— И мне не нравится. Боги, как все это раздражает!

— Как ты думаешь, Райс восстанет, если король отменит его решение о ссылке Родри?

— Сам по себе он не захочет этого делать, но его могут убедить люди, у которых есть шанс заполучить ран, если Райс умрет бездетным.

— Именно так. В любом случае его попытаются подтолкнуть к этому. С другой стороны, если король действительно вмешается, то Райс избавится от моего ворчания, не потеряв лица.

— Да. Перед другими лордами он сколько угодно возмущаться и бушевать по поводу королевского решения, но сам тихо его примет.

Надеюсь. Впрочем, мы даже не знаем, на самом ли деле король предполагает призвать Родри назад или это только домыслы, — Ловиан посмотрела на пепел, оставшийся в жаровне от пергамента, взяла кочергу и размешала его. — Будем надеяться, что Блейн в скором времени сообщит нам и другие новости.

Родри без труда купил себе место на барже, которая шла вниз по течению, к Лухкарну. Его конь стоял на корме вместе с мулами, которые потянут баржу по пути обратно, вверх по течению; сам серебряный кинжал разместился на носу с четырьмя членами экипажа, которые старались поменьше с ним общаться.

Остальные сто футов баржи были нагружены железными болванками и слитками с плавилен Ладотина, что размещались высоко в горах. Река текла широко и ровно, и три дня они спокойно сплавлялись на юг. Родри развлекался, рассматривая местность, мимо которой они проплывали. Горы оказались позади; перед взором путешественника раскинулись покрытые травой луга и зерновые поля провинции Гвейнтейр, зелено-золотистые в лучах летнего солнца. Они казались бесконечными.

На четвертый день они пересекли границу Дэверри. Родри не увидел никаких особых перемен в местности или каких-то знаков, отмечающих ее. Ближе к полудню капитан сказал ему, что нынешним вечером они доберутся до Лухкарна.

— Это конец нашего пути, серебряный кинжал. Готов поспорить, тебе удастся найти еще одну баржу, направляющуюся в дан Дэверри.

— Отлично. Это гораздо быстрее, чем ехать верхом, а мне нужно как можно скорее добраться до Керрмора.

Капитан в задумчивости потрепал бороду.

— Я не особо знаком с движением по реке к югу от королевского города, но оно там явно имеется, — он пожал мощными плечами. — В любом случае, скоро ты окажешься всего в неделе пути верхом от Керрмора.

Ближе к вечеру Родри увидел первые признаки приближения города. Вначале он подумал, что на южном горизонте собираются тучи, но лоцман объяснил ему, в чем дело. В небе висела темная дымовая завеса. Это был дым из угольных печей, превращающих доставляемое по реке железо в знаменитую сталь Лухкарна. К тому времени, когда они бросили якорь под городской стеной, полотняная рубаха Родри успела покрыться сажей. Доки и располагающиеся сразу же за ними склады были мрачно-серого цвета от копоти. Въезжая в ворота и поглядывая на черные разводы, пятнающие стены, Родри думал, что будет очень рад поскорее убраться из Лухкарна.

Однако под неприглядным слоем сажи город выглядел весьма зажиточным. Пока Родри искал таверну, достаточно бедную, чтобы приютить серебряного кинжала, ему пришлось проехать мимо прекрасных домов, некоторые — высотой с брох небогатого лорда. Резные вывески над дверьми пестрели названиями крупных купеческих кланов. По всему городу стояли храмы, в том числе и каких-то малоизвестных богов. Иные из них имели только крошечное святилище в уголке храма Бела, зато некоторые — в основном, храмы самого Бела, — были размером с дан, с садами и хозяйственными пристройками. И до тех пор, пока Родри не очутился в бедном районе, что начинался сразу у реки на южном берегу, он не встречал здесь нищих. И даже среди деревянных хижин портовых грузчиков и кочегаров он не встречал людей в лохмотьях. Не было здесь и детей, который бы выглядели так, словно вскоре умрут от истощения.

Он отыскал довольно обшарпанную таверну, владелец которой согласился позволить ему за пару медяков переночевать на сеновале позади дома. Родри поставил коня в стойло, вернулся в таверну и заказал себе лучший ужин, какой только предлагало сие заведение — жаркое из жирной баранины и черствый хлеб. Родри отнес все это на стол, устроился спиной к стене, и, пока ужинал, рассматривал других посетителей. Большинство из них выглядели вполне честными тружениками, которые собрались вечерком в таверне пропустить кружечку эля, перемалывая местные слухи. Но один из них вполне мог быть путешественником, как и сам Родри. Это был высокий парень с прямыми темными волосами и кожей цвета грецкого ореха, которая свидетельствовала о присутствии бардекианской крови. Пару раз Родри замечал, как незнакомец с любопытством посматривает на него, а когда Родри расправился наконец с жарким, парень подошел к нему с кружкой в руке.

