— Судьба решается, Сеня.
— Все насчет тех тракторов?
— Все насчет тех... Я сейчас скажу там несколько слов —курчавый заметно волновался.— Не было такого указания, чтобы закупку ограничивать.
— А куда их вам? Солить, что ли?
— Тактика нужна, Сеня,— поучительно сказал курчавый.— Тактика.
Из кабинета вышли.
Курчавый еще раз поправил гимнастерку, вошел в кабинет... И тотчас вышел обратно. Достал из кармана блокнот, вырвал чистый лист, пошел в угол, к урне. Сеня с недоумением смотрел на него. Когда он чего-нибудь не понимал, он чуть приоткрывал рот. Курчавый склонился и стал вытирать грязные сапоги.
Сеня хихикнул.
— Ну, что?.. Сказал несколько слов? Или не успел?
— Ковров понастелили,— проворчал курчавый. Брезгливо бросил черный комочек в урну.
Усталый гражданин пошевелился на стуле.
— Что, не в духе сегодня?— спросил курчавого (он имел в виду секретаря райкома). Курчавый ничего не сказал.
— Не в духе,— сказал усталый, повернувшись к Сене.— Точно?
— Я сам не в духе,— ответил Сеня.
...— Вот, так,— сказал секретарь курчавому.— Так и передай там.
— Ладно.— Курчавый вышел.
Вошел Сеня.
— Здравствуйте, Иван Васильевич.
— Здорово. Садись. Что?
— Прорыв. Один наш охламон залил в картер грязное масло... И, главное, без меня! Она, говорит, у тебя все равно стоит!..— Сеня даже руками развел.
— Что случилось-то?— Секретарь тряхнул головой.— Короче можно?
— Вал полетел. В результате стоит машина. А запасных нету...
— У меня тоже нету.
— У Сударушкина Макара есть. Но он не дает. И главное, убеждает: нету. А я знаю...
— Так что ты хочешь-то?
— Позвоните Сударушкину, пусть он...
— Сударушкин пошлет меня куда подальше и будет прав.
— Не пошлет!— убежденно сказал Сеня.— Побоится.
— Ну, так я сам не хочу звонить. Что вам Сударушкин, снабженец? Докатились, что ни одного вала в запасе нету! Передай своему директору, чтобы он к обеду позвонил мне и доложил: «Вал достали». Я узнаю, будет стоять машина или нет. Все.
— Все понятно. До свиданья. Значит, мы звоним?
— Звоните.
Сеня вышел.
— Великолепно!— Сеня не знал, куда теперь двинуть.
В приемной остался один усталый гражданин. Сидел, не решаясь входить в кабинет.
— Пятый угол искали?— вежливо спросил он и улыбнулся.
Сеня грозно глянул на него... И вдруг его осенило: городской вид, а главное, желтый портфель — все это вызывало в воображении Сени чарующую картину склада запчастей... Темные низкие стеллажи, а на них, тускло поблескивая маслом, рядами лежали валы — огромное количество коленчатых валов. И городской незаметно сует ему пару...
— Слушай, друг!..— Сеня изобразил на лице небрежность и снисходительность.— У тебя на авторемонтном никого знакомого нету? Пару валов вот так надо. Пол-литра ставлю.
Городской снял со своего плеча Сенину руку.
— Я такими вещами не занимаюсь, товарищ,— сказал он. Потом деловито спросил: — Он сильно злой?
— Кто?
— Секретарь-то?
Сеня посмотрел в глаза городского и опять увидел стройные ряды коленчатых валов на стеллажах.
— Нет, не очень. Бывает хуже. Иди, я тебя подожду здесь. Иди не робей.
Городской поднялся, поправил галстук. Прошелся около двери, подумал...
Дверь неожиданно распахнулась — на пороге стоял секретарь.
— Здравствуйте, товарищ первый секретарь,— негромко и торопливо заговорил усталый, ибо секретарь собирался уходить.— Я по поводу своей жалобы.
Секретарь не разобрал, по какому поводу.
— Что?
— Насчет жалобы. Она теперь в вашем районе живет и...
— Кто живет в нашем районе?
Усталый досадливо поморщился.
— Я вот здесь подробно, в письменной форме...— Он стал вынимать из портфеля листы бумаги.— Целый «Война и мир», хе-хе...
— Вот тут на улице, за углом, прокуратура,— сказал секретарь,— туда.
— Не в этом дело, товарищ секретарь. Они не поймут... Я уже был там.
