Наверное, я на некоторое время лишился рассудка; далеко не сразу я поймалсебя на первой связной мысли, которая гласила: понятия не имею, что теперьделать. Инстинкт подсказывал, что пора возвращаться в Эджвилл, но в душувдруг закралось подозрение, что в Эджвилле еще опаснее, чем на равнине, чтовне города мне как-то спокойнее. Я знал: необходимо поставить в известностьБреда и Келли. Скрывать от них правду было бы бессмысленно. Просто я еще не понялтолком, что все это значит. Все, прежде казавшееся осмысленным, теперьвыглядело жалкой чепухой. Последний день в седле и найденные останкиперевернули мир. Прошлое казалось теперь ворохом бессмысленных поступков. Водном я был твердо уверен, и, хотя радоваться здесь было нечему, это даваломне хоть какую-то точку опоры: равнина — не пустота. Здесь есть жизнь, и этоне только Плохие Люди, а кое-что похуже. Еще я знал, что опасность таитсясовсем близко. Нам грозила смерть, и вовсе не от голода.

Повторяю, я намеревался рассказать о мертвеце Бреду и Келли, но не спешил сэтим. Увидев более-менее пологий склон, я стал подниматься и достиг по краюущелья места, откуда был виден свет нашего костра. Тогда я сел, свесив ноги,и предался размышлениям, по большей части невеселым. Я по-прежнему не знал,как поступить, но мной все больше овладевало желание разобраться в причинесмерти бедняги из машины-пузыря. Дело было безнадежное, однако я не моготделаться от этого желания; в его неистовости было что-топротивоестественное, словно я всю жизнь только этого и ждал. В конце концовя устал от мыслей и стал бездумно таращиться на дымок костра.

Не знаю, когда мое внимание привлекло движение звезд; наверное, сначала ятупо наблюдал за ними, а всполошился гораздо позже. В движение пришли сразутри звезды, причем вместо того чтобы просто прочертить по небу дугу иисчезнуть, как бывает с метеоритами, они перемещались по прямой, застывали,потом снова срывались с места. Обеспокоило меня, видимо, их приближение:звезды явно очерчивали ту же траекторию, что и горы на фоне неба.Окончательно перепугала меня одна звездочка: она загорелась бледно-желтымсветом и испустила яркий изумрудный луч; когда луч скользнул по склону,раздался приглушенный рокот. Дальше я сидеть не мог: вскочив, я помчался,как ужаленный, не помня себя от страха. Увидев Бреда и Келли, я завопил:

— Ведите лошадей! Сюда, наверх!

Они озадаченно переглянулись.

— Что случилось? — крикнул Бред.

Я видел, что три звезды неумолимо приближаются.

— Быстрее! Поторапливайтесь, черт возьми! Беда!

Это привело их в чувство.

Когда они поднялись ко мне с лошадьми, звезды перестали бытьзвездами: теперь они напоминали метательные снаряды обезьян: заостренныецилиндры в тридцать — сорок футов длиной, с выпуклым днищем. Подробнееразглядывать их мне было некогда. Я прыгнул на коня, натянул поводья икрикнул Бреду и Келли:

— Помните пещеру наверху?

— Что это такое? — испуганно спросила Келли, не спуская глаз с цилиндров.

— Позже разберемся, — ответил я. — А сейчас — вперед, к пещере!

Мы стали отчаянно штурмовать склон; лошади скользили наосыпающейся гальке и едва не падали, однако в конце концов достигли цели.Вход оказался таким узким, что лошади едва протиснулись внутрь, зато дальшепещера расширялась, и ей не было видно конца. Мы оставили лошадей иподползли к отверстию. В двух сотнях футов под собой мы увидели все трицилиндра: они висели над ущельем, откуда мы только что сбежали. Это былоневероятное зрелище: цилиндры рывками сновали туда-сюда, словно были легчевоздуха и реагировали на каждый порыв ночного ветерка. Они оказались раза вдва больше, чем я думал сначала, и через их обшивку просачивалось белоесвечение, настолько интенсивное, что смотреть на них больше секунды былоневозможно. Цилиндры издавали высокий дрожащий звук, похожий на пениефлейты, только куда пронзительнее. От этого звука у меня побежали по всемутелу мурашки.

