Геннадий ломал голову: неужели у «патриотов» такая мощная организация и руководит ими довольно неглупый и хитрый человек? Никаких сбоев в работе, никаких задержек с зарплатой, превышающей во много раз его капитанскую получку. А какие масштабы закупок дорогостоящих товаров! Значит, есть у кого-то деньги… Но почему эти «патриоты» заботятся только о себе?
Порой от таких мыслей становилось не по себе: значит, и он принимает участие в обворовывании, в обмане своего народа?.. Но что он может сделать? Пойти в милицию или в ФСБ и обо всем рассказать? Но они и без него всё видят… Бросить работу и стать бомжем?.. А не лучше ли махнуть на все рукой и жить, ни о чем не думая, беспрекословно выполнять повеления невидимых боссов? Другие же молчат. Даже если не молчат, возмущаются во весь голос, выходят на демонстрации, объявляют голодовки — толку-то никакого!
И всё-таки время от времени мысли эти снова и снова будоражили его душу. Лишь в полете он полностью отдавался пилотированию и забывал о земных заботах…
До Якутска оставалось двести километров. Геннадий связался по радио с командно-диспетчерским пунктом:
— Я — Борт двадцать один ноль один, прошу сообщить атмосферное давление и погоду.
— Понял вас, Борт двадцать один ноль один, — тут же отозвался диспетчер. — Передаю погоду: безоблачно, ветер юго-западный, слабый. Давление семьсот пятьдесят два миллиметра. Температура минус тридцать четыре. Как поняли, прием.
— Спасибо, «Соболь». Буду у вас в двенадцать десять. Прошу обеспечить посадку…
Биктогиров, дремавший в кресле, открыл глаза и спросил:
— Не устал? Может, на автопилот перейдешь? А то он у нас с твоим пренебрежительным отношением совсем заржавеет.
— Можно и на автопилот, — согласился Геннадий, хотя усталости не чувствовал. Но чтобы настраивать этот чудный, точный и очень чувствительный аппарат, надо тоже иметь хорошие навыки. Он включил тумблеры питания и стал регулировать устойчивость ручками настройки. Самолёт немного покапризничал и успокоился — летел, не шелохнувшись, на заданной высоте, с заданным курсом.
— Какой там морозец? — поинтересовался Биктогиров.
— Тридцать четыре.
— О-о! Это нам повезло. Тут и за пятьдесят бывает. — Он зябко передернул плечами: — Жуть как не люблю холод… и этих узкоглазых. Ни одной порядочной бабы. Ни сисек, ни попы, а с таким гонором. И страшные националистки — лучше пять раз даст своему якутенку с воробьиной писькой, чем русскому или башкиру с настоящей шишкой.
— Может, потому они и боятся тебя? — пошутил Геннадий.
— Может. — Биктогиров молодецки расправил плечи. — Я бы показал им настоящего мужчину… Ночевать в Якутске не будем. Правда, жена просила присмотреть ей соболиную мантушку — «новой русской», ей, видишь ли, захотелось стать… Перебьётся. Загрузимся, дозаправимся — и сразу обратно.
— А ты ящичек один домой прихвати, там не только на соболиную мантушку, и тебе на шубейку хватит, — пошутил Геннадий.
— В прошлом году у нас один летун такое и отчебучил, — ухмыльнувшись, стал рассказывать Биктогиров. — Пока летели, он вскрыл ящичек и умыкнул с десяток собольих шкурок жене на шубейку. Всё обошлось без сучка и задоринки. Только через месяца три, когда жена возвращалась от подруги, её у своего же подъезда средь бела дня вытряхнули из той шубенки, золотые серьги и перстень с пальца сняли, вдобавок хорошего пинка под зад дали. Грабителей, правда, вскоре поймали — приметы она хорошо запомнила, — но на суде они рассказали, что это за шубенка и почему они раздели любительницу собольих мехов…
Закончив рассказ, Биктогиров сладко потянулся и, снова откинувшись на спинку кресла, прикрыл глаза.
«Ан-24» летел словно по ниточке, и Геннадий, посматривая на приборную доску, подумал о том, что намеченный накануне план, похоже, сорвется, если экипаж не останется ночевать в Якутске. Правда, валяться на гостиничных кроватях с продавленными пружинами ему тоже удовольствия не доставляло, но пора, пора было послать «подарок» Ларисе. Он помнил о её пристрастии к дорогим украшениям — серёжкам, колье, перстням, и как только стало известно о полёте в Якутск, где, по рассказам побывавших там лётчиков, можно за бесценок купить алмазные самородки, решил воспользоваться такой возможностью и расплатиться с несостоявшейся невестой за ее «любовь и освобождение».
