Пришельцу монаху открыли ворота. Его встретили иеромонахи и повели на стену к архимандриту и воеводам. Егорка следовал за ним в толпе.

Дионисий принес удивительные известия. Шел он в обозе рязанской дружины Прокопия Ляпунова. Ляпунов вел дружину на подмогу Скопину, если бы Сапега дал бой у стен монастыря. Рязанские дозорные еще ночью прознали, что Сапега уходит. Ударить на сапежинцев в одиночку Ляпунов не решился, невелика была у него дружина. Но вслед за сапежинцами послал он сакмагонов, шли они по пятам поляков и отстающих губили в скоротечных ночных схватках.

Солнце, затуманенное морозом, не перевалило за полдень, как со стен увидели знамена Скопина и Делагарди. Колокольный звон не умолкал. Все обитатели монастыря вышли из ворот и хором возносили благодарственные молитвы, преклонив колени перед Скопиным.

В двадцать два года такое поклонение кружит нескромным головы, скромных приводит в смущение. Скопин, чтобы не унизить Делагарди и показать, что не одному ему принадлежит слава, призвал своего шведского соратника встать рядом.

— Михайло, — спросил вполголоса Делагарди, — и эту крепость не могли взять поляки?

— Сия крепость неприступна, Яков! Полтора года она отбивалась от Сапеги и воров. Ее заступник святой Сергий не захотел отдать ее супостатам.

— Эти стены я не могу отнести к неприступным. Я видел крепости, которые не сравнить со стенами этого монастыря. Их брали...

— Эти стены, Яков, защищала небесная сила, обороняло их имя святого Сергия. Эта крепость могла пасть только тогда, когда бы не осталось на русской земле ни одного человека, способного держать в руках меч.

— Святыня... Я понимаю. Но польской пехоте и польским пушкам безразличны русские святыни.

— Польским налетам эта святыня безразлична, даже и ненавистна. Но крепость держалась не стенами, а людьми. Удержать ее было сверх ратных усилий, отдать — сверх сил духовных.

У Плотницких ворот Скопин и Делагарди спешились. Спешились и их знаменосцы, и воеводы, и шведские ромистры. Они шли меж рядов защитников монастыря. Встречали их слезами радости. Впервые в пределы монастыря входили чужзеземцы не православной веры, но никто об этом не думал. Освободителей провели в храм Святой Троицы, где все было готово для благодарственной службы. Службу было предназначено вести отцу Дионисию, посланцу патриарха Гермогена. Архимандрит Иосиф обессилел от болезни и службу вести не мог. Его внесли в храм на носилках. Носилки держали на руках всю службу ратные люди, удостоенные сей чести. Среди ними Егорка Шапкин.

Когда закончилась служба, и последний ратник прошел мимо раки святого Сергия, разнеслась весть, что архимандрит Иосиф тихо усоп во время службы, исполнив свой долг оборонителя монастыря. Монахи говорили:

— Благостная кончина! Господом дарованная!

Иеромонахи пригласили освободителей в трапезну. Подали тыквенной каши с пшеном, ржаные лепешки с лебедой. Скопин обратился к Дионисию:

— Гости шведские удивляются, как мог устоять монастырь при осаде искусными в ратных делах поляками? Они, люди многоопытные в ратных делах спрашивают, как мог помочь святой Сергий, который жил триста лет тому назад. И  добавлю, что мой друг Яков Делагарди, предводитель шведского воинства, по своей вере в Господа лютеранин и в чудеса не верит.

Дионисий с молодых лет был терпелив и мягок в спорах о вере, издавна убедился, что не горячностью одолевают, а спокойствием и ласковым словом. Глядя на Делагарди с мягкой улыбкой, с чуть заметным сожалением, ответил:

— Кто хочет верить, тот верит, кто не хочет верить — тому вера не нужна. А я скажу, что здесь свершилось воистину чудо. Пушки и пушкари стояли и на стенах других крепостей, но не остановили супостатов. Здесь  святой Сергий, представитель русских людей перед Господом, не оставил защитников монастыря и своими молитвами остановил врагов. Я не был здесь во время осады, я не могу рассказать, как здесь сражались, мой долг сказать о чуде.

