил, от чего зависит его решение? Не упоминал про какой-нибудь план?

— Нет у никакого плана. Не похоже, что он все обдумал заранее. Скорее, он просто произвольно установил для себя крайний срок. Еще два дня — и если ничего не получится, то мы уедем. Вот как он думает. — Она перекатилась по кровати и укусила Эллвуда за плечо. — Честно говоря, я догадываюсь, что он сейчас чувствует. И начинаю уставать от роли Маленькой Сиротки Энни и от него самого тоже. Он трахает меня так, будто совершает священнодействие. Мне уже пора присуждать Оскара за лучшую симуляцию оргазма.