Геннадий тоже любил эти праздники весны, как правило, солнечные, теплые, с кумачовыми флагами на домах, с веселыми шествиями народа, с задорными песнями. Тем более второго мая у него был день рождения. В былые времена Геннадий приглашал друзей в ресторан, пили, танцевали, а потом уезжали за город, под сень деревьев, и резвились там, как дети.
Теперь, наверное, так праздновать не придётся. Деньги у него, правда, есть, авиакомпания платит за коммерческие рейсы неплохо. Но… за полгода жизни и службы на новом месте друзьями, кроме Биктогирова, он обзавестись не смог: к их экипажу лётчики относятся с завистью и неприязнью — наиболее выгодные рейсы поручают ему. Биктогиров гордится, считая себя лучшим летчиком в отряде и не догадываясь, что причина не в нем, а во втором пилоте, которого бизнесмены зачислили в свою команду и в любых сложных ситуациях надеются на него…
Самолёт сделал круг над Благовещенском и пошел на посадку. Сегодня экипаж доставляет сюда из Южно-Сахалинска новенькую «Тойоту» для одного из боссов города, свежемороженую рыбу и рыбные консервы, а из Благовещенска должен везти во Владивосток приборы для кораблей и подводных лодок.
— Устал? — спросил у Геннадия Биктогиров, когда приземлились.
— Не очень. Через час можем вылетать обратно. Из Владивостока на ночку в Уссурийск махнём.
— Ишь, чего захотел, — усмехнулся командир. — Не выйдет. Я устал. А чувиху и здесь тебе найдём.
К удивлению Геннадия, в аэропорту «патриот» его не встречал. Правда, и груза для подпольной партии тоже не отправлялось, но обычно кто-то из его «сообщников» каждый раз появлялся у самолета и приветствовал патриотическим дымом отечества…
Что-то случилось? Михайленко, улетая, обещал в ближайшие дни, что докопаются до истинной причины катастрофы «Руслана», арестуют всех причастных к этому гнусному, иезуитскому делу и вернут Геннадия в свою часть. И хотя Дальний Восток Кленов полюбил всем сердцем — летать здесь приходилось больше и полёты были интереснее, — от воспоминания о Волжанске у него заныло сердце, нестерпимо потянуло в родной город, к друзьям. То, что «патриоты» не отправляли груз и не встречали самолет, обещало скорую перемену: возможно, всю эту банду уже арестовали и не сегодня-завтра командир авиаотряда получит телеграмму об откомандировании Геннадия к прежнему месту службы.
Как встретит его Лариса, что скажет в своё оправдание? Взглянуть бы ей в глаза и сказать несколько крепких мужских слов…
Геннадий так размечтался, что от предложения Биктогирова «закадрить двух чувих», тоже проживающих в гостинице, отказался и сразу после ужина лег спать.
Рано утром, когда экипаж готовился к взлету, к самолету вдруг подъехала «Тойота» и из нее вышел… Геннадий глазам своим не поверил, Гавриил Прокопьевич. Одетый в кремового цвета лёгкий плащ, такую же шляпу, с довольно объёмным кейсом, он был похож на преуспевающего коммерсанта, собравшегося в недолгую и недалёкую командировку. Подошел к Геннадию, поздоровался за руку, как с близким другом, и отвёл его в сторону.
— Я лечу с вами, — сказал тоном, не терпящим возражения. — Командиру скажешь, что я твой бывший сослуживец, срочно надо попасть во Владивосток, а пассажирский сегодня не полетит. По техническим причинам. Ясно?
— Яснее не бывает, — улыбнулся Геннадий. — Идёмте, я представлю вас командиру.
Предпринять что-то, чтобы задержать Дубосекова, здесь не было никакой возможности — ни одного вооруженного человека, не говоря о милиции или о службе безопасности. А Гавриил Прокопьевич наверняка вооружен не только пистолетом. И Биктогирову говорить пока ничего нельзя — со своей горячностью он может наломать дров.
Биктогиров был несколько шокирован внезапным появлением нежданного пассажира и его просьбой, но возражать не стал.
— Боюсь, холодновато вам покажется в этой одежке, — кивнул он на легкий плащ пассажира.
— Ничего, я закалённый, — бодро, с веселинкой, ответил сослуживец второго пилота. — И захватил с собой согревающее.
— Тогда в кабину. — Командир первым поднялся по трапу.
