– Зато «Мерседес»!

Дети еще, в голове ветер, пороха не нюхали. Я с улыбкой поглядывал, как мои подопечные с пеной у рта спорят о достоинствах и недостатках германской колымаги. А вообще-то автомобили это одна из любимых тем наших сотоварищей. Ну, скажите на милость, о чем еще говорить во время бесконечных часов праздного ожидания? О тачках и о бабах. Правда о бабах разговоров все меньше и меньше. Народ здесь подобрался по большей части женатый, солидный… что летчики, что заботливые няни-механики.

Кстати, а куда этот самый народ подевался? Я огляделся по сторонам. В раздевалке – никого, в комнате отдыха у телевизора – пусто, в курилке – только вот эти два разгильдяя.

– Э, пацаны, а что так тихо кругом? Куда запропали наши доблестные миротворцы?

– Наверху, в центре управления. – Петрик задрал голову и взглядом указал на старую кирпичную башню, нависшую над нами как растрескавшийся горный утес.

– А что там, медом намазано?

– У соседей опять пальба. Наши сидят и слушают их переговоры. – Петрик встал на ноги и стал пригребать свою кучерявую шевелюру.

– А вам, значит, не интересно?

– А чего зря время терять? Вечером за ужином и так все узнаем. – Петрик закрылся ладонью от солнца и покосился в сторону столовой. Физиономия у него при этом была точь в точь как у лиса, наблюдающего за курятником. – Сходить что ли? Есть там одна красотка, Лейла зовут. А… отпустите, дядя Витя?

Что еще за фамильярность на службе! Услышав «дядя Витя», я уже собирался взорваться, но меня отвлек другой не менее кроткий голосок:

– И меня за компанию. – Доценко резво соскочил с лавочки. – Делать все равно нехрен.

– Стоп, орлы! – Я грозно посмотрел на двух приятелей. – А если тревога?

– Да мы в Грузии уже месяц. Вы за это время хоть одну тревогу видели? Нет? Вот то-то и оно! – Петрик невинно улыбнулся. – А, кроме того, если сирена завоет, мы же не в самоволке. До кухни всего метров двести. Уже через пару минут будем в самолетах.

– Ладно, проваливайте. Но только учтите, я вас не видел, и этого разговора у нас не было.

Подымаясь по крутой лестнице башни управления полетами, я ругал себя за проявленную слабость. Хотя с другой стороны, мы не на войне и за спинами у нас совсем не родные города и села. Так что единственный смысл нынешнего грузинского вояжа – это вечно зеленые американские баксы.

Подумав о деньгах, я горько усмехнулся. Теперь все в нашей жизни решают одни только бабки. Хочешь, чтобы в больнице тебя не залечили до смерти – плати. Хочешь, чтобы упавший на голову кирпич суд признал халатностью строительной компании, а не твоей собственной шалостью – плати. Хочешь, чтобы в контрольной работе дважды два равнялось десяти – заплати, и будь уверен, законы математики сделают для тебя исключение. Как это не парадоксально, но даже для того, чтобы попасть на войну, следует сперва кое-кому всучить солидную стопку из портретов все тех же американских президентов. Среди нашего нынешнего контингента, добрая половина проковыляла именно такой унизительной дорожкой. В шутку мы их называем туристы. Купили мол тур в жаркие страны. Петрику тут подфартило, пошел прицепом вслед за мной. А вот Доценко – стопроцентный турист. Однако, что у одного, что у второго, башки на плечах видать нет. Вот засекут их в отлучке… А впрочем если пацаны готовы рискнуть сказочными по украинским меркам зарплатами, то, пусть рискуют. Не маленькие, в самом-то деле.

Чем выше я поднимался по лестнице, тем яснее слышались скрежет, визг и грохот. Радиостанцию завели на громкую связь, и раскаты боя, обильно сдобренные завываниями эфира, теперь гремели на весь центр управления. Серьезная канитель творится там у них, за границей! Это я понял сразу после оглушительного взрыва. На гранату вроде не похоже, скорее минометная мина.

Не один я оказался таким грамотным. Все офицеры, которые набились в центр управления, походили на призраков из потустороннего мира – молчаливые, мрачные, угрюмые, придавленные тяжестью собственного бессилия. Оно и понятно. Это вам ни спектакль, ни какая-нибудь радиопостановка, это настоящий жестокий бой. В нем каждый выстрел, каждый взрыв обрывает чью-то реальную человеческую жизнь.

