На учебном полигоне в Нойхаммере остатки корпуса были пополнены калмыками, прибывшими с Западного фронта и из Италии, в результате чего общую численность соединения удалось вновь довести до 5000 человек. Одновременно офицеры Корпуса проходили курсы переподготовки при формировавшейся в Мюнзингене 1-й дивизии РОА. Сформированный в последние недели войны Калмыцкий кавалерийский полк (правда, уже без лошадей) был отправлен в Хорватию, где вошел в состав 3-й Пластунской дивизии 15-го Казачьего кавалерийского корпуса.

В бою за железнодорожный мост в районе Спаржиско Каменна корпус потерял 19 человек. После капитуляции Германии, ККК оказался на территории, оккупированной США. Часть его служащих была выдана СМЕРШ, а часть смогла покинуть лагеря для пленных и впоследствии осела в странах Европы и Америки. Среди укрывшихся в США был и начштаба корпуса Д.Арбаков.

Постепенно были уничтожены отряды, оставшиеся в Калмыкии. Последним был убит Басанг Огдонов. 16 октября 1945 года он в одиночку приехал на кошару совхоза Улан Малч (Арзгирский район Ставропольского края), где потребовал у чабанов лошадь и оружие. В итоге чабаны подстрелили Огдонова. Избегая плена, тот покончил жизнь самоубийством.

Отголоски действий ККК звучали еще долго. Калмыцкий народ смог вернуться в ставшую родной степь юго-восточной Европы только в 1957 году, и до сих пор избегает всяких воспоминаний о ККК.

В 1966-1974 годах прошло семь судебных процессов над бывшими командирами Корпуса, которые к этому времени уже успели отсидеть первые срока. В 1968 году на скамье подсудимых оказались Санчир Коноков, бывший кадровый офицер Красной Армии, Шиндя. Мукубенов, бывший народный судья Яшкульского р-на, Бадма Хаджигоров, бывший замминистра здравоохранения республики, Сергей Немгуров, до войны работавший в органах милиции, то есть костяк корпуса составили представители советской бюрократии, быстро перестроившиеся после прихода немецких войск. Как показало следствие, Коноков летом 1942 г. дезертировал из 110-й ОККД и поступил в Корпус в декабре того же года. Остальные трое попали в плен и оказались в Корпусе, уже имея опыт службы в других частях вермахта: Мукубенов — в отряде Огдонова, Хаджигоров — в Туркестанском легионе, Немгуров — в 1-й Донском казачьем полку.

Их окружала атмосфера морального осуждения. От Хаджигорова, например, публично отреклась его дочь. Выездная сессия Верховного Суда Калмыцкой АССР состоялась в Кривом Роге, где ККК оставил жуткие воспоминания, садистские подробности которых сегодня нет смысла воспроизводить. Последний процесс состоялся в 1983 г., когда судили корпусника Лукьянова, к тому времени гражданина Бельгии, приехавшего с туристической целью в СССР. Спустя сорок лет на суде в Элисте его опознал свидетель военных преступлений на Украине. Военный трибунал Северо-Кавказского военного округа приговорил 79-летнего подсудимого к смертной казни — расстрелу.[397]

Некоторые ветераны ККК, возможно, живы до сих пор. Э-Б.Гучинова, работающая в Элистинском университете, в конце 90-х годов проводила Военная история в калмыцкой диаспоре в США. Она отмечает: «переехав в США и получив гражданский статус, они предпочитали свою военную биографию не вспоминать. «Новые» эмигранты неохотно вспоминали военное время. После подробного описания довоенной жизни респонденты сразу перескакивали к описанию жизни в лагерях для перемещенных лиц. Даже те, кто был готов к разговору о военных событиях 1942-1945 гг., все-таки предпочитали монологу ответы на поставленные мною вопросы, чтобы не наговорить лишнего».

Только сейчас история разделенного войной на две части народа становится предметом объективного исторического Военная история. Это исследование должно быть предельно объективным и честным. Люди вправе понимать собственную историю, которая может быть только предметом их гордости — несмотря на непродуманную политику советских органов власти и блага, обещанные властью немецкой, большинство народа осталось верно своему государству и принесло огромные жертвы на благо страны.

