Я уселась, прислонившись спиной к каменной стене входа. Усталость окутывала меня не хуже моего старого плаща, пока я сидела под холодными, ясными звездами и ждала Кейдру. Боль и ужас, ликование, восторг и отчаяние — все это, конечно, для постороннего уха звучит как основа всякого приключения, но любая из этих «прелестей», даже взятая в отдельности, весьма утомляет. А уж со всеми сразу мне и вовсе было не под силу тягаться. Сон охватил меня.

Марик

Ах-х! Проклятая колючка ранит меня, я уже расцарапал себе грудь! Окаянная штуковина жаждет крови, вот как! Нужно взять ее в правую руку, а средним пальцем левой руки провести по поверхности… Будь ты проклята! Зачем же так сильно! Ну да ладно, мне уже не впервой: как только вернусь на корабль, Майкель займется ранами. Значит, что там говорил Берис? Ах, да — каждое из четырех отверстий по углам наполнить кровью… Еще бы их увидеть в потемках! Этот плащ скрывает меня от постороннего взгляда, вытравливая все цвета из мира. А мне лучшего и пожелать нельзя: сам невидим, зато хорошо буду различать, куда идти: все, что излучает свет, сияет, словно маяк. Ага, луна вышла! Свет ее так и режет глаза! Слишком уж она ярка — впрочем, так я хотя бы вижу, что делаю.

Вот она — вспышка! Берис сказал, она означает начало отсчета; а сейчас талисман снова потемнел. Теперь у меня есть лишь два часа на то, чтобы попытаться добыть себе баснословное богатство, и тогда моя гильдия будет процветать вечно. За эту пару часов я не оставлю после себя ни малейших следов, ни здешних, ни тамошних — будь то обычный человеческий запах или дух ракшасов, — драконам ни за что не выследить меня!

Я двигаюсь в тумане расплывчатых очертаний и теней, влекомый жаждой мести и обогащения, перескальзываю, подобно призраку, через Рубеж и спешу к их сокровищнице.

Шикрар

Когда мы покинули Большой грот, Ришкаан, весьма подавленный, спросил, не можем ли мы осмотреть и его чертоги, что находились неподалеку, прежде чем отправимся к жилищу Акхора. Мне не терпелось отправиться в чертог душ, но я понимал его беспокойство, скрывавшееся за этой просьбой. Когда я воззвал к Кейдре, он согласился встретить нас у жилища Акхора как можно скорее, но сказал, что пока что занимается поисками вдоль Рубежа, надеясь увидеть или учуять этого гедри Марика, и это займет еще немного времени, так что нам можно сначала осмотреть свои жилища. Как только он закончит, сразу же явится и возьмет на себя присмотр за Ришкааном, чтобы я смог отправиться стеречь чертог душ. Между делом я воззвал к Идай, которая во весь дух мчалась к нам из Родильной Ухты. Она только что вылетела, оставив Миражэй и малыша в надежно укрытой пещере. Много мы не говорили — она лишь сказала, что постарается прибыть как можно скорее.

Когда мы достигли чертогов Ришкаана, мне едва удалось скрыть свое смятение: невозможно было не заметить, сколь ветхо и запущенно его жилище. Уже последние несколько десятилетий я подозревал, что он один из тех, кому долгая жизнь доставляет мало счастья. Иногда бывает, что кто-нибудь из наших родичей стареет разумом раньше времени, похоже, это же случилось и с Ришкааном. Единственное облегчение в этих случаях — пораженные таким недугом часто впадают в свой последний вех-сон задолго до того, как истекает отведенный им срок. Объятый горестью, я понадеялся, что Ришкаана ждет столь же легкий конец.

Мое собственное жилище и чертог душ находились неподалеку, и через несколько мгновений мы были там. Встав перед входом, я зажег ветку и произнес на Языке Истины молитву Поклона Ветрам, после чего вошел, держа горящую головню в зубах. Древние самоцветы душ моего народа, выложенные на задней стене в виде символических узоров и оправленные в кхаадиш, ободряюще мерцали черными гранями в отблесках огня (сейчас я держал головню в руке), а самоцветы Потерянных по-прежнему лежали в грубо выполненном сосуде, посверкивая, как и прежде, на протяжении многих веков. Я поклонился им, и древняя горесть вновь пробудилась во мне; потом, как обычно, я вновь принес клятву, что когда-нибудь освобожу их, если только это в моей власти. Мне пришло в голову, что стоит поговорить об этом с Акхором и Ланен, если (как я надеялся) Совет изменит свое отношение после всего того, что она им сказала. Быть может, в этом новом единении наших народов заключалась и новая надежда спасти потерянных. Я мысленно воззвал к Ветрам, моля их наставить Большой род на путь мудрости, затем поклонился Предкам, и мы вышли.

