Избранное правительство было признано Уфимским совещанием как «единственный носитель верховной власти на всем пространстве Государства Российского» до созыва Учредительного собрания. Генерал Алексеев прислал Директории «искреннее поздравление», но никак не реагировал на то, что его избрали как бы заменой здешнему Верховному главнокомандующему генералу Болдыреву.

В октябре Директория переехала подальше от фронта в Омск, где для создания ее Совета министров был использован бывший аппарат Административного совета Временного Сибирского правительства. С П. В. Вологодским, избранным в новое правительство заочно и находившимся по делам на Дальнем Востоке, как раз в то время Колчак встретился во Владивостоке. Их встреча во многом сориентировала Александра Васильевича на будущее.

Полезнейшей была и встреча Колчака с генерал-майором Р. Гайдой, который командовал до этого 2-й чехословацкой дивизией, а теперь собирался помочь русским белым силам в Екатеринбурге.

Гайда являлся представителем чехословацкого корпуса, поднявшегося против большевиков. Этот корпус начался с Чехословацкой дружины, сформированной в России в 1914 году в связи с войной из представителей славянских народов Австро-Венгрии. В 1915 году она была развернута на русском фронте в Первый чехословацкий стрелковый полк имени Яна Гуса, который стал пополняться пленными чехами и словаками. К концу 1916 года полк развернулся в бригаду, а в 1918 году это уже был 40-тысячный корпус.

После подписания в марте 1918 года большевиками Брестского мира чехословацкому корпусу, входившему в состав французской армии, из французского генштаба приказали перемещаться на Западный фронт длинным окольным путем: по Транссибирской железной дороге на Владивосток и далее через Тихий океан в Европу.

Эти края в России тогда находились под контролем Советов, которые согласились пропустить чехословаков. Тем более, что их корпус до этого дрался в составе красных войск. Еще в начале марта на Украине чехословаки вместе с красногвардейцами сдерживали натиск пяти немецких полков, наступавших на восток. Так что 26 марта в Пензе Сталин от имени Совета народных комиссаров подписал с представителем чехословацкого корпуса соглашение о его беспрепятственной отправке из Пензы во Владивосток.

Чехословацкие эшелоны двинулись в путь, но к маю отношения между чехословаками, чьи передовые эшелоны уже колесили по Сибири, и красными стали быстро ухудшаться. Большевики под давлением своих друзей немцев, которых никак не устраивало появление на Западном фронте мощного чехословацкого корпуса, к нему переменились. С настояния посла Германии графа Мирбаха нарком Чичерин отбил 21 апреля красноярскому Совету телеграмму, кончавшуюся фразой: «Чехословацкие отряды не должны продвигаться на восток».

Темп движения чехословаков по Транссибу резко замедлился, среди них начались волнения, которые подстегнула 25 мая телеграмма Троцкого: «Все Советы по железной дороге обязаны под страхом тяжкой ответственности разоружить чехословаков». Те немедленно подняли восстание!

К 8 июня чехословацкие подразделения захватили почти весь Транссиб, перебив окрестные красные части. Начиная с Волги, к чехословакам начали примыкать быстро возникающие офицерские отряды, студенты, гимназисты и даже пролетариат. В сорока верстах от Самары в белые ряды влились рабочие Иващенковских артиллерийских заводов, вывезенные ими порох и боевые материалы полгода «подкармливали» антибольшевистское воинство.

Чехословацкий корпус, который советские историки почему-то любили именовать «белочешским», сплотился в три ударные боевые группировки: Пензенскую, Сибирскую, Владивостокскую. В конце июня прибывшая в Сибирь французская военная миссия официально сообщила филиалу Чехословацкого Национального совета в России о желании Антанты образовать новый «противонемецкий фронт» по линии реки Волги с тем, чтобы чехословацкие войска стали «авангардом союзных войск».

