— Ух ты, — не сдержался Серёжка. — Понятно, почему вы такие здоровые и неудобные устройства с собой таскаете. На комбрасах память небольшая, а на ваших…

— Пятьсот терабайт.

— Я извиняюсь, а зачем такая память на коммуникаторах? — снова вмешался Стригалёв. — Зачем вам такая база данных на нём? Это же не рабочее место.

— Почему же не рабочее? — удился Валерка. — Как раз вполне рабочее. Всегда с собой. А автономные файлы потом можно синхронизовать.

— Да, но без приличной клавиатуры работать неудобно. Этой палочкой много не натыкаешь.

— Есть и клавиатура.

Паоло достал из кармана что-то вроде архаичной записной книжки, развернул ее как гирлянду, и на стол легла тонкая, но полноразмерная по ширине клавиатура с нарисованными клавишами и тонким хвостиком-проводом.

— Подсоединяем в гнездо — и готово.

— Сенсорная клавиатура? — уточнил Стригалёв.

— Она самая. У вас такие есть?

— Есть, но не в широком использовании.

— Я никогда не видел, — признался Серёжка.

— Так что, если в дороге или ещё где вдали от привычного места возникает желание заняться работой, то мы себе в нём не отказываем, — подвёл итог Валерка.

— Неплохо, — одобрил пионер. В глубине души он вынужден был признать, что Игорь был неправ, презрительно обозвав желание таскать с собой большие и тяжелые коммуникаторы вместо маленьких, лёгких и удобных в креплении комбрасов «потребляйством». Потребляйство — это когда человек хочет вещь от нечего делать. Ту, которая ему не нужна или почти не нужна. А Никите и его друзьям таки коммуникаторы были нужны для деля.

Но Игорь ошибся потому, что ему не объяснили настоящее назначение этих приборов. Вот и Серёжка сам не знал, что на них можно крутить записи, и держать базу данных по всем звёздам галактики и ещё много чего…

— После того, как я ввел вид звездного неба, оставалось только написать программу эмуляции картинки для произвольной звезды и начать перебор, ожидая совпадения.

— Ой, Паоло, только не говори, что ты так и сделал, — недоверчиво прищурился Валерка. — Знаю я тебя, скорее утопишься, чем станешь программировать ГСН-алгоритм.

— Что значит — ГСН? — полюбопытствовал Стригалёв.

— "Грубая сила и невежество", — расшифровал подросток. — Когда программист старается достичь результата не за счет своего умения, а за счет мощности имеющегося у него вычислителя.

Серёжка хихикнул.

— Ну, конечно я поступил по-другому, — признался Паоло. — Задал условия отбора. Во-первых, отсюда виден Млечный Путь. По его ширине можно определить местоположение этой системы относительно его плоскости. А вторым ориентиром было звездное скопление. Правда, Валерка меня подвёл немного. Это были не Плеяды, а Гиады.

— А вот не надо сразу "подвёл"? — возмутился Валерка. — Ты у меня что спрашивал? Какое звёздное скопление у русских называется Стожарами. Я тебе и ответил — Плеяды. Всё честно.

— Значит, Серёжка напутал.

— Ничего я не напутал. Стожарами мы эти звезды называем, кого хочешь спроси.

Паоло виновато улыбнулся и развел руками.

— Я судить не возьмусь, — признался Стригалёв. — Астрономия никогда не входила в круг моих интересов. Конечно, я должен знать, в какой звёздной системе работаю. Но на этом, пожалуй, всё.

— Вот нашли проблему на ровном месте, — возмутился Никита. — звездное скопление есть? Есть. Ну и назвали его по-русски Стожарами. А то, что эти Стожары совсем не те, что на Земле, так кому это важно? Название не официальное, что хотят, то и называют. Они ж здесь не астрономы.

— Наверное, так оно и было, — согласился Паоло. — В общем, тут я сделал ошибку, это условие пришлось менять. А так всё просто: по двум ориентирам рассчитывается сектор, а потом в нем отбираются все звезды класса К, они же желтые карлики, и для них строится модель карты звёздного неба. У триста двенадцатой Цефея совпадение оказалось девяносто восемь процентов. У остальных кандидатов не больше шестидесяти двух. Так что, всё очевидно.