Когда мы возвращались к чертогам Акхора, что находились неподалеку от Большого грота, то обнаружили, что поблизости собрались многие из Рода, уже убедившиеся в том, что незваный гость не проникал в их жилища. Все говорили о Совете, о гедри и о том, что наконец-то узрели вблизи одну из безмолвных. У них была неплохая возможность рассмотреть ее: Ланен крепко спала у внешней стены чертога Совета. Все говорили тихо, чтобы не потревожить ее. Я подумал: «Интересно, что ей сейчас снится? Ведь вокруг нее звучала наша древняя речь, из которой она наверняка ничего не поняла бы, даже бодрствуя».

Большинство, как я с удовольствием заметил, не забывали называть ее по имени, и, слушая их разговор, я понял, что Акхор оказался прав, она действительно была для нас Ветром перемен. Гнев, который она до этого разбудила в моих сородичах, сейчас у многих обернулся стыдом, вызванным ее речами; они осознали, что, быть может наш Род и в самом деле не был справедлив к гедри на протяжении долгих веков. Она затронула глубокую истину, и большинство моих сородичей откликнулись на это, невзирая на угрозу, исходившую от вожака ее народа, заручившегося поддержкой демонов, за что, впрочем, ее нельзя было винить. Кроме самых старших, мало кто сейчас говорил о смерти или изгнании; мимоходом я даже услышал суждение, что ей следует вознести почести, как мудрой наставнице. Я позволил себе втайне улыбнуться: по крайней мере, Акхору хоть это доставит радость. Мы с Ришкааном последовали дальше, к чертогам Акхора.

Едва мы зашли внутрь, Ришкаан заговорил сокрушенно:

— Хадрэйшикрар, я подчиняюсь нашему государю, но, сказать по правде, не понимаю, зачем нужно держать меня здесь. Я видел то, что видел, и сказал Совету правду. Разве мои вех-грезы менее ценны, чем сны Акхора?

— Нет, Ришкаан, конечно же, нет, — ответил я с грустью. — Но ты напал на Ланен, на этого детеныша гедри, когда она обращалась к Совету, и это твое действие еще предстоит обсудить. Она не ракшас, чтобы убивать ее на месте.

— Говорю тебе, она знаменует гибель нашего мира! Я видел это! — воскликнул он.

— Успокойся, старый друг, — сказал я мягко. — Я слышал вас обоих на Совете. Но не понимаю, как могут быть правы сразу и тот и другой. Акхор видел в своем единении с Ланен спасение для нашего народа, он сказал, что Ветры обращались к нему и поведали об этом. Разве я могу поверить, что их общение было ложным?

— Быть может, он не рассказал всей правды, — прорычал Ришкаан. — Ты ведь прекрасно знаешь, что наши родичи порой не прочь утаить часть правды, если им это необходимо.

Я преклонил голову.

— Это верно. Акхор скрыл от меня свое свидание с Ланен в сумерках, он сам признался. Но, Ришкаан, если речи, произнесенные им на Совете, не до конца искренни, разве тебя это не удивляет? С чего бы ему придумывать столь неуклюжую ложь? Если бы он искал оправдания своим действиям, то наверняка дал бы нам понять, что услышал голос Ветров до того, как они с Ланен объединились. Какой толк ему признавать, что они обратились к нему после, когда все и так уже произошло? Нет, по-моему, в словах его звучит истина. И прости меня, если я покажусь тебе тупым, но как вообще возможно, чтобы кровь кантри и гедри смешалась? Я согласен, от такой мысли разум холодеет, но ведь это за гранью возможного. Все равно, если бы ты сказал, чтобы мы опасались какого-нибудь отпрыска быка и бабочки!