Секретарь прислонился спиной к дверному косяку.
— Идите. Там все понимают.
Усталый помолчал и дрожащим от обиды голосом сказал:
— Ну что же, пойдем выше.— Повернулся и пошел на выход совсем в другую сторону.— Все забыли!..
— Не туда,— сказал секретарь.— Вон выход-то!
Усталый вернулся. Проходя мимо секретаря, горько прошептал: — А кричим: «Коммунизм! Коммунизм!»
Секретарь проводил его взглядом, повернулся к Сене.
— Кто это, не знаешь?
Сеня пожал плечами.
— А ты чего стоишь тут?
— Уже пошел, все.
Грустный грустно шагал серединой улицы — большой, солидный. Круглая большая голова его сияла на солнце.
Сеня догнал его.
— Разволновался?— спросил он.
— Заелся ваш секретарь-то,— сказал грустный, глядя перед собой.— Заелся.
— Он зашился, а не заелся. Погода вот-вот испортится, а хлеб еще весь на полях. Трудно.
— Всем трудно,— сказал грустный.— У вас чайная где?
— Вот, рядом.
— Заелся, заелся ваш секретарь,— еще раз сказал грустный.— Трудно, конечно, такая власть в руках — редко кто не заестся.
— Ты из города?
— Да.
— У тебя там на авторемонтном никого знакомого нету?
— А что?
— Пару валов надо...
— Волов?
— Валов. Коленчатых.
Грустный человек грустно посмеялся.
— Мне послышалось: волов. Надо подумать.
— Подумай, а?
Подошли тем временем к чайной. Вошли в зал. Грустный сказал:
— Сейчас... Сделаем небольшой забег — что-нибудь сообразим.
— Какой забег?
— В ширину.
Сеня не понял. Грустный опять посмеялся.
— Ну, выпьем по сто пятьдесят... Выражение такое есть.— Он грузно опустился на стул, портфель поставил на стол.— Садись.
— Слушай, тут же нет по сто пятьдесят.
— Как?
— Не продают.
— Тьфу!.. Демократия!
— Красного можно.
— Ну, возьми хоть красного. На деньги.
Сеня принес бутылку вина, стакан.
— А себе стакан!
— Мы же в город поедем. На мотоцикле же. Как я поведу-то?
— А валы-то...— Грустный налил полный стакан, выпил, перекосился...— Ну и гадость!.. Чего только не наделают.— Налил еще полстакана и еще выпил.— От так.
Закурили.
— Валы, говоришь?
— Валы.
— Прямо хоть караул кричи?
— Точно. Погода стоит...
— Мне бы ваши заботы... А на кой они тебе сдались, эти валы?
— Я же тебе объяснял: полетел...
— Нет, я про тебя говорю. Машина-то чья?
— Моя.
— Личная?
— Какая «личная»...
— А, государственная?
— Ну.
— А почему тебе жарко?
— Так я же на ней работаю!
— А ты не работай. Нет валов — загорай. У них же все есть — пусть достанут. Они же самые богатые в мире. Они, вообще, самые свободолюбивые. Законов понаписали — во!— грустный показал рукой высоко над полом.— А все без толку. Что хотят, то делают.
Сеня оглянулся в зал.
— Чего ты орешь-то?
— Братство! Равенство!..— Грустного неудержимо повело. Он еще выпил полстакана.— Они на «Волгах» разъезжают, а мы вкалываем — равенство.
Сене было нехорошо. Он не знал, что делать.
— Брось ты, слушай, чего ты развякался-то? Поедем за валами.
— Вот им, а не валы! Пусть они на своих законах ездят. Я им покажу валы...— Грустный вылил остатки в стакан, выпил.— Пусть они — петушком, петушком... Пошли их к...
— Да мне нужны валы-то, мне-е!— Сеня для убедительности постучал себя пальцем в грудь.
— Вот им — принципиально!— Грустный показал фигу.
— Значит, не поедем?
— Нема дурных, как говорил...
— Что же ты мне, гад, голову морочил? Я счас возьму бутылку, как дам по твоей люстре, чтоб ты у меня рабочее время не отнимал. Трепач.
— Потише, молодой человек. Сопляк. Разговаривать научились! Еще гадом обзывается... Я тебе найду место. Надо честно работать, а не махинациями заниматься!— Грустный явно хотел привлечь внимание тех немногих посетителей, которые были в зале.— А я на махинации не пойду!
