В ту пору умер один из обитателей Хенли-стрит Роберт Джонсон. Посмертная опись, составленная 5 октября учителем Эспинелом, включала 20 фунтов за "амбар, который он арендовал у г-на Шекспира". Виноторговец Джонсон был хозяином постоялого двора, который впоследствии стал известен под названием "Белый лев". Вероятно, Джон Шекспир построил этот амбар позади дома, где родился Шекспир, на пустыре, называвшемся Гилд-Питс, через который проходил королевский тракт в Лондон. К этому амбару примыкали задние ворота постоялого двора "Лебедь".[15.06] Джонсон (Майкл) по-прежнему арендовал этот амбар в 1670 г., когда внучка Шекспира составляла свое завещание. В конце XVIII в. Джорден упоминает "большие кирпичные амбары, все еще стоящие на Гилд-Питс на краю Бирмингемской дороги".[15.07]

3 февраля 1612 г. был похоронен брат Шекспира Гилберт. В стратфордской приходской книге зафиксировано погребение "Gilbertus Shakspeare adolescens" и ровно год и один день спустя - погребение последнего оставшегося в живых брата Шекспира, Ричарда. Из восьми сыновей и Дочерей Джона Шекспира живы к этому времени были только поэт и его сестра Джоан.

В 1614 г. некий проповедник останавливался в Нью-Плейс и корпорация заплатила 20 пенсов "за одну кварту испанского вина и одну кварту бордо", выданных ему в качестве угощения. Он прибыл прочесть одну из трех официально установленных проповедей, которыми бейлиф и совет ежегодно наставлялись в часовне: Окена - на день выборов в сентябре, Хамлета Смита - на пасху и Перро - , на канун троицы. (В 1614 г. была учреждена четвертая проповедь на деньги, пожертвованные Джоном Комбом.) Вероятно, этот проповедник читал проповедь на пасху или в канун троицы, поскольку плата за нее зафиксирована в счетах казначея между записями, датированными 21 марта и 30 июня 1614 г. Наезжавшие духовные лица порой то останавливались на постоялых дворах, то обретали кров в частных домах, и дом Нью-Плейс, находившийся в двух шагах от часовни гильдии, весьма подходил приезжему для ночлега. В таких случаях корпорация часто оплачивала счета за поднесенное вино, к которому иногда подавался сахар.

В то лето 9 июля "внезапный и ужасный пожар" охватил крытые соломой дома Стратфорда, в третий раз на памяти одного поколения. "Его сила, - по утверждению мировых судей, - была столь велика (ветер насквозь продувал город) и он вспыхнул сразу в стольких местах, что угрожал целиком истребить город".[15.08] В ту субботу до основания сгорело 55 жилых домов, а также конюшни и амбары, полные зерна и сена. Для погорельцев были собраны пожертвования. По счастью, собственность Шекспира уцелела.