— Так что, как видишь, Игорю в знании астрономии мы не уступаем, — подвел итог Никита. И тут же добавил: — Если, конечно, не считать меня.

Серёжка недовольно засопел, но промолчал: крыть было нечем. А после последней фразы Никиты и вовсе улыбнулся: сердиться на него было просто невозможно.

— А вы, молодой человек, чем увлекаетесь? — спросил Стригалёв. — Кстати, вы ещё и представиться не успели.

— А я с ними, — шустро ответил мальчишка, чем вызвал новую волну улыбок. — Если серьезно, то меня зовут Никита. Никита Кириллович Воробьев. Мы с Валеркой братья, только двоюродные. И живу я на Земле, в поселке Мурмино под Рязанью. Увлекаюсь квантовой физикой и футболом.

— Интересное увлечение для вашего возраста… Я не футбол имею ввиду.

— Я понял… А оно правда интересное. Последнюю сотню лет наука в этой области практически топчется на месте, значит, вот-вот должны последовать громкие открытия. хочется принять в этом участие.

— Уже последовало, — мрачно произнес Паоло. — И участие мы приняли.

— Ну и не смешно, — обиделся Никита.

— А я и не смеюсь…

— Парни, вы чего вообще? — удивился Валерка. — Нашли время… Виктор Андреевич, в общем, теперь вы знаете всё.

— Всё кроме главного: что теперь делать? Вы ведь рассчитываете, что я помогу вам вернуться домой, верно?

— Ну да, — подтвердил Никита. — Помогите нам встретиться с вашими специалистами по квантовой физики и убедить их в том, что мы говорим правду. Пусть они ещё не открыли технологию перехода с помощью возбуждения струн, но наш рассказ может им помочь её разработать. Ведь они будут точно знать, что это возможно, раз мы здесь.

— С этим будут проблемы, большие проблемы, — вздохнул врач. — Во-первых, здесь, на Сипе науки практически нет. Провинция. Захолустье, если вам знакомо такое слово.

— Приходилось слышать, — кивнул Валерка.

Захолустьем в древние, царские времена назывались отдаленные уголки России, фактически отрезанные от современной жизни из-за плохих дорог и отсутствия средств связи. Там люди жили словно в прошлом, порой как бы за полвека до своего времени. И уж точно никакой науки не было.

— Вам нужно отправиться на Землю, обратиться в РИАН. Но тут вторая проблема — война. То, что происходит здесь, на Сипе — только небольшой эпизод, фрагмент противостояния, которое поставило под вопрос саму судьбу Империи.

— Мы всё равно победим! — вырвалось у Серёжки.

Было видно, что сказано это не на показ, а от души, необдуманно, а на гребне волны нахлынувших чувств.

Стригалёв нахмурился.

— Я русский человек, поэтому не могу желать России поражения в войне и, конечно, его не желаю. Да, я, по выражению нашей власти, оппозиционер, но те, кто говорят, что все оппозиционеры — агенты ултов, либо не знают о чем говорят, либо намеренно лгут.

— А никто и не говорит, что вы за ултов, — поправился пионер. — Нормальный человек не может быть против своих.

— Я просто не знаю, насколько дорогие гости знакомы с политической ситуацией в нашей стране, — в голосе врача проскользнула ирония.

— Почти незнакомы, — сознался Валерка. — Знаем про Империю, про войну — вот и всё, пожалуй. А рассказы про оппозиционеров… Слышали, только пока не оценили что там правда, а что нет. Трудно разобраться. Хотя, встретили вы нас жестко.

— Вымотался после операции, — немного виновато признался Стригалёв. — Сложный случай был, пять часов от стола не отходил. Нервы…

— Вот и верь после того в сказки о добром докторе Айболите, — нарочито театрально вздохнул Никита. Мальчишки улыбнулись.

— С пациентом врач должен быть именно таким — добрым и внимательным, — ответил врач. — Но за это приходится платить в остальной жизни. Точнее — расплачиваться. Нервное напряжение даром не проходит. Вы, если уж честно говорить, легко отделались. Знаете, как могу отлаять операционную медсестру, если что-то идет не так? А бывает, у меня и корнцанги по операционной летают.

— Медсестру жалко, — серьезно сказал Никита.