Пора! Пересвет затрубил в турий рог.

Рвануло воздух, как ударом грома. Глухой удар нашедших свою цель железных стрел. Один залп, тут же второй.

Три сотни ордынцев стояли в три ряда, воин от воина на локоть. В такую цель не промахнуться, в такую цель бить все равно что в мертвое дерево. Что случилось с его стрелками из лука, хан сразу и не понял. Стрелу из лука видно в полете, железную стрелу в полете из самострела глаз не видит. Будто косарь взмахнул острой косою, и легла под жалом косы трава. И те, что наметились бить тараном, не поняли. Легли под железными стрелами.

Рысью, а потом в намет помчались всадники от хана узнать, что случилось. Ни один не доскакал, полсотни легло под залпом из самострелов, а те, что уцелели, повернули коней назад. Шли грабить, а не воевать Русь, не привыкли к таким встречам.

Хан послал гонцов за туменом левой руки. Не уходить же от города с пустыми руками!

Тот, кто обороняется, может ждать. Тот, кто нападает, ждать не может. Этот закон войны Тогай знал. Он боялся, что его быстрый поход изгоном затянется и к рязанскому князю придет на помощь Мамай.

Две тысячи пеших воинов кинулись на приступ, со всех сторон полезли на стены.

Начался приступ и на стены Коломны.

Из леса на высоком холме Боброк смотрел и взвешивал, когда же ему ударить конной дружиной по ордынцам, приступающим к стенам Коломны. О том, что произойдет с щуровскими стенами, он знал наперед. Немногие, спустившись в ров, выбрались из него. В двух-трех местах удалось ордынцам приставить лестницы. И только. Лестницы опрокинули, а те, кто попытался взобраться по лестницам, остались лежать у стен. Откатилась волна пеших, поредела, и хан ужаснулся. Горстка бежала вместо тьмы ото рва. Бежали, будто увидели лицо смерти, взлетали на коней и мчались к ханскому шатру.

Знал Тогай и еще один закон войны: если наступающий дрогнул в бою и бежит, он разбит.

Затрубили трубы, отзывая тумен с правого берега Оки из-под Коломны. Кинулись ордынцы к реке. Боброк взмахнул рукой, и задрожала земля под тяжелыми копытами московской конницы. Вел ее воевода передового полка Александр Иванович. Те, что не успели вовремя спуститься в реку, ложились под ударами тяжелых мечей. Тогай не собирался воевать московскую землю, знал, что князь московский — сильный князь, пошел наутек, увозя добычу, пока не отняли и малую толику захваченного в пустых рязанских городах.

Ни Боброк, ни хан Тогай не ведали, куда исчезли дружины Олега рязанского и Владимира пронского. Тогай снялся из-под Коломны сразу, бежал. Боброк знал ордынские повадки заманить противника и не спешил его преследовать. Выбросил вперед сторожевые отряды, разбросал их россыпью, чтобы проследили путь Тогая и обозначили его кострами. Очень соблазнительно пойти за ним вслед и разбить в поле, да мало конных, а с пешими за конными не гоняются.

Между тем Олег рязанский и Владимир пронский соединили свои дружины с дружиной Тита козельского, и, обойдя Тулу, затем Зарайск, вышли на пути Тогая в наручатскую землю. Сторожа Боброка перехватила это движение и послала гонцов сообщить воеводе, что рязанцы задумали ударить на Тогая. Боброк посадил на коней стрелков и осторожно двинулся вслед за Тогаем.

Олег опять, как и перед битвой на Проне, рвался в бой, но и не мог подавить сомнений. Памятна была гибель дружины под саблями Мамая. Тит козельский и Владимир пронский поставили себя под его руку и требовали от него решения. Они не знали, что тумены Тогая обескровлены под щуровской крепостью и под Коломной. Олег еще раздумывал бы, но невмочь было унять ярость рязанцев и пронцев, когда увидели сожженные города и селения. На Проне дружина не рвалась в бой, она пошла по велению князя, здесь Олег видел, что дружина пойдет в бой и мимо его воли.

Тогай остерегал спину, опасаясь преследования московитов, его разъезды проглядели обходное движение Олега. На реке Воин, под Шишевским лесом, Олег пересек ему путь.

Кого-кого, а рязанцев-то всегда били! Тогай, завидев развертывающиеся к бою конные сотни у леса, узнал рязанцев и приказал их сокрушить. Конные против конных, когда Орда не выходила победительницей в таких схватках?