Делагарди дождался, когда Скопин переведет слова Дионисия и сказал на латинском языке:

— Я согласился бы считать это чудом, но почему оно свершилось именно здесь, а другие монастыри, города и даже крепости, более мощные, пали, а этот монастырь устоял? Воеводы мне расскажут, как стреляли монастырские пушкари, как отбивали приступающих, но не скажут же, что это сделал святой, который жил триста лет тому назад.

Делагарди говорил на латыни, Скопин приготовился перевести, на латыни ответил Дионисий :

— Нет, господин, я скажу, что святой Сергий защитил свою обитель, хотя и жил триста лет тому назад. Я вижу в твоих глазах недоверие, господин. Я не касаюсь твоей веры, но свою обороню. Я не говорю, что святой Сергий явился сюда разить мечом врагов. Не так свершалось это чудо. Сергий при жизни никогда не держал в руках меча, а только крест. Юношей он построил своими руками на этом месте одинокую келью, а на месте храма, где мы благодарили Бога за освобождения его обители от врага, поставил деревянную церковь. Несколько лет, где не было и тропы протоптанной, он жил один.

— Отшельник, — уточнил Делагарди. — У нас то же бывали отшельники.

— Сергий не от людей ушел, а ушел к общению с Богом, а люди сами потом к нему пришли, поклониться ему за святую жизнь. Он молился и жаждал одного, как бы освободить русских людей из татарского плена. Люди шли к нему за благословением. Что их влекло к отшельнику? Вокруг пожары, разорение и смерть от татар, а возле него тишина и умиротворение. Он учил русских людей любить друг-друга, а возлюбив ближних,  русские приходили к единению, забывая о розни и обидах. Не объединив русских людей в любви, можно ли было надеяться  победить врага сильнейшего, много лет томивших своей жестокой властью. Мне известно, господин, что ты изрядный воитель. Я тебе осмелюсь спросить, слышал ли ты в своих далеких странах о битве московского князя Дмитрия с татарским царем Мамаем на Куликовом поле?

— Я не смел бы называть себя генералом, если бы не слышал об этой битве. И до нас достигли известия о ней, хотя и было это очень давно. Я думаю, что  я мало о ней знаю, но  такой жестокой битвы с таким множеством полков и с московской и с татарской стороны у нас в Европе издревле не бывало.

— Я не буду говорить о русских воеводах, но скажу одно: на эту битву благословил московского князя святой Сергий и предсказал московскому князю победу, как оно и свершилось. Татар было десятеро на одного русского, но мало их ушло с того поля. В этой обители зародилась победа в той сече, как же могли бы русские люди отдать эту обитель на поругание врагам?

Делагарди все же поинтересовался, как оборонялся монастырь, не очень-то веря в чудесную помощь святого. Воеводы Долгорукий и Голохвастов повели его на стены показать, как устроена оборона. Делагарди начал осмотр с подошвенных боев. Пушкари стояли у пушек, ожидая осмотра шведским полководцем. На своем месте у пушки стоял и Егорка Шапкин

Дионисий, вглядевшись в него, узнал. Подошел и обнял его. Обернулся к Скопину, к воеводам и Делагарди и пояснил:

— Этого пушкаря я знаю, хотя и не сидел здесь в осаде. Давненько знаю, будто бы встречался с ним совсем в другой жизни. Тогда он был не пушкарем, а торговал бобровыми шапками. Я по младости и по неразмыслию  у него шапку примерял. Да не к монашеской сутане приходилась бы бобровая шапка. Мы с ним, господа, царя Бориса избирали.

— Отче, — поправил Егорка. — Не избирали, а только глядели, как его избирали.

— Глядеть и не мешать — это быть в одном скопе, кто греховное дело вершит. Так, вот, Егор Шапкин, шведский воевода хочет знать с какого времени ты у пушки стоишь. И навычен ли ты к пушкарскому делу?

— С весны, отче! Многих из нас ляхи побили, вот и поставили меня.

Делагарди попросил Егорку показать свое умение стрелять из пушки и распорядился , чтобы поставили за стеной шест, а на шест водрузили бы шапку.

Дионисий подзадорил Егорку:

— Искусник ты шапки шить, а теперь посмотрим сшибешь ли ее ядром?