В конце молитвы они втроем долго ждали в тишине. Понемногу за раз Невин забирал силу, которую вложил в образ, и поблагодарил бога за то, что явился к ним. Поклонение Кинрея заставило образ жить немного дольше, но вскоре неустойчивая эфирная субстанция пошла своим путем, закружилась, завертелась и растворилась. Сила бога оставила свое временное пристанище. Кинрей громко всхлипнул, как ребенок, который видит, как его мать уходит на работу в поле, и знает, что не может позвать ее назад. Педраддин встал и закончил работу в храме коротким песнопением, затем восемь раз хлопнул в ладоши, медленно и торжественно.

— Мы получили благословение, — сказал Педраддин. — Он явился нам.

И снова Невин почувствовал себя неловко. Ему было жаль священников, в особенности молодого Кинрея, который никогда не узнает правду о предмете своего поклонения и никогда не поймет, что может научиться по желанию призывать бога. Тем не менее,, думая об этом, Невин решил, что наверное лучше оставить все как есть. В конце концов,, как можно любить объективную естественную силу, которую ты способен хладнокровно призвать для оживления искусственного образа? В двеомере мало места для любви, и поэтому человечеству нужны священники вроде Кинрейя.

Молча, следуя друг за другом, они покинули храм и пошли вниз по дальней стороне горы. Туман все еще оставался густым, но сквозь пронизывающую влагу слышался отдаленный грохот волн, ударяющих о скалы. Когда они пробирались по обширному лугу, поросшему грубой руппией, волны звучали все громче и громче. Наконец трое добрались до скалы, высящейся на дальней оконечности острова. Внизу, за покрытым галькой пляжем, из белой пены прибоя поднимались остроконечные огромные скалы. Океан накатывал на них и перелетал, разбрасывая брызги в стороны, затем белая пена пролетала по узким каналам между скал.

— Смотрите и ждите голоса бога! — крикнул Педраддин.

Рев океана ответил ему сотней голосов. Когда трое медленно спускались по влажным, опасным ступенькам, выбитым в скале, рев прибоя стал таким оглушительным, что, казалось, он эхом отдавался в сознании Невина. У линии прибоя они встали на колени на скользкую гальку и подняли руки ладонями вперед, обращая их к морю. Каждая большая волна накатывалась, как предзнаменование, разлеталась брызгами над скалами и кружилась белой пеной, доходя почти до их колен.

— О могущественный Вум! — крикнул Невин. — Мы просим тебя: укажи нам путь в выборе истинного короля всего Дэверри! О могущественный Вум, посади на трон истинного короля и никого другого! О могущественный Вум, дай нам силы, чтобы отличить правду от заблуждений!

Одна за другой волны накатывались с серого, туманного океана. Они вполне могли бежать от берега Элдиса или даже Других Земель. Некие голоса ревели и грохотали, давая неразличимые ответы на вопросы Невина. Внезапно Кинрей зарыдал и медленно поднялся на ноги, его глаза невидяще смотрели вперед — он был в глубоком трансе. Когда он заговорил, его тонкий тенорок изменился и превратился в низкий и глухой голос, напоминающий шум бьющей о скалу волны.

— Ищите на северо-западе. Человек, который будет королем, родился на северо-западе. Король всего Дэверри и всего Элдиса был рожден на озере среди рыб и тростника. Тот, кто принесет мир, готовится к войне.

Издав резкий крик, Кинрей потерял сознание и упал лицом вперед, когда бог оставил его. Невин и Педраддин подняли парня, затем отнесли от линии прибоя к жалкому укрытию, сооруженному у подножия скалы.

Педраддин снял с себя плащ и закутал в него служителя.

— Невин, он — священник, который рождается раз в столетие. Он сменит меня на этом посту и превзойдет меня в тысячу раз. Я каждый день благодарю бога за то, что он привел его сюда.

— Так ты и должен делать. Это хорошо и для Кинрейя. Не знаю, что случилось бы с парнем, если бы он не нашел путь к богу.

— Семья считала его дурачком. Когда он был еще маленьким мальчиком, они приехали с ним сюда, чтобы спросить у бога совета. Кинрей так и остался тут. Иногда я задумываюсь, нет ли у Кинрея какого-то количества эльфийской крови. Разумеется, я не могу отправиться к его родителям и спрашивать о таких позорных вещах. — Педраддин по-отечески положил руку на щеку мальчика. — Он холодный, как лед. Думаю, нам нужно побыстрее унести его из этой сырости.

