При ней отец рассуждал с матерью, чем одарить будущего  зятя.   Перебирали   дорогие   кубки,   перебирали оружие. Немного сохранилось у суздальского князя дорогих вещей из родового достояния.

Богат был князь Всеволод Большое Гнездо. Со всех концов света стекались во Владимир редкостные товары: ткани удивительных расцветок и узоров, золотые и серебряные изделия и самоцветы. Всеволод поделил княжеское имение между своими детьми. Мало что удалось сохранить внукам Всеволода от ордынского разорения. Чудом сохранился золотой княжеский пояс, которым подпоясывался Андрей Ярославич, когда венчался с дочерью Даниила галицкого. Царьградские мастера потрудились над вязью, отлили на поясе зверей и птиц, покрыли его библейскими символами. Евдокия посмотрела — на князе худенький золотой поясок. За что же Дмитрий так обидел отца? Зачем пренебрег подарком? Княгиня не поверила, расстегнула пояс, посмотрела на свету! Не тот! Не тот, да знаком. Год тому назад ее старшая сестра Мария вышла замуж за московского боярина Николая Вельяминова. Это тож отцовский подарок жениху. Руки не удержали пояса, со звоном упал на медвежью шкуру, и князь проснулся. Стоит перед ним княгиня с подсвечником в руках, слезы у нее на глазах, у ног валяется его пояс.

И усталость, и волнение, и мед выпитый не сразу дали князю прийти в себя, а когда сообразил, где он и что с ним, по-своему расценил слезы Евдокии, принял их за обиду, что разоспался у ног молодой жены. Обнял он ее, но она отстранилась и указала глазами на пояс.

— Это твой пояс?— спросила она.

— Это подарок твоего отца!— ответил он, удивленный ее вопросом.

Евдокия покачала головой.

— Что тебе этот пояс? Боярин Вельяминов обряжал меня на венчание...

Евдокия вскрикнула и зажала рот рукой.

— Что с тобой?— опять спросил Дмитрий. — Что тебе этот пояс? Отцу вернуть?

— Верни!— молвила Евдокия.— Обиды ваши жить нам не дадут!

— Да в чем же обида? Зачем мне обижать твоего отца?

— Он тебя обидел! Вез один пояс, а отдал другой! То и мне обида! Этот пояс он дарил Николаю... Почему он оказался у тебя? Тебе совсем другой пояс вез!

— О господи!— воскликнул Дмитрий.— Что мне в том поясе?

Дмитрий обнял жену и высушил ей слезы на глазах. О поясе и думать забыл, но Евдокия утром спросила отца, зачем же он переменил пояс, предназначенный ее мужу, на пояс мужа Марии? Обида понятная, но отец долго не мог сообразить, на что обижается дочка. Когда понял, вскочил в гневе.

— Не было того! И дня не прожили, а князь тебя на отца поднимает!

Евдокия остановила гнев отца и объяснила, что это она заметила, а Дмитрий даже и не приглядывался к подарку.

Недолго было Дмитрию Константиновичу пройти в опочивальню и рассмотреть пояс, а еще короче за столом в гриднице взглянуть, чем опоясан его зять Николай, боярский сын. Осторожничал князь. В Суздали сорвал бы он пояс с обидчика, осрамил бы перед всем боярством и гриднями, здесь, на земле московской, остерегся.

Призвал боярина Морозова на совет и рассуждение. Заменить пояс мог только Василий Вельяминов. Московский тысяцкий — вор? Так изложил дело Дмитрий Константинович боярину Морозову.

— Ой, князь!— молвил Морозов в ответ.— Шепнуть Вельяминову? Кто возьмется?

— Я возьмусь!— воскликнул Дмитрий Константинович.

— Ты шепнешь, твой шепот на два княжества раздастся! Я шепну, так мне тогда в Москве кольчугу из-под кафтана не снимать и на пирах губ не мочить... Молчать бы надо!

— Евдокия увидела, и о том сказано князю!

— Пусть Дмитрий рассудит! Он млад, но разумлив!

Три великих князя, Дмитрий, Михаил и Олег, ускакали из города в охотничью избу в коломенский лес. Собрались поговорить с глазу на глаз. Все они Ярослава Мудрого племя, всем известно, что великий киевский князь, княжеству которого не было равного королевства в Европе, умирая, завещал сыновьям, от которых пошли все русские князья:

«Вот я отхожу от этого света, дети мои! Любите друг друга, потому что вы братья родные, от одного отца и от одной матери. Если будете жить в любви между собою, то бог будет с вами. Он покорит вам всех врагов, и будете жить в мире. Если же станете ненавидеть друг друга, ссориться, то и сами погибнете и погубите землю отцов и дедов ваших, которую они приобрели трудом своим великим. Так живите же мирно, слушаясь друг друга...»