В конце того же лета новое непредвиденное событие взволновало состоятельных людей Стратфорда. Вновь возник вопрос об огораживании. Артур Мэйнуоринг (или Маннеринг), управляющий лорд-канцлера Элзмира, выдвинул план огораживания общинных земель Уэлкомба, и его союзником стал Уильям Комб, который в свои двадцать восемь лет был могущественным землевладельцем в округе. Этот Комб был сыном Томаса Комба, проживавшего в здании духовной общины и приходившегося племянником старому ростовщику по кличке Десятая Доля, недавно скончавшемуся Джону Комбу. Предыдущая попытка огораживания провалилась, хотя главным инициатором огораживания был не кто иной, как сэр Эдвард Гревиль, бывший лендлорд здешнего поместья; на этот раз Мэйнуоринг и Комб были преисполнены решимости довести дело до конца. Огораживание многих било по карману, и потому естественно, что этот вопрос возбудил бурные страсти. Интересы Шекспира в десятинных землях также затрагивались. Его имя открывало список "старинных владельцев участков на полях Старого Стратфорда и Уэлкомба"; этот список был составлен секретарем городской корпорации Томасом Грином 5 сентября в ответ на предложенный план огораживания. Огораживание должно было привести к слиянию разрозненных участков множества полос неогороженной земли площадью в акр и в пол-акра - в более крупные участки, ограниченные живыми изгородями и заборами. Некоторые границы неизбежно должны были подюргнуться изменениям. Поля Уэлкомба в ту пору представляли собой луговину, славившуюся своими покосами и выпасами. Если бы эти поля были огорожены, пахотные участки превратились бы в пастбище для овец, что обычно давало меньше дохода с каждого акра, чем участки, засеянные зерном и травой. Огораживание к тому же сокращало число обрабатывающих землю (овцы, как писал Томас Мор, пожирали людей) и приводило к повышению цен на зерно. Вот что было причиной беспокойства держателей земельных участков. С другой стороны, огораживание содействовало росту производительности сельского хозяйства, "поскольку общинная пахота неогороженных участков производилась примитивным способом, и, очевидно, никто не желал вкладывать капитал для улучшения своих разбросанных и неогороженных участков ради выгоды своих соседей".[15.09] Комб отчетливо сознавал, что огораживание принесет выгоду. Шекспир, чьей поддержки искали обе стороны, по-видимому, не примкнул ни к одной из них.

Этого нельзя было сказать о Грине. В качестве секретаря городской корпорации он вел протоколы заседаний корпорации в Гилд-Холле, а также принимал участие в Дискуссиях совета. Стряпчий (позднее барристер) [адвокат, имеющий право участия в разборе дел высшими судебными инстанциями. - Перев.] Томас Грин, окончивший юридическую школу "Мидл Темпл", был родственником Шекспира по крови или через брак - он говорит о себе как о родственнике [cousin], и так как елизаветинцы свободно употребляли это слово, возможно, Грин действительно состоял в родстве с Шекспиром. Они, по-видимому, были накоротке, и странно, что Шекспир не упомянул Грина в своем завещании. В 1609 г., собираясь купить себе дом, он проживал у Шекспира и не очень-то спешил переезжать в здание, которое ему продавал Джон Браун "главным образом потому [писал он], что я имею возможность остаться еще на год в Нью-Плейс".[15.10] Уже самое упоминание об огораживании выводило Грина из себя, так как он незадолго до того вложил 300 фунтов в половинный пай десятинных земель.[15.11] Вот почему секретарь городской корпорации в составленных им меморандумах несколько раз упоминает своего родственника - держателя другой половины десятинных земель, 23 сентября Грин высказал свою озабоченность на заседании совета, который единогласно проголосовал за сопротивление огораживанию. Через два месяца члены совета, от которых откололся только один-единственный олдермен Коудри, согласились использовать все законные средства для того, чтобы воспрепятствовать планам Мэйнуоринга относительно луговины Уэлкомб. Тем временем Шекспир благоразумно заключил соглашение с родственником Мэйнуоринга Уильямом Реплингемом из Грейт-Харборо, который был юристом и выступал в качестве представителя Мэйнуоринга. В соответствии с этим соглашением, составленным 28 сентября, Реплингем обязался компенсировать Уильяму Шекспиру, его наследникам или его правопреемникам "все возможные потери, ущерб и помехи", связанные с годовым доходом от его десятинных земель, "будь то по причине огораживания или упадка пахотного земледелия на этих землях, если это огораживание будет введено и распространено названным Уильямом Реплингемом". По рекомендации Томаса Лукаса, адвоката Шекспира, стороны включили в текст соглашения имя Грина.

Это, однако, отнюдь не успокоило Грина. В ноябре он разыскивал в Лондоне Комба и, не найдя его, обратился к Шекспиру, который прибыл в столицу из Стратфорда. Меморандум Грина от 17 ноября указывает на то, что Шекспир пытался успокоить его.