— Ты прав. Давай его мне.

Невин призвал духов стихий, что было очень легко в этом водовороте простейших сил, и попросил их помощи — одному ему было бы не поднять такую тяжесть. Чувствуя духов рядом, старик взвалил на себя Кинрея, как мешок с зерном, и потащил вверх по ступенькам с такой легкостью, что ему даже не требовалось останавливаться, чтобы перевести дыхание. Невин отнес молодого священника подальше от края, затем нежно положил на траву, в то время как Педраддин наблюдал за происходящим в полнейшем изумлении. Через несколько минут Кинрей тряхнул головой, повернул ее в одну сторону, в другую и открыл глаза.

— Я вскоре смогу идти, ваше преосвященство, — прошептал он.

— Когда ты будешь готов. Не раньше, — Педраддин встал на колени рядом с ним. — Скоро ты научишься контролировать силу бога.

Невин отошел на несколько шагов и отвернулся, чтобы посмотреть на кружащийся вдали туман и океан. Голоса бога тихим эхом отдавались вдали. «Северо-запад, — думал он. — Я бы зря потратил время, если бы отправился в Керрмор.» Невин не сомневался, что знак был истинным: усиленный ритуалом и самой обстановкой храма, прирожденный психический талант Кинрея глубоко вошел в душу расы Дэверри. «Рожденный среди рыб и тростника» — эта фраза в особенности беспокоила Невина, но он не сомневался, что со временем все станет ясно.

В целом Невин был доволен.

Только позднее он вспомнил зловещее определение: «король всего Дэверри и Элдиса» — и задумался, какие именно могущественные силы он пробудил к жизни.

Во второй половине дня, пока Кинрей спал, Невин и Педраддин отправились в Архивный Зал, который занимал весь второй этаж броха. Им помогал еще один новообращенный. Усевшись за стол возле окна, они изучали старые пыльные рукописи с генеалогиями, одну за другой. Когда они составили списки наследников, как прямых по мужской линии, так и непрямых — сыновей женщин королевской крови, одно имя повторилось трижды: Марин, наследный принц маленького королевства Пирдон, имеющий отдаленное родство с королевской семьей Элдиса, крепкое — с претендентом от Кантрейя через мать, и самое прямое — с линией Керрмора через принца Кобрина, сына Даннина. Поняв, что человек из линии Даннина может в один прекрасный день усесться на трон всего Дэверри, Невин содрогнулся, ощутив холодок двеомера. Это была как раз такая ирония, которую, казалось, любят Властелины Вирда.

— Вот этот парень меня интересует, — Невин постучал по имени Марина костяным пером. — Ты о нем что-нибудь знаешь?

— Нет. До Пирдона далеко. Временами мне бывает нелегко получить оттуда сведения для моего архива.

— Ты не думаешь, что он мертв или с ним еще что-то случилось?

— Сомневаюсь. Обычно кто-то все-таки прилагает усилия, чтобы сообщить мне о таком важном событии, как смерть наследного принца. Просто я хочу сказать, что никогда не видел ни этого парня, ни его мать. Один раз встречал отца. Тогда Касилу было… о, я сказал бы, двенадцать лет. Он показался мне приятным ребенком… но кто знает, сколько всего могло случиться с тех пор?

Поскольку для успеха плана им требовалась помощь по крайней мере одного могущественного священника культа Бела, Невин направился назад, в Дэверри, вместо того, чтобы преодолевать сотни миль до Пирдона. Он дал задание разузнать все о принце Марине Адерину, который вместе со своим аларом находился неподалеку от границ Пирдона. Невин как раз пересек границу Дэверри, когда Адерин связался с ним через огонь костра.

Образ Адерина улыбался — правда, задумчиво.

«Думаю, мы нашли нашего претендента, — пришел ментальный импульс. — Пирдон — суровое место, но это как раз нужный тип суровости — тот, который не дает человеку забыть, что ему для выживания необходимы другие люди. Король Касил произвел на меня большое впечатление: он обладает честью, редко встречающееся явление даже в самые лучшие времена. Молодой принц кажется умным не по годам, но ему только пять лет, поэтому рановато говорить, что именно из него получится. Однако выглядит он здоровым. Будет жаль, если он умрет в детстве.»