Людовик. Я лично в это не верю. Когда человек умер, он мертв. Иначе – до чего мы дойдем! Мы же видели собственными глазами, что он лежал окоченевший, на лице восковая бледность, холодный…
Вивиан. Но он же чихнул!
Людовик. У нас нет доказательств, что это именно он чихнул! Может быть, кошка!
Вивиан. В этом доме никогда не было кошек.
Людовик. Раз это не кошка, значит, в стенной шкаф спрятался грабитель, он и чихнул.
Вивиан. Что вы говорите, Людовик! Профессор сейчас делает ему укол для поддержания сердечной деятельности.
Людовик. Но ведь профессор сам выдал свидетельство о смерти! Похоронное бюро официально объявило о том, что Стефан Буасьер скончался четырнадцатого августа тысяча девятьсот семьдесят пятого года. Это мне не приснилось. Я держал в руках документ. Я его читал: скончался и прочее. Я читал его! Что вы на это скажете?
Вивиан. Каждый человек может ошибаться! (Выходит.)
Людовик (ошеломлен). Ну уж нет! Никто не имеет права! Бывают обстоятельства, когда никто не имеет права!
Взволнованная Люси выходит из спальни.
Люси. Его сердце снова бьется, слабо, но очень четко. Профессор дал мне послушать. Тик… Так… Тик… Так…
Людовик. Это тикают его часы!
Люси. У него появился пульс!
Людовик. Ну и что это доказывает? У мертвеца бьется сердце! Вот и все! Такое уже бывало! Нечего фантазировать!
Люси. Я была так несчастна, что мы поссорились перед его смертью. Теперь я смогу попросить у него прощения.
Людовик. Ты теряешь голову. Только послушайте! Сердце бьется, зрачок… В конце концов, твой отец не Иисус Христос, чтоб воскреснуть!
Люси. Это чудо природы!
Людовик. Нет, издевательство природы! А что об этом думает великий профессор Гаррон?
Люси. Он еще не высказался окончательно.
Людовик. Понятно! Хорошенькие дела, наверное, творятся в его клинике при такой диагностике.
Люси. Удивительно, Людовик! Можно подумать, что воскресение папы тебя раздражает.
Людовик. Меня? Раздражает? Я просто уничтожен.
Люси. Уничтожен? Но почему?
Людовик. Потому что если твой отец устроил нам… как бы это сказать… мнимый уход из жизни, мы снова на краю пропасти.
Люси. Но почему же?
Людовик (раздраженно). Почему? Просто черный юмор! Послушай, Люси! Если сведения, поступающие из той комнаты, верны, то в понедельник я буду ночевать в тюрьме.
Люси. Что ты выдумываешь?
Людовик. Это жестокая правда!
Люси. Но ведь Марешаль обещал дать тебе деньги?!
Людовик. Когда он узнает, что Стефан ожил, он не даст мне даже на билет в метро.
Люси. Но почему?
Людовик. Потому что раз твой отец жив, он сам располагает своим состоянием как ему заблагорассудится. Может спустить все в казино или пожертвовать монастырю, или просто отдать бедным. Марешаль никогда не был игроком. Он согласился одолжить мне эти деньги только потому, что уверен в своей выгоде. Раз твой отец жив, ты не получаешь наследства. Нет наследства, нет и гарантии, значит, не будет и денег в понедельник на столе судьи Бонне. У нас снова все опишут – и квартиру, и твои драгоценности, и все остальное.
Люси. Ты действительно думаешь, что Марешаль теперь откажется?
Людовик. Никогда он не станет рисковать.
Люси. Боже мой! Снова начинается этот кошмар.
Людовик. Да, если только…
Люси. «Если только»?
Людовик…если до понедельника твой отец перестанет оживать. Это наша единственная надежда.
Люси. Значит, надо выбирать между отцом и тюрьмой?
Людовик. Да! А я так великолепно действовал. Марешаль проглотил приманку вместе с крючком, все шло как по маслу, и вдруг – лопнуло. Все рушится! Я проклят… Я проклят… (Падает на диван.)
Некоторое время оба молчат.
Люси. Мой дорогой Людовик, наберись мужества!