Фланги рязанцев с одной стороны защищены речкой, с другой — лесом. А есть ли нужда совершать обходные движения? Тогай ударил в лицо, передовые сотни мчались на рязанцев одождить их стрелами. Тогаю не нужно подсказывать сотникам, что делать, все было давно испытано и проверено. Сейчас одождят стрелами, обезножат коней у русов и повернут спиной, заманивая под охват крыльями. Тумены раздвигались по полю полумесяцем.

Первыми шли козельцы. Шли вразброс, сторожась стрел, сами готовые встретить ордынцев стрелами. А за ними почти без разрыва мчались рязанцы. Когда ордынцы пустили стрелы и в рядах козельцев началась смятия, Олег повернул рязанцев наискось, углубив свой конный строй. Устремил он рязанскую дружину на правое крыло Тогая, пройдя мимо ордынских стрелков косым строем.

Орде привычно наваливаться на противника правым крылом, а тут бьют встречь самому сильному их удару. Пошли на сшибку. А этого и ожидал Олег, на это надеялся, как на чудо. Орда по наглости встретит яростный удар рязанцев! Только бы дорваться до рукопашной! Сшиблись две конные лавы. Одни, отягченные добычей, им не до драки, увезти бы к своим кочевьям награбленное. Боль, гнев, ярость у других, за детей, за жен, за пожарища. Будто кто подменил русов. Опрокинули, растоптали сотни правого крыла. Рубят мечами, глушат топорами, впереди всадник на золотистом аргамаке, он бросается на ордынцев без раздумья, как барс, удар его меча разящ.

Тогай в подмогу правому крылу двинул свои главные силы. Того и надо Титу козельскому. Он ввел запасные сотни, опрокинул ордынских стрелков, рвался к Тогаю.

Но и левое крыло Тогаевой орды знало, что делать, когда поколеблено правое крыло, когда рушится центр. В охлест, в обход мчались всадники левого крыла, чтобы со спины ударить на козельцев и закружить их. Но для этого надо обратить фланг к лесу, а потом повернуться к лесу спиной. Не любили лес ордынцы, не проникнет ястребиный глаз в лесные глубины, не видно, что таится в его зеленой и непроницаемой тьме.

Обошли, закружили козельцев, теперь не страшны рязанцы на правом крыле. Сейчас рассеются козельцы, и нечем будет рязанцам отразить удар во фланг. Но лишь только повернули спину ордынцы к лесу, как из леса тесным строем на грунях вынеслись всадники, закованные в железо. То дружина Владимира пронского дождалась своей минуты.

Не спасли правое крыло от ярости рязанцев сотни Тогая, брошенные им из главных сил. Будто бы каждый рязанец о двух головах, будто на глазах удваивалась их сила. Падали с коня раненные, подрубали ноги ордынским коням, зубами впивались в спешенных ордынцев, душили железными перчатками. И вот прорубились, вышли к чистому полю на холмик, с которого обозревал битву хан Тогай. Не сразу все. Один рязанец вырвался на чистое на золотистом аргамаке, то не князь ли рязанский? За ним редкой цепочкой просочились рязанцы, цепочка растет, на глазах выстраивается в лаву, доспевают дружинники за великим князем рязанским. А в это время откатываются под ударами тяжелых мечей ордынцы, что должны были бы держать центр.

Есть еще у Тогая силы, есть воины, чтобы остановить нарастающую лаву рязанцев, но нет на это у воинов духа, бьют, бьют во весь поход. Никто из воинов не скажет о своем страхе хану, но хан чувствует, как и сам наливается страхом. Стегнул коня и поскакал прочь, в обход клубка сражающихся, в поле, в побег. А за ним его воины, кого конь быстрее, тот и впереди. У хана и у его телохранителей быстрые кони. Они впереди. Рязанцы не отстают, гонят, рубят. Есть и у русов быстрые кони. Растянулась погоня, впереди на золотистом аргамаке Олег. За ним ближние дружинники.

Тогай боится леса, скачет в обход. И некому сзади остановить неистовых в ярости рязанских витязей.

Стрелы их, что ли, не берут? Возьмут стрелы. Руки от страха неловко посылают стрелы. Там, сзади, идут схватки, рубятся те, кто догоняет, и те, кого догоняют, и уже нет никого между Тогаем, его телохранителями и рязанским князем, и его ближними дружинниками.