Литмир - Электронная Библиотека
A
A

— А кто ныне дорожит ею? Получка менее, чем у таксиста, и кормят, как в захудалой столовой. Но летать я люблю, потому и служил.

— Но летать можно и не на военных самолётах.

— Можно. Но ныне и там нашего брата, безлошадного, то есть безработного, хватает.

— Вот каждый день по радио и по телевидению передают, что самолёты у нас изношены до предела, не хватает запчастей, топлива. Денег вам действительно платят мало, кормят плохо. А почему же вы молчите?

— Не молчим. Но от наших возмущений, от крика мало толку. Меняют министров, главкомов, а техника и порядки остаются старые.

— Значит, как я понял, у фээсбэшников есть основания не доверять не только солдатам, но и офицерам?

Вот куда клонит Гавриил Прокопьевич, понял Геннадий. И вдруг мелькнула мысль: а не из ФСБ ли эта компания, решившая таким способом проверить его. Тогда как объяснить двоих убитых? Не могут же такими методами работать стражи безопасности… На всякий случай ответил уклончиво:

— В ФСБ я не служил и не знаю, по какому принципу они определяют верных и не верных нашему правительству. Могу только поручиться за своих сослуживцев, что среди них подлецов, способных на убийство своих товарищей, нет.

— А вот это зря, — покрутил головой Гавриил Прокопьевич. — Нынче за родного брата нельзя поручиться — все решают деньги. И к вам на аэродром не с Луны же диверсант свалился… Но хватит об этом. Я совсем забыл, зачем пришел. — И сам потянулся к бутылке.

Выпили ещё по рюмке, и «реглан» стал прощаться, оставив Геннадия в ещё большем смятении…

В последующие дни «сосед по даче» не появлялся, и Геннадий коротал целые сутки все с теми же охранниками, Андреем и Константином: смотрели телевизор, пили водку, играли на бильярде, установленном в одной из комнат наверху. Утром, после завтрака с Геннадием на улицу выходил либо Андрей, либо Константин. Улица — это огороженный высоким забором из железобетонных плит с колючей проволокой наверху участок дачи, соток сорок, с елями и березами по одну сторону и садом — по другую. Перед домом, занесенные снегом, виднелись цветочные клумбы с засохшими и неубранными будыльями. Сад был еще молодой, но яблони уже загустели, требовали обрезки, вишни и сливы тоже не ухожены — заросли молодыми побегами. Чувствовалось, хозяин бывает здесь редко.

По утрам вся троица выходила на физзарядку, несмотря на непогоду, на мороз, раздетыми до пояса; делали пробежку, разогревались, потом занимались гимнастикой, обтирались снегом. После чего шли в спортивный зал и отрабатывали приёмы самбо.

В первый же день Андрей шутливо сказал:

— Ну-ка, покажи, чему вас там, в армии, учили. Начнем с самого простого — самооборона без оружия от вооруженного противника. У меня нож, а у тебя кулаки. Можешь, если сможешь, — улыбнулся он, — бить меня изо всех сил. Но не обижайся, если и я чиркну тебя где-нибудь.

«Ничего себе заявочка, — подумал Геннадий. — У него нож, а у меня… „Можешь, если сможешь, бить меня изо всех сил“. Уж не хочет ли он разделаться со мной таким способом? Убивать просто так вроде бы совесть заедает, а тут как-никак поединок». Но выбора у Геннадия не было. Хочешь не хочешь, приходится принимать условия.

Они сбросили кеды и разошлись на противоположные концы мата, застеленного белым матерчатым покрывалом. Константин встал у шведской стенки, как секундант, откуда было лучше видно, и скомандовал:

— Сходитесь и начинайте.

Первым навстречу двинулся Андрей. Геннадий тоже сделал несколько шагов вперед и принял боевую стойку. Раньше у себя в клубе он занимался в секции самбо, но занятость по службе не всегда позволяла бывать на уроках. Правда, кое-чему он там научился, и тренер хвалил его за реакцию. Но то были занятия, а тут, может, решается его судьба или жизнь…

Андрей приближался, держа нож сбоку на вытянутой руке, и трудно определить, как он нанесет удар — сверху или снизу.

Геннадий сосредоточился. Самый опасный удар снизу, его труднее отбивать. Мышцы Геннадия напряглись, как сжатые до предела пружины. Андрей приближался. Он подошел почти вплотную и вдруг, выкинув левую руку вперед, для отвлечения внимания, правую с ножом взметнул вверх и тут же постарался нанести удар. Геннадий едва успел уклониться и отработанным приемом левой отбил руку с ножом и заломил ее мертвой хваткой локтевым суставом. Ребром ладони правой рубанул напавшего по шее.