Киевский стол Ярослав поручил старшему сыну. Повелось с той поры, что все князья на Руси братья, что старшему брату младший послушник, старший — младшему заступник. Младший ездил подле стремени старшего, имел его государем, был в его воле. Знато князьями, что сыновья Ярослава заспорили: кому быть старшим, кому младшим. Завели распрю правнуки Ярослава перед битвой на Калке, и ни один брат не пошел к другому брату, когда хан Батый ринулся на Русь.

В охотничьей избе натоплено. На столе мед, кабанятина, тетерки пареные, соленая капуста и огурцы.

— Доколе,— спросил Дмитрий,— нам под Ордой ползать? Ты устал, Олег, от Орды?

— Земля рязанская истоптана, людишки разбегаются, нет города, чтоб год или два простоял. Жгут.

— А тебе, Михаил,— продолжал Дмитрий,— не больно ли на свою отчину вымаливать ярлык у ханов?

Михаил и Олег ровесники, старше князя Дмитрия, старшим по возрасту зазорно отвечать младшему, но они гости, а он хозяин. Ему и спрашивать. Михаил подвинул кубок к чаше с медом, налил меду.

— Выпьем, братья! В словах мудрости нет, в меде веселье.

Налили, чокнулись, выпили, не возглашая ни одному из трех здравницы. Равные, старшим братом никого и никто не признавал.

— Олег на проходе Орды!— сказал Михаил.— Проходной двор всегда истоптан. Ему прежде других думать! Под Шишевским лесом изрубил тумены наручатского хана! Делу начало!

— Наручатский хан — то ордынский разбойник! Выходы Рязань платит хану Авдулле, а на деле — темнику Мамаю! — ответил Олег.

— У Твери нет силы и наручатского хана одолеть, а куда же Твери против Мамая!

— Осторожен ты, брат! — сказал Дмитрий,— Ты старше меня и мудрее. Я тебе говорю не свои слова, а то, что все русские люди думают. Тверь да Москва, Суздаль да Рязань... Хватит силы?

Михаил криво усмехнулся.

— А Ольгерда куда с литовским войском?

— Ольгерд твой шурин, если и Ольгерд приведет дружины, сила огромная...— ответил Дмитрий.— В Орде три хана, и каждый выслеживает другого. Нет Орды единой, то и время!

Михаил опорожнил половину кубка, закусил кабанятиной.

— Ладно!— отрубил он.— Собрались Тверь, Москва, Суздаль да Рязань... Собрали дружины и ополчение. Кто поведет войско?

Дмитрий не спешил с ответом. Михаил встал, навис над Олегом и Дмитрием, опершись руками о стол.

— Ты скажи, Дмитрий, что вдруг Москве занемоглось на Орду подняться? А? Далеко ли то время, когда Москва с ордынскими владыками Тверь губила? Это твой дед Юрий Данилович шел с Ордой на моего деда Михаила Ярославича. Тяжко было тверичанам, а побили и твоего деда, и Орду под Бартеневом!

— Если старые обиды считать, никогда Русь не соберем!— ответил спокойно Дмитрий.— Ты от меня обид не ведал...

— Кто поведет войско?— нажимал Михаил,— Тверь после Бартенева да после разорения от Ивана Даниловича под руку Москвы не встанет.

— А под твой стяг Рязань и Москва встанут? — едко заметил Олег.

— А могли бы и встать!— отрезал Михаил.— Кому Русь собирать: Твери или Москве? Вот в чем вопрос. Рязань — древний город, но вся рязанская земля под ордынским ударом. Тверь на берегу Волги. А от Волги путь и на Ладогу, и на Каспийское море... Так кому Русь собирать: Твери или Москве?

Михаил сел на лавку и опять потянулся к меду.

— Тверь ты любишь и высоко ставишь!— сказал Олег.— Я Рязань люблю, моя отчина! А не раньше ли повалить Орду, а потом порядиться, кому Русь собирать? Я приведу дружину и под руку твою, Михаил, и под руку Дмитрия! А воевода есть: не ты, Михаил, не я и не Дмитрий!