Взмахом ладони остановила хохот. Посмотрела на воеводу. Произнесла ледяным тоном.

-Если клевету Клавдия на тебя вознесла, ей ответ держать придется. Честь по чести. Если она правду говорит, объяснишь мне, откуда знает ее!

Взглянула на приосанившуюся девку.

-Послужи суду, Моня. А за труд я тебе уплачу сполна. Сколько спросишь.

Увы, опоить воеводу нужным составом не согласился никто. Горожане не понаслышке знали нрав Саввы Игнатьича. Ни одного храброго дурака в рядах немногочисленных лекарей да знахарей не сыскалось. Опрошенные целители делали вид, что услышали про вспомогающее разжиганию похоти зелье первый раз. Самая толковая знахарка, она же здешняя повитуха, весьма ловко притворилась полностью глухой, для пущей убедительности еще и впавшей в детство дряхлой бабусей. Это в пятьдесят то лет? Сморщилась, замахала платочком.

-Ступайте, голубы мои, ведать не ведаю, слыхать не слыхивала.

Савва Игнатьич от такой следственной неудачи, воспрял духом, орлом посматривать начал. Княгиня нахмурилась.

-Затянет дело. Притворится немощным. Этот сможет.

Ли не хотела вмешиваться. Но бросила взгляд на (не первый час стоящую на солнце) несчастную немую. Проговорила негромко.

-Пошли за Авдотьей. Незаметно. Уж у нее совет, али травка найдутся. Для такого дела. И полюбовницу его нынешнюю надо привести сюда. Если кто шустрый придушить не успел.

Зима просияла.

-Молодец! Спасибо. Чем же это я думаю?

Отправила на важное дело самого Хмура с двумя толковыми ребятами. Не сказать по виду дядьки, что поручение он считал лестным. Насупился еще больше обыкновенного, взглядом буравил землю под ногами, седые усы топорщились. Парни дело иное, любой приказ госпожи - в радость. Хоть в пекло, не то, что в терем воеводы. Быстрее всех, через полчаса, сыскалась костоправка Авдотья. Вернее не она сама, посыльный. Передала на словах, на ушко княгине шептать велела!

-Призывать меня не моги. Я своим видом весь народ против тебя настрою! Зачнут кричать, что княгиня с ведьмой спозналась. Не взыщи, не приду.

А порошку - не более столовой ложки - прислала. В половине стакана вина растворить. Особо отметила, что двоим хватит. Предусмотрительной оказалась знахарка, ничего не скажешь. Когда серую пыль всыпали в добрый мед, воевода запищал тонко.

-Отравить вздумали! Не стану глотать!

Но ропот в толпе мгновенно примолк, потому что к стакану протянул огромную лапу Семен.

-На двоих, говорите, достанет? Половину отхлебну. А уж вторую, Савва Игнатьич, все едино тебе пить. Не ропщи. Придется.

Воевода осенил себя знаком, взял из рук богатыря стакан, допил, крякнул. Вытер губы широкой ладонью. Едва переставляя ноги, пошел в шатер, в ласковые объятия Мони. Вскоре возвратились посланные в терем. Дядько Хмур, с виду еще злее прежнего, вышагивал впереди. За ним парни вели невысокую, хорошенькую точно из сказки явилась, деву. Темная коса до земли, лицо стыдливо прикрывает синим платом. Сарафан расшит васильками. Велели стать перед княгиней. Дядько Хмур сообщил громко.

-Зазноба воеводская. Аленой кличут.

Вернулся на свое место, за спину госпожи. А маленькая красавица осталась одна. Огляделась несмело, столкнулась взглядом с замершим возле Клавдии Семеном, охнула. Личико у нее враз стало малиновым. В толпе пролетел шелест. Не иначе, узнали деву. Зима спросила ласково.

-Как звать тебя?

-Алена. Дочь мельника Михаила.

-По своей воле живешь у Саввы Игнатьича?

Она не ответила, смотрела в пол, теребила край синего платка. Зима повторила вопрос мягко. Пояснила в чем суть дела.

-Суд над воеводой идет. Виру мне на него подали, что обидел, да искалечил женщину, что сына ее в узилище неправдою заточил. Твои слова очень важны, Алена. Скажи правду. Все как есть. Коли любишь Савву Игнатьича - быть тому. Добром, али по сговору за какую мзду в терем пришла - так и ответь.

Темноволосая медленно покачала головой. Потом собралась с духом, люди на цыпочки вставали, тянулись, чтобы расслышать тихие слова.