— Ты приехал с севера, серебряный кинжал?

— А что?

— Я как раз туда направляюсь. Хотел бы узнать, какие дороги в Гвейнтейре.

— Этого я тебе не могу сказать, потому что приплыл на барже.

— Хороший способ, когда двигаешься вниз по реке, но не подходит для противоположного направления. В любом случае, спасибо.

Тем не менее, он задержался на мгновение, словно задумавшись о чем-то, затем наконец сел.

— Знаешь, один серебряный кинжал в свое время сослужил мне службу, и я не прочь вернуть долг его товарищу по ремеслу. — Он стал говорить тише, почти шепотом. — Ты похож на человека из Элдиса.

— Я оттуда.

— Ты случайно не Родри из Аберуина?

— Где ты слышал мое имя?

— О, оно гремит по всему югу. Позволь мне кое-что тебе подсказать. Похоже, все гнусные гвербреты разослали всадников на твои поиски. На твоем месте я бы направился на запад.

— Что? Проклятье, зачем они меня ищут?

Незнакомый парень придвинулся поближе.

— Некий тьерин Эйгвик из Кергонни выдвинул против тебя обвинение. Утверждает, что ты отрезал голову его брату.

Родри мгновенно все понял. Несомненно, Греймин во всем обвинил наемника, чтобы добиться мирного решения конфликта. В конце концов,, кто поверит серебряному кинжалу, если лорд утверждает обратное?

— Боги! Я не делал ничего подобного!

— Мне-то что? Просто будь поосторожнее.

— Сердечно благодарю.

Весь этот вечер Родри одним глазом наблюдал за входом в таверну. Если это обвинение представят в суде какого-либо гвербрета, то его обезглавят, как требуют священные законы. К счастью, годы на долгой дороге научили Родри избегать серьезных неприятностей. Он больше не может плыть на юг на барже. Во всяком случае, не тогда, когда по приказу королевской стражи эту баржу могут в любой момент призвать к берегу и обыскать. Ему придется пробираться туда по малоиспользуемым дорогам и, конечно, врать, если где-то потребуется называть свое имя. Керрмор сам по себе достаточно велик, чтобы человек мог не привлекать к себе внимания по крайней мере день или два. После того, как Родри найдет Джил, у него будет свидетельница. Кроме того, напомнил Родри себе, в Керрморе также находится Невин. Даже гвербрет прислушается к словам старика. Утром Родри выехал из восточных ворот, чтобы оставить ложный след. Гораздо позднее, когда было уже слишком поздно, он понял, что тьерин Беноик никогда не стал бы участвовать в подобном обмане.

Кто-то хорошо над тобой поработал, парень, — сказал лекарь Гвел. — Кто это был?

О… э-э… ну, — пробормотал Перрин. — Серебряный кинжал.

— Правда? Только глупец вызывает на себя гнев серебряного кинжала.

— Я… э… теперь это знаю.

В зеркале, которое висело на стене в доме лекаря, Перрин увидел свое лицо, синюшное и опухшее.

Тебе давно следовало удалить этот сломанный зуб, — заметил Гвел.

— Я смог сесть на коня только пару дней назад. Он мне и несколько ребер сломал.

— Понятно. После этого обходи серебряных кинжалов стороной.

— Клянусь, я так и сделаю.

Вырывая остатки сломанного зуба, лекарь причинил своему пациенту куда больше страданий, чем избивший его Родри, поскольку операция заняла гораздо больше времени, а единственным болеутоляющим, которое мог предложить лекарь, был кубок крепкого меда. Прошло несколько часов, прежде чем Перрин смог оставить дом лекаря и, шатаясь, вернуться в гостиницу на окраине Лерина. Он рухнул на кровать и с несчастным видом уставился в потолок. Его мысли бегали по кругу, подобно ослу, привязанному к мельничному колесу. Что ему делать? Мысль о возвращении в Кергонни и гневе дяди вызывала у него физическую боль. А еще оставалась Джил. Чем больше проходило времени, тем сильнее любил ее Перрин. Он никогда по-настоящему не ценил свое счастье, пока не потерял ее. Что с того, что в этом большинство мужчин почти ничем не отличаются от него? Слабое утешение. Если бы он только смог поговорить с ней, убедить ее позволить ему все объяснить, сказать, как крепко он ее любит… Перрин не сомневался, что она выслушает его, если только удастся встретиться с ней с глазу на глаз. Забрать ее от того ужасного парня с жутким взглядом и ужасающим двеомером. Но Перрин даже не знал, в какую сторону они поехали.