Андрей выронил нож.

Геннадий отпустил его, видя помутневшие глаза «тренера» и давая ему прийти в себя.

Тот перевел дыхание, потер шею.

— Ну ты и фрукт, — сказал с укоризной. — Что ж не предупредил, что занимался самбо?

— Разве то занятия? Раза четыре ходил в секцию, а потом полеты, служба.

Андрей помолчал — верить или не верить?

— А ну-ка, ты теперь с ножом. Только настоящий я тебе не доверю: ты ладонью чуть меня инвалидом не сделал. — Достал из шкафа деревянный, с тупым концом. Намазал его красной краской, сунул Геннадию. — Нападай.

Геннадий не стал особенно мудрствовать, повторил его прием. И Андрей, то ли не рассчитывал на повторный маневр, то ли второй пилот оказался стремительнее, ловчее, не увернулся: красная отметина осталась на его плече.

— Ну и реакция у тебя, — восхищенно помотал головой Андрей. — Выходит, не нам тебя учить, а у тебя есть чему поучиться…

В часы отдыха Геннадий не раз спрашивал у своих опекунов: «И долго вы еще будете меня здесь держать?» Ему отвечали почти по-украински: «Не спеши, кумэ, в баню, пар останется — позовем. Чем тебе у нас плохо? Пей, ешь, отдыхай. Хозяин скажет, когда надо».

Но хозяин молчал. И Геннадий, чтобы не впасть в отчаяние, вспоминал свои лучшие годы: учебу в летном училище, Ларису. Всего пять лет интересной, полной надежд и мечтаний жизни. Как быстро они пролетели!

Особенно вспоминались первые полеты с инструктором, потом самостоятельные.

В лётной группе было пять человек, пять крепких дружных ребят: Коля Мельничнов, Миша Кудашов, Иван Рожков, Юрий Лаптев и он, Геннадий Кленов; летчик-инструктор — капитан Новиков, невысокого роста кучерявый шатен, повоевавший уже в Афганистане, награжденный двумя орденами — Красной Звезды и «За службу в Вооруженных силах» 3-й степени. Интереснейший был человек: душа — на земле и зверь — в небе.

Как-то Геннадий отрабатывал высший пилотаж в зоне. Старался выдержать все параметры полёта, предписанные курсом лётной подготовки: скорость, высоту, крен. Выполнил вираж, петлю Нестерова, переворот. Инструктор сидел в задней кабине и молчал. Ни одобрения, ни замечания, этого раньше с ним не бывало: он любил поболтать в полете, покритиковать, «прочистить мозги». Геннадий насторожился. И когда сделал первую «бочку», капитан взорвался:

— Ты что за ручку, как за сиську, держишься?! И гладишь её, гладишь. Это тебе не чувиха какая-нибудь, которую ты соблазнить захотел. Смотри, как надо! — И так рванул ручку на себя, потом вниз, вверх, что самолет, казалось, трещал от перегрузок, а у Геннадия в глазах чертики прыгали. Чего инструктор только не выделывал, выжимая из самолета и курсанта все, что они могли выдержать. Это был настоящий класс высшего пилотажа. И выводя из одной фигуры, чтобы тут же начать другую, инструктор пересыпал свои действия такими непотребными словечками, каких Геннадий от ярых матерщинников не слышал.

Но капитан сразу успокоился, как только произвели посадку. И когда курсант подошёл, чтобы получить замечания, спросил весело:

— Ну, понял, как надо с этой птичкой обращаться? — похлопал по крылу самолета. — Она, как и девица, любит сильных, напористых, ловких…

В выходные дни курсантов отпускали в город, в увольнение. Геннадий ближе всех сошелся с Мельничновым и с ним в паре бродил по парку, присматривая хорошеньких девушек, по вечерам отправлялись на танцплощадку. Оба были привередливые, сами собой видные и девчонок мечтали выбрать на загляденье. Геннадию больше нравились блондинки, Николаю — брюнетки. Но всё вышло наоборот. С блондинкой и брюнеткой они познакомились не в парке и не на танцплощадке, а на пляже Хопра, куда отправились однажды после полетов искупаться. И Геннадий влюбился не в блондинку, а в брюнетку…

30
{"b":"139117","o":1}