Подобно римскому императору, Гитлер въехал сегодня в этот средневековый город на закате, минуя фаланги бурно приветствовавших его нацистов, заполонивших узкие улочки, которые видели когда-то знаменитого поэта Ганса Сакса и других мейстерзингеров. Десятки тысяч флагов со свастикой закрывали готическую красоту площади, фасады и остроконечные крыши старинных домов. На улицах города, которые едва ли шире дорожек в парке, море коричневой и черной униформы. Первый раз я увидел Гитлера мельком, когда он проезжал по улице мимо нашего отеля «Вюртембергер Хоф» к своей штаб-квартире в «Дойче Хоф», его любимом старинном отеле, который специально для него реконструировали. Стоя в машине, он сжимал левой рукой фуражку, а правую вяло вскидывал в нацистском приветствии, выражая признательность за этот сумасшедший прием. Он был одет в поношенную габардиновую полушинель. В лице ничего особенного, я предполагал, что оно у него более волевое. Мне никогда не понять, какие тайные источники он вскрыл в этой истеричной толпе, чтобы она так бурно его приветствовала. Он не держится перед толпой с некоторой театральной властностью, которую я наблюдал у Муссолини. Я рад был видеть, что он не выдвигает вперед подбородок и не отбрасывает голову назад, как дуче, не делает стеклянные глаза, хотя и есть что-что стеклянное в его глазах – самой выразительной части его лица. В его манере держаться чувствуется даже какая-то наигранная скромность. Сомневаюсь, что она неподдельная.

Этим же вечером в прекрасной старинной ратуше Гитлер официально открыл четвертый партийный съезд. Он говорил минуты три, видимо приберегая голос для шести больших выступлений, которые были включены в программу следующих пяти дней. Путци Ханфштенгль, необъятный, легковозбудимый, непоследовательный неотесанный парень, который не забывал напоминать нам, что он частично американец и окончил Гарвард, выступил с докладом о событиях дня в качестве шефа представителей иностранной прессы на съезде. Стараясь, очевидно, угодить своему боссу, он имел наглость просить нас, чтобы мы «сообщали о событиях в Германии, не пытаясь их интерпретировать». «Только история, – орал Путци, – сможет оценить события, которые происходят сейчас под руководством Гитлера». Мы должны поддакивать нацистской пропаганде – вот что он имел в виду и что имеют в виду Геббельс и Розенберг. Боюсь, что эти слова Путци без особого внимания, если не сказать добродушно, были восприняты американскими и британскими корреспондентами, которым он даже нравился, несмотря на его непроходимую глупость.

Сегодня около десяти часов вечера я оказался в толпе из десяти тысяч истериков, которыми был запружен крепостной ров перед отелем Гитлера. Они кричали: «Мы хотим нашего фюрера». Я был слегка шокирован лицами этих людей, особенно женщин, в тот момент, когда фюрер наконец появился на минуту на балконе. Они напомнили мне специфическое выражение, которое я видел однажды в глуши Луизианы на лицах сектантов-трясунов, готовых начать свои дикие пляски. Они смотрели на него как на мессию, в их лицах явно появилось что-то нечеловеческое. Думаю, задержись он на виду чуть подольше, большинство женщин попадали бы в обморок от возбуждения.

Потом мне удалось протолкнуться в вестибюль «Дойче Хоф». Я узнал Юлиуса Штрайхера, которого здесь называли некоронованным королем Франконии. В Берлине он больше известен как антисемит номер один и издатель вульгарной и порнографической антисемитской газетенки «Sturmer». Он был обрит наголо, и это, казалось, прибавляло садизма его физиономии. Когда он прохаживался, угрожающе размахивал короткой плеткой.

Сегодня приехал Ник. Он будет работать здесь корреспондентом.

