-Эй, чужеземец!

Тонким голосом ЕГО окрикнул мальчик, видимо личный слуга кого-то из свитских. Он переминался с ноги на ногу, не зная как себя вести с человеком не испугавшимся выйти против Черта Онисима. Некоторые, мальчик слышал, сочли заступника Степки бесстрашным идиотом. Он тоже хихикнул издали, но сейчас в двух шагах от смуглолицего, с гладкими бритыми щеками, (смешные же обычаи бывают у иноверцев) воина, понял, что от недостатка ума или избытка самомнения этот парень не страдал. Конь, эх и конь, у князя похуже будет, ласкался точно умная сторожевая собака. Бросил на мальчика взгляд, счел его не стоящим внимания, и опять радостно переключился на любимого хозяина.

-Господин.

Улыбка тронула губы чужеземца.

-Что тебе, малыш?

-Может у тебя есть какая нужда? Можешь зайти в терем, подождать в тепле. Я провожу, покажу.

-Спасибо. Ничего не нужно.

-А моего отца зовут Даниилом.

Вдруг сказал мальчик и застеснялся, даже кровь прилила к щекам. Опустил глаза, поддел мыском старого сапожка снег. Зверь фыркнул недовольный, что хозяин отвлекся и перестал ласкать его, слегка прихватил край капюшона, потянул к себе.

-Не озоруй.

Велел Даниил. Но в голосе не было строгости. И Зверь не послушался. Даниил шутя погрозил себе за спину кулаком. Никакого эффекта. Жеребец продолжал мешать. Юный слуга замялся, точно хотел спросить о чем-то, но не посмел. Быстро поклонился, признавая в Данииле знатного человека, и умчался прочь.

-Хватит.

Теперь хозяин действительно приказывал, пришлось отпустить капюшон. Зверь никогда не ошибался, Даниила это попеременно то забавляло, то удивляло. Суета вокруг стала пахнуть нервозностью и предвкушением зрелища. Пощекотать нервы видом чужой крови - древняя человеческая забава: жестокая и неизбежно популярная. Из конца в конец двора прошелестело имя Онисим... Онисим... Черт Онисим...

Даниил посмотрел не глазами, так как ОН умел, сразу вокруг себя, сверху и отметил яркий грязно багровый всполох. Боец Карпа Петровича был не прост, очень непрост. Сила вихрилась над его головой, клокотала в огромной вибрирующей воронке, возносящейся неизвестно куда. Прожорливая труба требовала постоянной подпитки, а что может быть лучше чужой ослепляющей боли, предсмертного стона, переходящего в агонию? Человек прикормил, посадил себе на плечи жадного паразита, бесконечно требующего очередной порции. Вот где крылись истоки садизма и немереной жестокости Онисима. Он привык к заемной страшной мощи, уверенности, безнаказанности. Кто мог противостоять ему? Карп Петрович громко и радостно приветствовал своего любимчика, потрепал по щеке, посулил награду. Покивал в сторону Даниила, поганого чужеземца, ввязавшегося не в свое дело. Даниил уловил издали смятение и тоску Степана. Мучается, бедолага, отчаянно злится на друга, клянет себя на чем свет стоит, ненавидит и боится Онисима и... радуется, радуется, что будет жить сам. Даже такой ценой. А признаться себе в столь подлом чувстве не хочет, вот и бесится еще больше. Дурачок. Ладно, не до него. Даниил старательно притемнился, чтобы не пугать противника до поры до времени. Но воронка невидимого обычным глазом силового смерча над головой Онисима тревожно вздулась, по ней прошла волна. Заметила непорядок? Уловила что-то? Даниил посмотрел на врага глазами, впервые. И откровенно удивился. Что там воевода советовал: не обманываться рожей защитника Карпа Петровича??? Рожей, значит? Ну и ну. Сколько же зла надо сотворить, чтобы заслужить прозвище черта и паническую ненависть при этаком ангельском личике? Онисим был великолепен. Ему еще не исполнилось тридцати лет. Гладкий, без морщинки лоб. Огромные синие глаза, густые соломенные кудри, бычья шея - богатырь из сказок да и только! Пышные ресницы кокетливо загибались вверх. На бледной коже, на щеке чернела родинка. Плечи невероятной ширины. Грудные мышцы выпирали тугими плитами. Руки толщиной едва ли не в бревно. Живое воплощение росской красоты и силы, а не злодей, которым детей пугают. Подмигнул Даниилу. Поприветствовал наклоном головы. Не дождался ответной любезности, пренебрежительно хмыкнул. Дескать, ладно, что ж взять с варвара, иноверца невоспитанного. Сила, которую он принес с собой ощутимо давила на людей. И воронка над головой Онисима жадно всасывала разлитый в толпе страх. Воевода сложил руки рупором, прокричал.