-Не люблю. Не своей волею пришла. Батюшку моего грозился Мирону отдать на расправу. А сестриц малых - продать степнякам. Батюшка осерчал, так его разложили и высекли. Неделю встать не мог. Куда ж мне деваться было, госпожа? Сказал, если руки на себя наложу, все едино месть обещанную над моей семьей сотворит.

В толпе заохали жалостливые бабы. Алена по-прежнему смотрела себе под ноги, точно не имела сил поднять голову. Слабый, дрожащий голос был полон горечи.

-Простите люди, добрые, за стыдную правду. С ним живу, с воеводой. Полгода скоро будет уже. Все думала - надоем, отправит домой.

Потом, после короткой паузы, девушка вдруг заговорила немного громче.

-И мою виру прими, Зима Мстиславна. Заступись.

Точно ноги подломились, вздохнула, повалилась на колени, лбом стукнулась о помост, платок отлетел в сторону, как раз под ноги богатырю. Гонимый слабым ветром обвернулся вокруг сапога. В народе воцарилась жуткая тишина. Прорезанная бормотанием, доносящимся из шатра, перерастающим в двойной, мужской и женский крик.

-Нет. Нет.

-Да. Да. Да, матушка княгиня. Да!

Вывернулась из-за полога, одергивая сарафан простоволосая веселая девка. Зло и радостно пропела.

-Влево смотрит, матушка княгиня! Все, как объяснила немая. Влево смотрит корень его! Два дружинника твои - свидетели. Подтвердят.

Зима махнула платочком, казначей достал и протянул деньги.

-Подойди ко мне, Моня. Знатно ты послужила суду моему. Вот плата, честно заработанная. Если пойдешь обратно в корчму - бери. А если хочешь исправить жизнь свою, проси. Слушаю.

Девка бухнулась на коленки, не жалеючи их. Рядом с Аленой. Покосилась на нее, понимающе хмыкнула. Провела рукой по волосам. И решилась.

-Надоело гульбище, спасу нет. Честной жизни хочу. Я печь хлеб могу. Вышивать. Только не здесь, госпожа. Если будет на то воля твоя, помоги мне обустроиться в другом каком месте. Век буду Господа молить о здоровье твоем! Лоб в храме отшибу! Верь мне!

Княгиня кивнула едва заметно, шепнула себе за спину. Моню тотчас увели. Встала перед народом.

-Вы все слышали! Две виры на воеводе! Бесчестил невинных. Запугивал. Калечил. Давайте его сюда. А ты, Алена дочь Михайлы, ступай рядом с Клавдией. Пока.

Обвела глазами толпу. Как слушают? Внимательно? Возвысила голос.

-Суд мой будет строг. Если есть еще заступники воеводе, путь не таятся, выходят сюда! Жду.

Спотыкаясь, страшно сцепив челюсти, бросая по сторонам короткие быстрые взгляды, показался окруженный с трех сторон дружинниками Савва Игнатьич. Увидел Алену, скрипнул зубами. Но темноволосая красавица на него не смотрела. Клавдия взяла ее за руку, потянула прижала к себе будто родную дочь. Утешая, похлопывала по спине, гладила макушку, затылок. Девушка вздрагивала, точно озябла. Беззвучно плакала. Семен, коротко наклонившись, подобрал синий платок, скомкал в огромной ладони. Задумался о чем-то. Зима Мстиславна обратилась к воеводе.

-Признаешь ли свою вину, Савва Игнатьич? Две виры сегодня на тебя, одна хуже другой. Говори. Мы слушаем.

-Из-за глупых баб, воина позоришь?

-Виновен или нет?

Воевода не ответил, гордо выпрямился, коршуном озирая толпу. В задних рядах наметилось шевеление. Ругаясь сквозь плотно стоящих людей, пробивался к помосту захудалого вида мужичок. Не старик еще, но морщинистый как заморское лакомство - изюм. Невысокий, скособоченный, крайне бедно одетый.

-Кто таков?

Осведомилась княгиня. Крестьянин поклонился, выпрямляясь просипел.

-Яшка. Дворовый человек Саввы Игнатьича. Бывший. Его усердием обезручел.

-Что ты можешь сказать моему суду?

-Помню эту немую. Справной девчонкой она была. Многие заглядывались. Все, что говорил от ее имени этот богатырь - правда.

По площади прошелестел вздох. Тихие восклицания, короткий шепоток и ругательства сложились в переливчатый возмущенный гул.

-Ш-ш-ш...

-Кем ты был, что все знаешь?