Этот десятитысячный советский экспедиционный корпус, в котором, кроме двадцати орудий, было два броневика, четыре самолета и четыре парохода, бодрым мясником развернулся и взял след 2700 всадников Унгерна, имевших лишь семь пушек. 11 июня между ними завязываются кавалерийские стычки, в которых красные оттягиваются и заманивают Азиатскую дивизию в сопки.

13 июня конницу Унгерна, бессильно зажатую между горных склонов, начинают расстреливать из пулеметов. Белые обращаются в бегство, но на их пути несокрушимо встает барон со своей тростью в руке, пулеметная пуля бьет его в плечо…

Сотни унгерновцев ложатся навечно между этими сопками, но раненый барон неведомым чутьем выводит дивизию к реке Иро, через которую уходят от окончательного разгрома. Перевязавшись, «главком Монголии» усмехается и небрежно бросает:

— За пять лет русские не научились воевать. Если бы я так окружил красных, ни один не ушел бы.

В следующие три недели об Унгерне, канувшем в леса и горы Северной Монголии, ничего не слышно. Большевистские командиры уверены, что этот зверь смертельно ранен и ждут его нового появления лишь для окончательной «освежевки». Но барон в своем лагере на реке Селенга уже снова имеет пару с половиной тысяч бойцов, которых нещадно муштрует. Едва ли не ежедневны учебные тревоги, по которым конница в полной амуниции должна вплавь пересекать реку.

Генерал Унгерн почти наизусть помнит свой приказ № 15 о белом подвиге за высший дар Неба. Перебежчики сообщают, будто бы японцы начали новое наступление от Тихого океана. Роман Федорович надеется, что атаман Семенов с ними, как обещал. Он грезит об их встрече, на которой неунывающий силач атаман будет разглаживать свои усы и весело щуриться под прекрасной шапкой из белой выдры…

6 июля 1921 года красными взята Урга, но 17 июля 1921 года совершенно одинокая на всех российских и околороссийских пространствах дивизия Белой гвардии генерал-лейтенанта барона Унгерна фон Штернберга снова идет в бой на север против беспредельно расползшейся кумачовой гидры. По малопролазной горной местности дивизия в считанные дни покрывает огромные расстояния. Молниеносно сваливается с гор, сметая на пути мелкие части противника, и оказывается в России — в долине реки Джиды!

На допросах захваченного Унгерна командиры 5-й советской армии спросят у него с удивлением:

— Каким образом вы проделали этот маршрут?

— Тропы там есть. Вообще в Монголии есть тропы. Нет ни одной пади, где нельзя пройти, но это зависит от энергии.

Азиатская дивизия генерала Унгерна, изощренно обходя красный экспедиционный корпус, стерегущий ее в пограничьи России и Монголии, вырывается в Забайкалье на берег Гусиного озера.

Здесь стоит советский 232-й полк. Унгерн обманывает его артиллеристов, пустив по дороге на виду подводы с ранеными, по которым те начинают палить, а белая конница обрушивается с другой стороны из-за холмов. Она наотмашь рубит противника, захватывает в плен четыреста человек. Из них сотню наиболее «краснопузых» расстреливают, остальные вступают в дивизию барона.

К началу августа 1921 года Унгерн достигает северной оконечности длиннющего Гусиного озера, откуда верст семьдесят до Верхнеудинска (Улан-Удэ). В городе начинается паника, но барону прежде всего надо перерезать Транссибирскую магистраль, и он движется на станцию Мысовая. Свора экспедиционного корпуса красных, метнувшись назад из Монголии, уже снова обкладывает белых казаков и монгольских джигитов. Тут как тут части Неймана, конница Щетинкина, а с севера идут еще шесть пехотных полков, отряд особого назначения, Кубанская советская дивизия и еще, и еще: всего 15 тысяч большевистских войск!