Геннадий пропустил вперед Дубосекова — как конвоир, следующий за арестантом позади, чтобы не сбежал. Только увидев своего старого знакомого, по вине которого был зачислен в преступники, Геннадий сразу понял, почему он здесь и как следует поступить. Значит, органам ФСБ удалось накрыть террористов. А этот каким-то образом сбежал и теперь пробивается не иначе как в Японию. Несомненно, он вооружен. Но на аэродроме в Благовещенске пытаться арестовать его не имеет смысла. А вот во Владивостоке… Там самолёт встретят, кому по долгу службы положено… Правда, Гавриил Прокопьевич, возможно, планирует заставить их сменить курс на Японию при подлете к Владивостоку. Но человек он рассудительный, должен понять, что туда долететь не хватит топлива. Да и Геннадию, похоже, он доверяет…
Геннадий усадил Дубосекова в грузовом люке рядом с принайтованными ящиками, в которых находились дорогостоящие приборы, принес из кабины меховую куртку. Пошутил:
— На случай, если ваш обогреватель окажется неэффективным.
— Спасибо, — поблагодарил Дубосеков, принимая куртку. — Может, и ты хлебнешь? — достал из внутреннего кармана плоскую бутылку с коньяком.
— На службе не употребляю, — отказался Геннадий.
— Сколько лететь до Владивостока?
— Чуть более трёх часов.
— Горючки хватит? — пошутил Гавриил Прокопьевич.
— Хватит. — Геннадий догадался, к чему вопрос. И добавил, чтобы развеять иллюзии опасного пассажира: — Во Владивостоке дозаправимся и вернёмся в Хабаровск. Не хотите туда?
— Нет. Меня во Владивостоке друзья ждут.
«Может, и правда?» — подумал Геннадий. Но тут же отмёл эту мысль: слишком он сосредоточен и напряжен. С таким настроением к друзьям не летают. Бежит…
— Отдыхайте. — Геннадий направился в кабину. Проходя мимо бортмеханика, шепнул ему: — Присматривай.
Тот недоуменно глянул на второго пилота — шутит? Но лицо Геннадия было серьёзно как никогда.
Едва взлетели, второй пилот связался с командно-диспетчерским пунктом и передал:
— На борту опасный преступник. Вооружён. Возможно, имеет гранаты. Прошу обеспечить посадку и задержание…
Самолётное переговорное устройство командира экипажа было переключено на внутреннюю связь, и об опасном преступнике Биктогиров даже не подозревал. Геннадий, чтобы не волновать командира, и теперь решил не ставить его в известность…
Вопреки ожиданиям Геннадия, Дубосеков вел себя паинькой: сидел в грузовом отсеке, набросив на плечи меховую куртку, и отхлебывал потихоньку коньяк из плоской бутылки. Чтобы окончательно успокоить «благодетеля», второй пилот вышел к нему и присел рядом. Спросил как человек, соскучившийся по родному гнездышку:
— Как там наш Волжанск?
— Стоит, — с ухмылкой ответил Дубосеков. — Процветает. Твои друзья, по-моему, больше сидят на земле, чем летают.
— А как Лариса?
Дубосеков посерьезнел, пожевал губу.
— Зря ты послал ей алмаз, — сказал с укором. — Бабы — дуры, разве можно им такие вещи дарить? — Отхлебнул коньяка, помолчал. — Почти сразу в лапы фээсбэшников угодила: где взяла, у кого купила. В общем, запуталась твоя невеста, чуть ли не каждый день ее то в ФСБ, то в милицию таскают. Видел ее дня три назад. Настроение, сам понимаешь… Я как мог успокоил её, пообещал помочь…
— Да, опрометчиво я поступил, — покаялся Геннадий.
Дубосеков промолчал.
Темнил главарь «патриотов», что-то знал более значительное. Да бог с ним, главное, всё получилось так, как Геннадий задумал. И он, удовлетворенный услышанным, вернулся на своё место. Гавриил Прокопьевич тоже вроде бы остался доволен разговором со своим подопечным и не проявлял никакой обеспокоенности. Лишь когда стали заходить на посадку, он прильнул к иллюминатору. У Геннадия замерло сердце: на стоянке почти на видном месте стояли санитарный автобус и пассажирский. Разглядеть, что в нем находятся люди, и догадаться, кто они, особого труда не составляло. А для бывшего сотрудника КГБ — тем более.