-Князь говорить будет, слушайте князя!

Молодой правитель немного нервничал. Но никто, кроме Даниила этого не заметил. Речь его была спокойной и четкой. Тон властным, не допускающим ослушания. Будет толк из мальчика, решил Даниил. Моску ждет расцвет.

-Боярина Карпа Петровича и дружинного человека Степана сына Ильи рассудит честный бой. Без оружия в круге. До явной победы одной из сторон.

Продолжил Владимир, впрочем, с небольшой заминкой.

-Ты не считаешь унизительным... Даниил Ветров, господин в своих землях, биться с сыном купеческим Онисимом?

-В круге все равны.

Просто ответил Даниил. Почувствовал взгляд соперника, полный легкого недоумения.

-Тогда начинайте. Пусть с победителем будет правда.

Велел молодой моский повелитель. В абсолютной тишине, был отчетливо слышен скрип снега под ногами поединщиков, шагнувших через черту. Красивое лицо Онисима ничего не выражало. Он не торопился нападать. Осторожничал с незнакомым бойцом. Даниил внимательно смотрел, как кудрявый молодец ставит ноги: очень легкий, очень сильный, очень умелый. И не глуп. Не рвется на рожон. Выжидает. Сапоги и верно были специальные, с острой кромочкой по краю, с шипами на каблуках. Вот ведь говнюк... безоружный. А ногти? На больших пальцах немного длинноваты. Что там воевода говорил о яде? Странно, что поединщиков не осматривают, не обыскивают. Объяснение, разумеется есть. А может и не одно. Даниил решил не утруждать себя поиском причин вопиющих нарушений правил. В конце концов, ОН тоже не святой. У всех свои недостатки. Сосредоточился на моменте. Не был человеком, вот и увидел то, чего увидеть был не должен. Воронка втянулась в макушку Онисима. И глазами купеческого сына на Даниила посмотрела... бездна. Двое отпрянули друг от друга. Канал, соединяющий тень с основой запульсировал. Со стороны это выглядело странно: поединщики медленно идущие по кругу остановились, дернулись, покачнулись. Онисим прижал ладони к голове, Даниил к сердцу.

-Что за хренотень?

Вслух спросил Сила Куприяныч. Никто само собой не ответил. В круге творилось неладное. Внезапно Онисим выставил перед собой руки и бросился к смуглому чужеземцу. То ли царапаться собрался, наподобие базарных торговок, позабыв воинские умения, то ли душить врага вздумал. Он визжал, красивый рот исказился, из него капала слюна. Брюнет с длинными волосами танцевал вокруг, не давая дотронуться до себя. Руки Онисима хватали воздух. Сила Куприяныч понял, что не успевает уследить за движениями обоих. Противники двигались быстро. Очень быстро. Невероятно быстро. Еще быстрее.

-Ты!

Завывал Онисим.

-Ты! Ненавижу!

Брюнет не отвечал, ускользал с грацией непостижимой, нереальной. Вот на какое-то неуловимое мгновение враги соприкоснулись. Раздался отвратительный хруст, левая рука Онисима повисла, неестественно вывернутая в локте. Жуткий вой взорвал тишину. Брюнет, оказавшийся за спиной купеческого сына, теперь все видели, удерживал его за правую кисть. Последовал короткий толчок. Светловолосый красавец уткнулся лицом в снег, невольно навалившись на сломанную руку, что вызвало новый страшный вопль. Поверженный, беспомощный, Онисим отказывался угомониться, яростно скреб сапогами и рычал.

-Говори или шею сверну.

Спокойно велел Даниил.

-Не-не-нет!

-Говори. Я все знаю. А князь нет.

Онисим выл, захлебываясь слезами, глотая снег, отплевываясь. Там, где не было свидетелей, в слепящей синеве, таяла, захлестнутая фиолетовой нитью, дымилась и исчезала, сворачиваясь внутрь себя черная воронка. С тихим хлопком она исчезла. Силы оставили купеческого сына. Он дернулся, жалобно заскулил. Перекошенное лицо казалось безобразным.