Олег осторожно ответил:

— Сказано в священном писании: «Род приходит и уходит, а земля остается...» Путь орла в небе и мужчины в женщине не оставляют следа.

Мамай улыбался одними губами, глаза не улыбались. Они сверкали желтым пламенем, то ли их зажег внутренний огонь, то ли отразился в них огонек светильника.

— Однажды,— начал он,— один из старших нойонов спросил Чингисхана в походе у костра: «Тебя называют могущественным и богатуром, какие знаки завоеваний и побед видны на твоей руке?» Чингиз ответил: «Прежде чем я воссел на престол государства, я ехал однажды один по какой-то дороге. На моем пути шесть человек устроили засаду со злым умыслом. Когда я подъехал к ним, я обнажил меч и напал на них. Они пустили в меня стрелы, но стрелы летели мимо. Я изрубил всех до единого. Возвращаясь назад, я увидел шесть их меринов. Они никому не давались в руки. Я их изловил и пригнал на стойбище...»

— Род приходит, род уходит, а земля остается,— все так же осторожно повторил Олег.

— И еще Чингисхан сказал: придет время, и если младшие перестанут слушать старших, а у старших все будут в разброде, то все страстно будут искать Чингисхана и не найдут! И еще скажу тебе, князь, о справедливости. Однажды Чингисхан поднялся на гору Алтай и, окинув взором свои войска, кибитки с женами нукеров и с их детьми, сказал: «Мои старания в отношении нукеров, что чернеют, как лес, в отношении их жен, невесток и дочерей, алеющих и сверкающих, словно огонь, таковы: усладить их уста сладостью своего благоволения и украсить их с головы до ног ткаными золотыми одеждами, посадить их на идущих покойным ходом меринов, напоить их чистой и вкусной водой, пожаловать для их скота хорошие травяные пастбища». Справедлив ли Чингисхан, князь?

— Как ты полагаешь, темник?

— Справедлив!— убежденно выкрикнул Мамай.— Кто не велел самаркандцам, когда войско Чингисхана окружило город, развеять это войско? Если бы справедливость была за самаркандцев, войско Чингисхана не овладело бы городом. Нам не дано знать ни глубины прошедших времен, ни того, что предназначено на завтра. Если ты слаб и разбит в бою, то справедливость не с тобой, бог и судьба покарали тебя за слабость. Нет ничего несправедливей, нет тяжелее греха, чем людская слабость! Это я тебе говорю, князь! Не возрастом пришел я к этой мудрости, а собирая все, что говорил Чингисхан своим воинам. При тебе, князь, вознесу молитву единому богу! Чингисхан завещал нам слушать всех священников, но верить велел только единому богу на небе, на земле и под землей! Я не чту ислам, князь, но я не мешаю молиться Аллаху, я не чту вашего бога, но я не мешаю ему молиться, я не чту Будду, не трону буддиста, не мешаю ему молиться... Не мешайте и мне молиться моему богу, тому богу, которому возносил молитвы Чингисхан.

Мамай отошел, упал на колени и воздел руки, и Олег услышал слова его молитвы:

— Тебе, бог, молился великий Чингисхан, чтобы ты даровал его народу благоденствие и богатство, покой и радость плодиться, ты видишь, великий бог, господин всего живого, всю справедливость дела Чингисхана. Так продли благоденствие его народу, укрепи его, оставь владыкой вселенной.

Мамай, раскинув руки, припал лицом к земле. Долго лежал молча. Затем резко встал и бросил:

— Помни, князь! Ты лежал передо мной во прахе, а я лежал во прахе перед единым богом всего живого! Когда мы страстно будем искать Чингисхана, мы найдем его, и ты оценишь мою дружбу. Иди к хану, проси! Все, что попросишь, будет дано!

В огромном зале у стен стояли, как изваяние, телохранители, закованные во фряжские доспехи. Ближе к ханскому ковру вооруженные без доспехов, быстрые, как барсы. Хан Бердибек сидел на ковре, а на другом ковре сидели его жены, царевичи и дочери. Олег распростерся при входе. Хан шевельнул пальцем, нукеры подхватили Олега и поставили его на ноги. Теперь он имел право взглянуть на хана. На ковре, скрестив ноги, сидел одутловатый, с круглым, как луна, лицом, невысокого роста человек. На плечах висела мешком шуба из черного соболя, что брали новгородские охотники в Заволочье по берегам Северной Двины. Хан повел бровью, хатуни пришли в движение, и на семейном ханском ковре освободилось место для гостя. Олег сел, догадываясь, что оказана ему почти небывалая честь. Предания сохранили, что Батый разрешал при себе сидеть Александру Ярославичу Невскому и Даниилу Галицкому. Александру Невскому выпадала такая честь за его мудрость, Даниилу оказывал честь Батый за мужество и отвагу.