В июле Пензенская чехословацкая группа начала наступление на Самару, Сызрань и Симбирск. Сибирская с боями двигалась на Урал. Во Владивостокской группе было свыше 14 тысяч бойцов. Вдохновленные новой идеей спасти славянство и весь мир от немецких союзников — большевиков, они, вместо того чтобы грузиться на суда и отправляться подобру-поздорову домой в Европу, ринулись из Приморья на красное Забайкалье. Чехословаки долавливали клещами своих войск с разных концов последние островки советской власти на российском востоке.

К августу чехословакам уже активно помогала русская Народная армия. Она создалась Комучем из добровольных белых формирований вместе с мобилизованными солдатами. В начале августа Народная армия вместе с чехословаками взяла Казань, а в ней — российский золотой запас (многие сотни тонн золота, платины, серебра, драгоценностей) на 1 миллиард 300 миллионов золотых рублей. Колчаковское правительство, к которому перейдут эти сокровища, израсходует и утратит свыше его трети.

Генерал Гайда, возглавивший свержение большевиков в восточной части Сибири еще в звании капитана, во время встречи с Колчаком собирался выехать из Владивостока в Екатеринбург, чтобы принять там командование группой белых войск, сформированных под эгидой местного Уральского правительства. Он, подобно Колчаку, стоял за установление военной диктатуры и с интересом приглядывался к адмиралу, как к отличному кандидату на эту роль. Колчаковский адъютант капитан Апушкин, который будет сопровождать адмирала из Владивостока дальше в Омск, оказавшись у Деникина в ноябре, письменно доложит ему:

«Во Владивостоке Гайда предложил Колчаку работать с ним на Екатеринбургском фронте, на что Колчак и согласился».

В конце сентября Колчак выехал из Владивостока и прибыл в Омск 13 октября. Тут, не подозревая, что Верховный руководитель Добровольческой армии генерал Алексеев недавно скончался, он пишет письмо на его имя. В нем сообщает о своем решении ехать на юг России и служить под командой Алексеева. О пребывающей в Омске Директории — Временном Всероссийском правительстве — отмечает:

«Поскольку могу судить, эта власть является первой, имеющей все основания для утверждения и развития».

Появление Колчака в Омске вызвало всесторонний интерес и произвело значительное впечатление. Вот воспоминания И. И. Серебренникова, тогдашнего и. о. председателя Совета министров Директории:

«Когда мне доложили, что меня желает видеть адмирал Колчак, я с огромным интересом и даже некоторым волнением стал ждать встречи с этим выдающимся русским человеком, который уже тогда казался весьма крупной фигурой в нашем антибольшевистском лагере…

Мне чрезвычайно понравилась импонирующая манера адмирала говорить громко, четко, законченными фразами определенного содержания, не допускающего каких-либо двусмысленных толкований.

— Не хитрец, не дипломат, желающий всем угодить и всем понравиться, — думал я, слушая адмирала, — нет, честный, русский патриот и человек долга».

Член английского парламента, полковник Д. Уорд сказал о Колчаке:

«Мы все были приглашены на банкет в честь… Всероссийского правительства… В то время, когда мой адъютант повторял имена присутствующих, проворная маленькая энергичная фигура вошла в комнату. Орлиными глазами он вмиг окинул всю сцену… Последним говорил адмирал Колчак, высказавший несколько коротких сентенций… Он казался более одиноким, чем всегда, но представлял собою личность, которая возвышалась над всем собранием».

Это почти один к одному совпадает с впечатлениями окружающих еще о гардемарине Колчаке. Поэтому в конце концов остановка Александра Васильевича в Омске обернулась включением адмирала в состав Временного Всероссийского правительства военным и морским министром, что было запечатлено указом от 4 ноября 1918 года.

Несмотря на то, что создание правительства Директории было плодом совместных усилий многих и разных политических деятелей, казачьи и офицерские круги оно не устраивало из-за его насыщенности социалистами. Потому не доверяли Директории также местные торгово-промышленные круги. Толчок, приведший к гибели и этого сибирского правительства, произошел 16 ноября в связи с приездом в Омск командующего союзническими частями на территории России французского генерала М. Жанена.