План был прост: в Волжанске жил старый друг отца, отставной подполковник КГБ Гринберг. В 1991 году его уволили за поддержку гэкачепистов. Гринберг был не только специалистом по борьбе со шпионами, но и золотых дел мастером — он занимался гранением камней и алмазов, создавал такие украшения, от которых у женщин глаза разбегались, и они готовы были заплатить за них любые деньги. Слава искусного ювелира быстро облетела город…
Как Геннадий и рассчитал, посадку произвели ровно в двенадцать десять. Их уже поджидали машины с ящиками, в которых были упакованы дорогие меха. Но на вопрос, где топливозаправщик, ему ответили, что пока керосина раздобыть не удалось. Договорились с военными обменять завтра на продукты.
— В таком случае мех грузить будем тоже завтра, — категорично заявил Геннадий.
— Куда же нам с ним? Везти обратно? — растерянно моргал глазами представитель фирмы «Якутмехэкспорт».
— Дело ваше. Но оставлять в самолете дорогой товар я не собираюсь.
— У вас же охрана, — попытался уговорить коммерсант.
— Самолёта, а не пушнины, — отрезал Геннадий. Он был озабочён не только отсутствием топлива, но и неявкой посредника от «патриотов», о котором предупредил Андрей. Что-то случилось?..
Торговец пушниной попробовал пожаловаться на второго пилота командиру экипажа. Биктогиров развел руками:
— Ничего не могу поделать. За груз отвечает он.
Сдав привезенные компьютеры и ящики с ширпотребом, Геннадий опечатал самолет, и экипаж отправился в гостиницу, где был заказан номер.
— Не желаете пройтись по магазинам? — предложил Геннадий командиру с радистом.
— По такому морозу? — передернул плечами Биктогиров. — Да гори они синим огнем. Лучше пойдём в ресторан, погреемся.
— Нет, у меня серьезный заказ.
— Это от кого же? От Валентины? Ну, тихоня! Говорил, что за порог не пустила, а сам… Или решил подкупить? Тоже верно — все они бабы продажные…
Геннадий не стал уточнять, для кого и что он решил купить. Расставшись с командиром и бортрадистом, он отправился в первый попавшийся ювелирный магазин. Там алмазы открыто не продавались, это он прекрасно понимал, но из рассказов сослуживцев слышал, что продавцы подскажут, где и у кого купить. На рынке спекулянты тоже промышляли этим товаром, но там запросто могут всучить подделку, а Геннадий никогда в руках не держал алмазные самородки.
Надежды его оправдались. Выбрав глазами в помощницы ярко крашенную блондинку лет сорока с золотыми перстнями и серьгами в ушах, он подошел к ее прилавку и стал расспрашивать о достоинствах то одного, то другого украшения. Блондинка восприняла интерес покупателя к бижутерии, как желание познакомиться, кокетливо стала объяснять, с милой улыбкой разглядывая его. Когда запас её красноречия и познаний в ювелирном деле иссяк, она ласково спросила:
— А что, собственно, предпочитает ваша супруга?.. — Она сделала паузу. — Или возлюбленная? Из каких камней?
— О-о, моя возлюбленная с большими запросами, — улыбнулся Геннадий. — Дочка «нового русского». Только я с небольшими возможностями. У нее юбилей, двадцать пять. А в таком возрасте, говорят, дарят только бриллианты. Но откуда у бедного пилота деньги на бриллианты… Вот если бы вы торговали алмазами… Я сам умею гранить и делать оправу.
Блондинка развела руками.
— Чего нет, того нет. С удовольствием помогла бы. А вы откуда?
— Из Хабаровска.
— К нам частенько прилетают оттуда лётчики. Но вас я вижу впервые.
— Я действительно прилетел первый раз.
— Красивый город, — вздохнула блондинка. — Я год там прожила, потом мужа сюда перевели. А он возьми и замерзни здесь по пьянке, — заключила она без особого сожаления. Помолчала. Внезапно лицо её озарилось, словно она что-то вспомнила. — Постойте, кажется, моей подруге молодой человек подарил алмаз, и она не знает, что с ним делать. Позвонить?