Многие оказавшиеся в плену под Сталинградом немцы и румыны были переведены в Астраханский округ. Поведение советского лагерного начальства было достаточно добродушным. Клаус Фритцше, упомянутый нами радист сбитого немецкого бомбардировщика, попросил об экскурсии по городу, и она была проведена!

«Три немецких летчика в военной форме и матрос Каспийского флота с автоматом на плече отправились в город смотреть достопримечательности Астрахани. А для жителей города самым удивительным были мы. Вскоре нас окружила любопытная толпа людей. На лицах не было гнева или ненависти, были заинтересованность и любопытство, так что у нас не возникло даже мысли, что толпа может представлять для нас угрозу. Правда, один инвалид на костылях что-то кричал и грозил кулаком. Странный опыт. Именно с этого момента и началось своего рода перевоспитание, поднялись новые моменты в адрес правдивости нашей нацистской пропаганды.

Конвоир занервничал, повел нас к остановке трамвая, очистил от пассажиров второй вагон, мы сели и поехали по городу, к пустому песчаному месту, где возвышалось большое здание типа школы. Так впервые познакомились с конструкцией спецсооружений советских лагерей для военнопленных, увидели проходные и вышки».

Незлобивость астраханцев подтверждается и из местных источников. Юрий Яровой увидел, как по ул. А.Барбюса народ куда-то спешит. Оказывается, по этой улице было видно, как со стороны железнодорожного вокзала движется какая-то колонна людей. Это были они, пленные немцы.

«По бокам колонны шли наши солдаты с винтовками. У некоторых на паводке были овчарки. Колонна в длину была примерно метров сто, а по ширине — 10-15 человек.

День был пасмурный, крапал дождь, и на дороге образовались лужи. Впереди колонны, судя по форме, шли пленные офицеры немецкой армии, а дальше все как-то вперемешку. Форма офицеров и солдат была до пределов потрепанная, грязная. На ногах у некоторых были надеты наши лапти. Многие из военнопленных были перевязаны — у кого голова, у кого руки. Кто-то передвигался на костылях, многих вели под руки. У всех был жалкий встревоженный взгляд. Со стороны пленных периодически раздавались крики «Гитлер капут». Колонна остановилась в районе Александровско-Мариинской больницы, и многие из немцев в спешке стали черпать с дорог дождевую воду из луж и с жаром ее пить.

Вся эта увиденная картина была невыносима. Это же пленные, без оружия. Возможно, многие из них оказались на фронте не по своей воле и, как видно, получили по заслугам. Так, видимо, думало большинство присутствовавших астраханцев, которые, к моему глубокому изумлению, стали со всех сторон бросать кусочки хлеба, сушеную воблу и что-то еще съестное пленным немцам. Пленные подбирали эти дары милосердия с земли и тут же стремились быстрее съесть».[398]

Не стоит забывать, что горожане тоже жили не припеваючи, и, как вся страна, были посажены на паек. Поскольку вряд ли люди ходили с едой в карманах, получается, что многие специально сбегали домой, чтобы захватить продукты и поделиться с несчастной немецкой колонной.

В Капустином Яре лагерь № 98 был обустроен в двухэтажном помещении бывшей мельницы и двух одноэтажных зданиях школ. Здания были маленькие — в мельнице, к примеру, имелось всего восемь комнат, в которых пришлось обустраивать нары в три яруса. Основная часть военнопленных — примерно 1500 человек — разместилась в землянках. Довольно быстро удалось обустроить баню, но медчанчасть хронически недополучала лекарств. В июне лагерь был ликвидирован.

Многие пленные, особенно из Сталинграда, ослабленные блокадой и зимой, умерли. Только в двух лагерях в Капустином Яре №№ 4937 и 2634 умерло 1766 человек, в госпитале № 98 в КапЯре еще 654, в лагере №№ 60 в Астрахани — еще 2033 человека. В Астрахани госпиталь для немцев располагался в 4-этажном здании в пос. им. Ленина. К 14 июля в больнице лежало 239 человек, в том числе 113 немцев и 111 румын. Их охраняло восемь человек в несколько смен.[399]