Людовик. Я погиб… Я конченый человек… Оставь меня… Найди другого мужчину, который сможет сделать тебя счастливой… Оставь меня…
Люси. Послушай, Людовик, надо быть реалистом, это легкое улучшение не может долго продолжаться, и до понедельника еще достаточно времени, чтобы окончательно умереть.
Людовик. Зрачок! Теперь сердце бьется! Пойми, Люси, я не желаю смерти твоему отцу…
Люси. Я знаю, Людовик.
Людовик…но в этом наше единственное спасение!
Из спальни тихо появляется профессор Гаррон. Он очень взволнован.
Профессор Гаррон. Невероятно! Впервые в моей жизни происходит такое.
Людовик. Короче, в двух словах, какова ситуация?
Профессор Гаррон. Он открыл один глаз.
Люси. О боже! (Бросается в спальню.)
Людовик. Может быть, это нервы!
Профессор Гаррон. Через пятнадцать часов после смерти – безусловно, нет.
Людовик. Если я правильно понял, он чихает, он порозовел, зрачок реагирует на свет, сердце бьется и, наконец, он открыл глаза…
Профессор Гаррон. Совершенно верно…
Людовик. Но вы же сами выдали свидетельство о смерти!
Профессор Гаррон (смутившись). Так точно… Но когда я констатировал смерть, все признаки были налицо, все!
Людовик. В таком случае как вы это объясняете?
Профессор Гаррон. Очень просто: свидетельство о смерти – это одно, а смерть – совсем другое.
Людовик. Я не предполагал, что этот документ распространяют, как рекламные объявления.
Профессор Гаррон. В данном случае только энцефалограмма могла бы нам все объяснить.
Людовик. Это не меняет того факта, что его чуть не похоронили заживо. Такого сорта ошибки часто случаются?
Профессор Гаррон. Я не имею права говорить, но, увы, да, случаются!
Людовик. Так, великолепно!
Профессор Гаррон. Специалисты даже предполагают, что только в одном Париже ежегодно преждевременно хоронят шестьдесят – восемьдесят человек. Один из этих специалистов высчитал, что на всю территорию Франции приходится один человек на пятьсот.
Людовик. Так мало!
Профессор Гаррон. Безусловно, к этим цифрам надо относиться с большой осторожностью. Кроме того, американский врач Карлтон менее пессимистичен и считает, что ошибка происходит один раз на тридцать тысяч.
Людовик. Отлично! Я предпочитаю этот вариант.
Профессор Гаррон. Тем не менее он высчитал, что за последние два тысячелетия в Европе было преждевременно захоронено четыре миллиона человек.
Людовик. Наконец-то я понял, зачем нужна внутренняя обивка гроба – для звукоизоляции!
Профессор Гаррон. Во всяком случае, необыкновенно интересно наблюдать подобное явление. Присутствуешь при медленном восстановлении всех функций организма.
Людовик. А в данном случае, со Стефаном, это может продолжаться долго? Этот кризис?
Профессор Гаррон. Несколько часов!.. Или несколько лет!..
Людовик. Несколько лет!!
Профессор Гаррон. Безусловно. Если его состояние будет удовлетворительным, ничто не помешает снабдить его маленьким сердечным стимулятором.
Людовик. Безумие этот прогресс науки! Вы не останавливаетесь ни на мгновение! Беспрестанные триумфы в лабораториях! Сплошной фейерверк! Скоро придется кидаться под автобус, чтобы умереть!
Профессор Гаррон. Автобус тоже не даст полной гарантии! Медицина скоро будет в состоянии склеивать все части человеческого тела.
Людовик. Если я вас правильно понял, у нас будут тысячи столетних стариков!
Профессор Гаррон. Миллионы! Каждый человек имеет право жить сто лет.
Людовик. Вот будет радость пенсионным кассам!
Профессор Гаррон. Безусловно, государство больше не сможет давать каждому пенсию в сорок лет.
Людовик. А как вы думаете разрешить эту экономическую проблему?
Профессор Гаррон. Включить их в активную жизнь.
Людовик. Заставить работать столетних стариков!
Профессор Гаррон. Это единственное правильное решение. Наш врачебный долг – бороться с болезнями, со смертью, иначе мы станем невольными пособниками эвтаназии.[2]
Людовик. Кстати, об эвтаназии. Вы, конечно, яростный противник?