Олег ждал вопросов от хана или предложения говорить. Но хан молчал. Он шевельнул рукой, и старшая дочь старшей хатуни взяла в руки кувшин с кумысом, подошла к ханскому ковру, поклонилась и подала кувшин хану. Хан сделал глоток из кувшина и поставил кувшин рядом. Старшая дочь взяла второй кувшин и подала его матери. Мать сделала несколько глотков и передала его опять же дочери. Дочь с поклонами обнесла младших хатуней. Каждая сделала всего лишь по два глотка. Младшая хатунь, последняя в круге, передала кувшин старшему царевичу. В нем Олег, зная этот обряд угощения, угадал наследника престола Махмета. Видеть и общаться с ним никто не мог, он всегда пребывал при хане. Его оберегали. Или от него оберегали хана? За Махметом сделали по глотку из кувшина другие сыновья хана. Затем Махмет сделал еще два глотка и поднес с поклоном кувшин отцу. Бердибек отпил из кувшина и передал его дочери. Теперь дочь сделала несколько глотков, кувшин обошел всех дочерей. И опять оказался в руках у старшей дочери. Она приблизилась к Олегу, поклонилась и подала ему кувшин.

Русского князя почтили высшим доверием в Орде. Но шло это совсем не из благорасположения к нему великого хана. Бердибеку захотелось посмотреть в лицо гостю, от которого не веяло ужасом и опасностью. Эмиры могли поднять на него руку, сыновья ждали удобной минуты, чтобы сесть на его место, русский князь пришел жалким просителем. Выслушать? Что он скажет нового? Нового ничего не скажет: будет просить ярлык на княжение, будет бранить соседних князей, будет просить отторгнуть землю соседа и отдать ему. Отторгать землю у одного князя для другого нелья: возвышая одного князя над другим, создаешь силу, которая будет опасна Орде. Он совсем здесь не нужен, этот князь, и нет охоты его слушать. Русский князь сделал приятный подарок старшей хатуни. Старшей хатуни великий хан поручил выслушать князя.

На другой день в чертогах старшей хатуни Олег осмелился попросить город Коломну. Старшая хатунь и не знала о существовании такого города, но у нее были свои планы на русского князя. Во время резьбы чингизидов, учиненной Бердибеком и Мамаем, ей удалось спасти старшего сына Бердибека на дальних кочевьях. Спасся там же и брат Бердибека Кульпа. Махмет объявлен наследником хана. Махмет молод, неусидчив, и править придется ей, хатуни. Накопилось много обид на многих людей, правя, хатунь сможет их убрать, но просить хана убрать ее врагов бесполезно. Кому не верит она, тем верит великий хан. Махмет будет послушнее. Но Махмет живет во дворце, и отец никуда не отпускает от себя наследника. Хатунь знает, что хан боится ее сына, а если хан боится, то жизнь Махмета в опасности. Надо просить хана отпустить Махмета с этим русским князем на Русь. Махмет на Руси не опасен хану, и Махмету не опасен там убийца, подосланный ханом. Пока Махмет будет на Руси, здесь, во дворце, может прийти смерть хану, тогда Махмет вернется в Сарай ханом, а этот русский князь будет охранять его своей дружиной, ибо есть и другие сыновья у хана от других хатуней, и каждый хочет занять место Махмета.

Старшая хатунь изложила великому хану просьбу русского князя отпустить с ним ханского посла, чтобы разделил земли между русскими князьями. Послом просила отправить Махмета.

У Бердибека текли свои думы. Махмет здесь, во дворце — это нож за пазухой, Махмет на Руси — ничего не значит. Если Махмет умрет во дворце, надо тогда беречься и старшей хатуни, его сестер. Если Махмет умрет на Руси, гнев хатуни падет на русского князя.