Никогда в жизни я еще не испытывал такого страха. Я дрожал, как конь,шарахнувшийся от огня, но все равно до боли таращил глаза, пока от этогонеземного света у меня не помутилось в голове. Я поманил Бреда и Келли иотполз вместе с ними в глубину пещеры. Там мы уселись. Лошади испуганнохрапели, но эти звуки меня, наоборот, успокоили. Бред задал вопрос, что женам теперь делать, а я спросил в ответ, что он предлагает. Швыряться в этиштуковины камнями? Лучше сидеть смирно, пока они не уберутся. Я едваразличал сына, сидевшего в какой-то паре футов от меня, и мысленно умолялчертовы цилиндры убраться подобру-поздорову и оставить нас в покое. До моегослуха по-прежнему долетал издаваемый ими невозможный звук, в пещерупроникало белое свечение.

Келли снова спросила, что это такое. Я ответил: наверное, какие-то аппараты.

— Я и сама вижу, — нетерпеливо ответила она. — Кто, по-твоему, ими управляет?

Над этим я еще не успел поразмыслить, но почему-то обозвал себя глупцом зато, что не подготовил ответа на столь естественный вопрос.

— Капитаны, кто же еще! Больше некому.

— Зачем им нас преследовать? — спросил Бред.

— Может быть, им нет до нас никакого дела. Мало ли, какие у них занятия.

— Тогда зачем нам было убегать?

Я вспомнил, что еще не рассказывал им о мертвеце, но решил, что сейчас невремя: довольно с них дурных новостей.

— Мы правильно сделали, что удрали, уж поверь мне.

Мы немного посидели молча, потом Бред проговорил:

— Думаешь, мама встретилась с ними?

Я тяжело вздохнул; в замкнутом пространстве пещеры мой вздох мог соперничатьпо звучности с конским храпом.

— Если они ведут здесь наблюдение, то не исключено.

Снова молчание. Сын сказал:

— Когда они уберутся, мы можем попробовать выследить их.

Я собирался ответить, что нам лучше держаться подальше, но тут вход в пещеруосветился изумрудным сиянием, и меня повалила наземь неведомая сила. Очнулсяя в кромешной тьме, с полным песка ртом, со звоном в ушах. Немного погодя япочувствовал прикосновение Бреда к моей груди и услышал его голос:

— Папа!

Лошади ржали и отчаянно перебирали копытами, пытаясь освободиться от пут. Япопробовал было приподняться, но головокружение заставило меня сноваплюхнуться.

— Келли... — пробормотал я.

— Она ушла искать выход.

— Что?.. — Я не закончил и снова упал головой в пыль.

— Вход завалило. Там теперь не меньше тонны камней.

— Черт! — Я нащупал у себя на затылке здоровенную шишку. В глазах у менябыло темным-темно. — Как кони?

— В порядке, просто перепугались.

— Ясно, — пробурчал я. — Я тоже.

Я осторожно сел, нашел плечо Бреда и крепко сжал. Думать я не мог; мнойовладела тупость, мешавшая даже бояться. Казалось, у меня в голове все времяповторяется тот чудовищный взрыв, и сноп окутанных дымом камней снова иснова вышибает из меня мозги.

Совсем скоро издалека послышался голос Келли: она сообщала, что кое-чтонашла, и подзывала нас. Я все еще находился в полубессознательном состоянии,поэтому позволил Бреду выступить моим провожатым. Мы двинулись в глубь горыи спустя примерно минуту увидели звезды в темно-синем овале неба.

— Видите? — снова окликнула нас Келли откуда-то спереди.

— Почти добрались! — отозвался я.

Пролом находился на высоте шести футов; человек мог в него пролезть, нолошади ни за что не смогли бы выбраться через него из проклятой пещеры. Меняпосетила мысль, что раз мы лишаемся коней, то лучше бы нам было сразупогибнуть при взрыве. Впрочем, стоило мне выкарабкаться на холод и увидетьнаходку Келли, как я сразу забыл об участи коней и о нашей незавиднойсудьбе.

С этой стороны тоже, насколько хватало глаз, тянулась унылая равнина. Норазница существовала, и коренная: внизу, в нескольких сотнях футов отподножия горы, располагался огромный кратер, представлявший собой круг сдиаметром примерно в милю и напоминавший гигантский сосуд, источающийзолотое сияние. Это сияние было настолько сильным, что скрывало все каверныв стенах кратера, за исключением самых глубоких. Мне захотелось сравнитькратер с зияющей золотой раной на морщинистой шкуре. Над кратером сноваливсе те же три летательных аппарата, напоминая своей суетой насекомых,прилетевших к издохшей белке. У нас на глазах они исчезли в жерле кратера.