Генерал Унгерн, ощупывая Георгиевский крест на груди, с которым никогда не расстается, пристально глядит в сторону далекого Тихого океана, откуда, были слухи, мог прийти ему на помощь во главе свежего войска Григорий Михайлович Семенов. Когда-то они дрались бок о бок, два подъесаула, командира сотен, но как давно то было — еще на Великой войне. Теперь только великая своей необъятностью Россия лежит под сбитыми копытами его коня, и барон, возведенный еще и в монгольского князя, в этом крестовом походе со своими батырами так одинок…

Унгерн, искуснейше маневрируя между большевистскими частями побольше, давя подразделения помельче, снова пробивается на юг к монгольской границе. Возле села Ново-Дмитриевка ему пришлось ввязаться в бой с преградившим дорогу соединением пехоты. Генерал выскакивает вперед на своей белой лошади и ведет конную атаку. Она опрокидывает красные цепи, дивизия уходит к болотам реки Айнек, откуда снова вырывается на свободный маршрут неким неостановимо летящим и ухающим филином, о котором когда-то переживал Даурский барон.

Вернувшись в Монголию, Роман Федорович осознает, что он последний воюющий белый генерал, обреченный на поражение. Унгерн, посоветовавшись со своими приближенными ламами, принимает решение идти с дивизией в Тибет. О причинах этого плана, пожалуй, верно говорит Л. Юзефович в его книге «Самодержец пустыни»:

«Решение идти в Тибет — на первый взгляд, неожиданное — вытекало из всех устремлений Унгерна, было закономерным итогом его идеологии, ее практическим исходом. Если под натиском революционного безумия пала Монголия, исполнявшая роль внешней стены буддийского мира, нужно было, следовательно, перенести линию обороны в цитадель «желтой религии» — Тибет. Возможно, мысль об этом приходила Унгерну еще раньше, в мае, когда он хотел снарядить послом к Далай-ламе XIII единственного человека, который, казалось, мог по достоинству оценить его замыслы, — Оссендовского».

Эта идея и погубила 35-летнего барона, которого ни сабля, ни пуля не брали. Его подчиненным, включая ветеранов и самых преданных монголов, никак не хотелось в такой беспримерный лишениями путь, причем теперь уже без возврата назад. Офицеры дивизии сговариваются убить Унгерна, а командование частями предложить командиру бригады генералу Резухину, чтобы тот повел на восток, а не в Тибет.

Старый друг барона Романа Резухин не предает его, узнав о заговоре. Перед строем генерал приказывает арестовать изменников, но из рядов стреляют, он ранен в ногу. Резухина добивает в голову из нагана оренбургский казак. В лагерь другой бригады, где стоит штаб Унгерна, отправляют гонца с новостями тамошним заговорщикам.

Гонца из резухинской бригады перехватывают часовые буряты и к ночи приводят к барону, которому ничего не удается от того добиться, и он откладывает дознание с пытками до утра.

Заговорщики бивуака Унгерна решают действовать незамедлительно и бросаются к его палатке. Кто-то выглядывает оттуда, в него стреляют, присматриваются — это не барон, а штабной полковник. Заглядывают внутрь и выясняют, что Унгерн внезапно поменялся своими палатками со штабом!

Барон выдает себя, выглянув из соседней палатки. Теперь по нему бьют залпом из нескольких револьверов… Но Унгерн даже не ранен, мгновенно падает, перекатывается и исчезает в кустах.

Мятежные офицеры — в ужасе от происшедшего, тем не менее они поднимают людей и ведут части к Джар-галантуйскому дацану, чтобы оторваться с этого несчастного места. Они боятся, что барон, соединившись с расквартированным в другом месте монгольским дивизионом, жестоко им отомстит. Дивизия движется в кромешной темноте между сопок по узкой дороге, в оцеплении — сотня казаков и пулеметная команда, чтобы отразить очень возможный унгерновский налет…

Восемь верст проехали, как вдруг по каменистой дороге слышен стук копыт одинокого всадника!

Унгерн, незаметно объехав линию оцепления, как призрак, на своей любимой белой кобыле возникает перед предавшим его войском. Он смотрит на замершие перед ним в страшном оцепенении сотни и спрашивает командира Бурятского полка Очирова:

— Очиров, куда ты идешь?

Тот молчит, с трудом переводя сдавленное дыхание.

— Приказываю тебе вернуть полк в лагерь! — чеканит барон. Очиров отчаянно выкрикивает: