Отвернулась, махнула платочком - выводите обвиняемого, и ту, что воззвала к справедливости княжеской! Внимательно оглядела собравшийся народ. Впереди, слегка левее, кучковались люди купеческие. Эти настроены выжидательно. В любой схватке поддержат победителя. Такова философия служителей тугой мошны. Мастеровые, ремесленники, выстроились рядом. Числом поболее, одеждой победнее. Сами не знают чего хотят. И воевода - лютый зверь, надоел до смерти, и княгиня, ишь прилетела издалека красавица писаная! Только бабы им на шее не хватало! Гудят точно пчелы. Дешевым винцом от них попахивает. За ними малое количество женок. Тех, что побойчее. Мужьями не зашуганы. Собрались полюбопытствовать, оценить возлюбленную супругу князя. Так ли хороша, как молва бает? Пригляделись, примолкли, даже не перешептываются - обсуждая. Замерли, шеи поверх мужских плеч тянут. Здешний святой отец, запуганный воеводой, спившийся старичок подошел к переднему краю помоста, осенил толпу знаком, рука заметно тряслась. Неожиданно икнул. Смутился, прикрыл рот. Присел сгорбившись, на подставленную скамеечку. Слева вывели Савву Игнатьевича, по бокам двое вооруженных дружинников Зимы. Справа - ту, что осмелилась подать виру. И человека, который согласился говорить от ее имени. Костоправка Авдотья отказалась, чтобы не смущать толпу своим видом.

-Ведьм боятся. Темный у нас народец. Узрят мою харю - зачнут худо думать о Клавдии. Зачем это? За хворым покуда пригляжу, а вы разбирайтесь себе.

К удивлению принцессы рядом с названой матерью толмача Неждана, стоял Семен. Он первым и заговорил. Отвесив народу глубокий поклон.

-Знаете ли меня, люди?

-Знаем, знаем.

Зашумели в толпе.

-Семен, я - охотник, сын конюшего Никодима.

-Верно.

-Ясное дело.

Подтвердили мастеровые и небольшое количество крестьян, также собравшихся на суд.

-Эта женщина немая. Говорить от ее имени она дозволила мне. Вчера. Чтобы вы услышали виру. Она грамотная, если захочет, чего добавить, напишет - я прочту.

Ли приподняла брови. Ни фига себе. Охотник, разумеющий грамоту? Да, не разобралась она вчера, не оценила парня. Семен снял шапку, скомкал в правом кулаке, прижал к груди и заговорил. Не иначе, как бабка Авдотья, давеча, все поведала. Читать длинную повесть у него времени не было. Но запомнил хорошо. Историю, которую уже слышала княгиня и дружинники, повторял слово в слово. В народе слегка зашумели, а он и внимания не обращал. В конце опять низко поклонился людям, потом княгине.

-К милости княгини Зимы Мстиславны обращается Клавдия. К ее суду. Сын ее болен, не сможет выйти сюда. В узилище у воеводы столько отсидеть это не за печкой у любушки какой проваляться. Едва не помер парень.

Шутку хоть и грустную в толпе оценили.

-Точно.

-Верно говоришь!

Семен посмотрел на немую.

-Так ли я все изложил народу. Подтверди.

Она выпрямилась, до этого стояла понурясь, смотрела себе под ноги. Кивнула. И тоже поклонилась. Солнечный свет ласкал круглое лицо, не перечеркнутое ни одной глубокой морщинкой. Возраст женщины выдавал только взгляд. В глазах у молодых баб редко плещется море вселенской грусти. Синий платок, по здешнему обычаю, подвязанный большим узлом под подбородком. Синий же сарафан, простенькие матерчатые чуни на ногах. Вид крестьянский. Бабы в толпе, вздыхали глядя на Клавдию. Жалели. Ли подумала, что народ начинает симпатизировать немой, порыкивать в сторону воеводы. Кстати, виновник всей этой суеты гноил Неждана потихоньку, а не придушил сразу. Зачем? Лишний свидетель ведь. Непонятно. Тут как раз слово получил Савва Игнатьич. Шагнул вперед, закричал.

-Лжа это все. Клевета. Враги оговаривают! Не виновен! Кто калечил бабенку не знаю. Вижу ее первый раз! Воевода я, не пес степной. Честный воин. Кровь за князя проливал не единожды.

Рванул шелковую рубаху на груди, показывая народу кривой старый шрам. Опять поклонился. Княгиня шепнула Ли.

-Ишь актер. Правильно себя ведет. Возьми такого ежа голыми руками!

Лютая у ног Зимы басовито зарычала. Княгиня коротко и не сильно ткнула псицу сапожком.

-Цыц.

Обратилась к народу.

-Может кто подтвердить слова воеводы Саввы Игнатьича, али вознесшей на него виру женщины - Клавдии? Я хочу услышать. Если есть такой человек, пусть говорит.

Вперед выкатился кубарем неопрятный толстячок.

-Постельничий воеводы, я. Раб божий Феофан. С младых ногтей повсюду с благодетелем моим. Никогда не видел этой женщины. Ни единого разу! А она бает, что десять лет в дому его жила, прислуживала. Не видал! Не помню.

Клавдия понурясь нацарапала на листе бумаги два слова. Семен прочел громко.

-Лжет. Видел.

По толпе переливался злой спор, негромкий, княгиню не перебить, ежели что. Ругались шепотом. Зима вновь обратилась к людям.

-Кто еще может сказать?

Клавдия вновь начертила на листе несколько слов. Семен прочел их, крякнул. Но вышел вперед.

-Мужской корень воеводы кривой от рождения. Смотрит влево. На правой ноге нет мизинчика.

Приободрился от мгновенной тишины, уточнил.

-Как о Савве Игнатьече может знать такое чужая баба? Которую он и не видел никогда?

-Лжа!

Заполошно взвыл воевода.

-Навет!

-Разуйся, Савва Игнатьич. В том, чтоб ноги показать народу - стыда нет.

Постановила Зима. Велела дядьке Хмуру и купцу Кузьме Семенычу.

-Посмотрите оба! Идите.

Как ни гневался воевода, а снять сапоги пришлось.

-Нету мизинчика.

Подтвердили купец и дядька Хмур.

-На правой ноге!

Савва Игнатьич, босой и взъерошенный сдаваться не спешил. Оглядывался, как затравленный волк. Громко завопил.

-Многие знают о телесах моих! Банщики, лекарь! То не доказательство! Могли разболтать!

В народе опять зашелестел легкий гул. Клавдия, скривившись, подала Семену новую запись. Читая ее парень покраснел.

-Корень мужской его смотрит влево. Когда тверд! У висящего кривизна незаметна...

Откашлялся. Повторил.

-У висящего кривизна незаметна. Ежели это так, скажи, какой банщик видел твою суть алчущей?

-О, Господи.

Шепнула княгиня.

-Только стыдных проверок не доставало.

Громко обратилась к смущенно притихшему народу.

-Есть ли в городе веселого поведения девицы? При харчевне какой? Или трактире придорожном? Должны сыскаться. Немедленно!

Воевода прорычал затравленно.

-Позорить меня не моги!

Княгиня ответила просто.

-Мой суд. Мои слова. Я их уже сказала.

Через час, или поболее того, Хмур с дружинниками приволокли сразу трех недостойных дев. Две были навеселе и уж очень потрепаны. Пытались петь. Третья, помоложе, стояла насупившись. К ней княгиня и обратилась.

-Имя.

-Монькой кличут.

-Знаешь кто я?

-Догадливая. Прознала.

-Ответь, Моня. Твое веселое ремесло не сводило тебя с воеводой?

Девка подарила княгине кривую улыбку. Покачала головой. Ответила с напускной разбитной веселостью.

-Куды ж мне? Трактирной шалаве? Савва Игнатьевич, всем известно, честных девиц предпочитает. Им первым тронутых.

Ее грубо размалеванное лицо стало дерзким. В толпе заохали. Воевода закричал.

-Тварь она. Подстилка грязная. Что ее слова значить могут?

Княгиня велела ему умолкнуть. Снова обратилась к веселой девице.

-Моня, сможешь помочь суду?

Чтобы самой прилюдно не выговаривать стыдных слов заставила Семена разъяснить дело. Потом подытожила.

-Хочу узнать правду. Лжет Клавдия? Или воевода?

Девка хихикнула.

-То легко. Но уж больно много глаз вокруг. Мешать моему делу будут.

В народе грянул хохот. Наглая девка предложила, когда люди отсмеялись.

-Может напоить воеводу, спервоначалу. Для расслабления? Помогает.

Ли было очень противно наблюдать за переменой настроения толпы. Час назад тряслись перед воеводой. Теперь готовы унизить и сожрать. Вон как гогочут. Радостно. В предвкушении. Зима на подругу не смотрела. Скомандовала.

-Лекаря сюда. Знающего. Или знахарку толковую. Со средствами... возбуждающими. Поставить малый походный шатер.