Кажется, я начинаю понимать некоторые причины поразительного успеха Гитлера. Позаимствовав тексты законов римской церкви, Гитлер возвращает пышную зрелищность, красочность и мистицизм в однообразную жизнь немцев двадцатого столетия. Сегодняшнее утреннее заседание в Луитполд-Халле, в предместье Нюрнберга, оказалось более чем великолепным; в нем тоже был некий мистицизм и религиозная страстность пасхальной или рождественской мессы, проходящей в громадном кафедральном соборе. Везде море разноцветных флагов. Даже приезд Гитлера был обставлен театрально. Оркестр перестал играть. В зале, где собралось тридцать тысяч человек, установилась тишина. Потом оркестр заиграл «Baden-weiler March», очень легко запоминающуюся мелодию, и, как мне рассказали, именно в тот момент, когда Гитлер совершал свой великий выход. Он появился в глубине зала и, сопровождаемый своими помощниками – Герингом, Геббельсом, Гессом, Гиммлером и другими, медленно зашагал по длинному центральному проходу, и в это время тридцать тысяч рук поднялось в приветствии. Этот ритуал, как говорят корреспонденты-старожилы, соблюдается всегда. Затем огромный симфонический оркестр исполнил бетховенскую увертюру «Эгмонт». Громадные прожектора освещали сцену, где сидел Гитлер в окружении сотни партийных чиновников и армейских и морских офицеров. За ними – «кровавый флаг», пронесенный по улицам Мюнхена во время злополучного путча. Позади него – четыреста или пятьсот штандартов СА. Когда музыка закончилась, Рудольф Гесс, ближайшее доверенное лицо Гитлера, встал и медленно зачитал имена нацистских «мучеников» – коричневорубашечников, погибших в борьбе за власть. Это была перекличка мертвецов, которая, судя по всему, сильно растрогала тридцать тысяч сидящих в зале.

Естественно, что в такой атмосфере каждое брошенное Гитлером слово воспринималось как ниспосланное свыше. В такие моменты способность людей, по крайней мере немцев, мыслить критически испаряется и любая произнесенная ложь принимается за высшую истину. Именно в таком состоянии были собравшиеся в зале нацисты, когда им преподнесли воззвание фюрера. Он зачитывал его не сам. Зачитывал гауляйтер Баварии Вагнер. Интересно, что его голос и манера говорить были похожими на гитлеровские, поэтому некоторые корреспонденты, которые слушали выступление в отеле по радио, думали, что говорил сам Гитлер.

Что касается воззвания, то оно содержало следующие заявления, встреченные такими бурными аплодисментами, будто явились для всех откровением: «Немецкий образ жизни точно определен на ближайшую тысячу лет. Для нас нестабильный девятнадцатый век наконец завершился. В следующее тысячелетие в Германии не будет революций!»

Или: «Германия сделала все возможное, чтобы обеспечить мир во всем мире. Если война снова приходит в Европу, то только из-за коммунистического хаоса». Позже, перед заседанием «по культуре», он добавил: «Только безмозглые карлики не в состоянии понять, что Германия встала волноломом на пути коммунистических потоков, которые могут затопить Европу и ее культуру».

Гитлер коснулся также борьбы, ведущейся сейчас против его попытки сделать нацистской протестантскую церковь. «Я стараюсь объединить ее. Я убежден, что Лютер сделал бы то же самое и думал бы об объединенной Германии в общем и целом».

Сегодня Гитлер впервые представил народу свой Трудовой корпус, и это оказалась хорошо подготовленная полувоенная организация фанатично настроенной нацистской молодежи. Стоя в лучах утреннего солнца, искрящегося на их блестящих лопатах, пятьдесят тысяч юнцов (первая тысяча была обнажена до пояса) заставили немецких зрителей зареветь от восторга, когда неожиданно начали маршировать настоящим гусиным шагом. С тех пор гусиный шаг всегда кажется мне проявлением глупости и полного отсутствия человеческого достоинства, но в то утро я впервые почувствовал, какую тайную струну затрагивает этот шаг в странной душе немца. Все непроизвольно вскочили и заорали приветствия. Это был ритуал даже для мальчиков из Трудового корпуса. Они образовали скандирующий хор и синхронно произносили: «Мы хотим одного лидера! Ничего для нас! Все для Германии! Хайль Гитлер!»