– Что там у них? – я подсел к дежурному по аэродрому майору Семену Дьякову.

– Полчаса как началось, – Дьяков сидел, вжав голову в плечи. Говорил он очень тихо, нервно заглатывая окончания. – Какая-то крупная банда взяла в оборот российскую пограничную заставу. Может чеченцы, может грузины, те, что из радикалов, может еще кто. На контакт не шли, ультиматумов не выдвигали. Набросились как голодные волки и рвут погранцов на куски.

– Ну и дела! – от удивления мои брови поползли вверх. – Бандиты эти… они чокнутые что ли? Их же мигом накроют.

– Не тот случай, – майор отрицательно покачал головой. – Просчитали все, гады. Застава новая, маленькая, место дислокации – глуше некуда. Так что, если погранцы сами на помощь не позовут, об атаке никто и не узнает.

В этот момент в динамиках так грохнуло, что в башне управления задребезжали стекла.

– Из миномета поливают, как глухонемые. Вот шакалы! – голос начальника взлета майора Гиви Инашеридзе прозвучал как эхо от взрыва.

– Сеня, как думаешь, скоро подмога к пацанам подойдет? – я толкнул Дьякова в плечо.

– Вообще не подойдет, – майор быстро зыркнул на меня и тут же опустил глаза, словно был в чем-то виноват.

– Как не подойдет?!

Я вскрикнул так громко, что все взгляды мигом обратились в мою сторону. Ох, ну и взгляды! Мои коллеги явно знали что-то, что не знал я. Что-то чудовищное, жестокое, неизбежное и непоправимое.

– Ну, вы чего молчите? Языки что ли попроглатывали? – я начал выходить из себя.

– Пограничников никто не слышит, – связист капитан Косенко наконец прервал молчание. – Их основную радиостанцию накрыли первым же залпом.

– А это что? – Я ткнул пальцем в динамик, из которого, не переставая, неслись автоматные очереди.

– Да это, товарищ подполковник, древняя как мир «стопятка»! На равнине добивает до шести километров, а в горах… – Косенко кисло скривился, – а в горах она вообще ни к черту.

– Но мы же почти в сотне и ловим?

– Ловим на аэродромную антенну, в зоне прямой видимости, с до предела выкрученными усилителями.

Связист решительно не желал углубляться в технические тонкости. Больше того он как можно скорее постарался закрыть данную тему, для чего неопределенно заметил:

– Да много есть всякой всячины, с которой нам тут подфартило.

Знаю я этот фарт! Натолкнувшись на мой испытывающий взгляд, Косенко поспешил отвернуться. Капитан всегда прячет глаза и уходит от расспросов. Точно так же, как и оба прапорщика, прибывшие вместе с ним. Таинственные личности. Ни с кем не общаются, а только изо всех сил делают вид, что двадцать четыре часа в сутки усердно качают связь. Но народ не проведешь. Народ здесь бывалый, грамотный и глазастый. Радиоэлектронный шпионаж от обычной связи отличить смогут, тем более, когда намеки на этот деликатный промысел то и дело проскальзывают то тут, то там. Вот, к примеру, антенна наша, после того как эта троица в ней покопалась, творит настоящие чудеса. Мне кажется она теперь не только «стопятку»… она теперь мысли самого радиста вмиг срисует. Да и не только радиста, а и всех вокруг. Вот только от моих мыслей электронику наверняка заклинит. Не веселые у меня сейчас мысли, тяжелые и горькие.

Собственное бессилие казалось невыносимым. Я чувствовал себя подлой скотиной, сволочью и предателем, убийцей детей. Погранцы – это ведь срочники, мальчишки, которых только-только отрвали от мамкиной сиськи. А против них кто? Наемники, матерые волки со всего света. Им резать славянские глотки в настоящий кайф.

– Мы не можем просто так сидеть и ничего не делать! – как ужаленный я вскочил на ноги.

– А что ты предлагаешь? Это другая страна, чужая война. – Голос командира авиагруппы подполковника Черного резал слух как отточенная сталь.

– Мы должны… мы должны… – я бешено соображал, – мы должны хотя бы сообщить командованию. Пускай свяжутся с русскими.