Главком: "Среди присутствующих здесь молодых специалистов имеется один человек, который пока что является всего лишь студентом и именно ему, по праву старших, мы и поручаем произнести первый тост!"

Олег: "Итак, господа, я имею честь поздравить вас с очень крупной трагедией, которая с вами уже произошла, а мне еще только предстоит. И все эти тяжкие годы, когда все вы будете вынуждены ежедневно трудиться на благо, я искренне желаю вам как можно меньше трудиться на благо и как можно чаще вспоминать время обучения в университете, которое, как вы вскоре сможете убедиться, было единственным светлым периодом во всей вашей жизни."

Закусить у него, как и тогда, летом, было абсолютно нечем. "Вы уж меня извините, я обычно обедаю не здесь. Тем более, что "Ван-Гога" принято пить без закуски."

Мы сразу же начали рассуждать на политические темы. (Выпивка без вредных разговоров является, господа, занятием еще более нелепым, чем выпивка без курения.) Один Мойшин друг, который знаком с крупными людьми, рассказал ему, что Андропов - человек вполне культурный, без диктаторских и самодурских замашек. А теперешние налеты на магазины объяснял тем, что кто-то ему неумело шестерит.

Я: "Тогда наоборот - гадит, и очень умело."

Олег: "Кто же, если не секрет? Щелоков (30) , что ли?"

Я: "Может, и Щелоков."

Олег: "Старая русская сказка о добром царе-батюшке и злом министре."

Однако, Олег сказал, что, по самым последним сведениям, облавы по магазинам в последние дни прекратились.

Я тогда процитировал "ту самую книжку": "…А поломался приказ. Натихую, как много шумных приказов ломается… Приказом тем хотел начальник еще последнюю свободу отнять, но и у него не вышло, пузатого."

Мойша сообщил, что этим летом, после майского возвышения Андропова в секретари ЦК, на факультет поступило необычайно большое число студентов еврейского происхождения. (Мойша связал это также со смертью Суслова.)

Здесь Олег не поленился сбегать в комнату и принести "Правду" с фотографией каких-то переговоров. Забормотал, умело изображая еврейский акцент: "Вы посмотрите на его шнобель! Внимательно посмотрите на его шнобель! Наш человек! Типично ведь еврейский шнобель, разве вы не находите?"

Я к этому времени уже сильно забалдел. Не ел ничего с самого утра, а теперь выпил без закуски, тем более - водки с пивом. Увидев в руках у Олега пачку "беломора", не понял, отчего он вдруг закурил "беломор", когда на столе лежит несколько пачек сигарет с фильтром. Не сразу обратил внимание, что рядом с ним лежит пакетик с табаком ярко-зеленого цвета. "Беломора" была полная пачка, но они курили не каждый свою папиросу, а одну на всех: потянут и передадут соседу. Запах шел тоже не вполне табачный: несколько напоминал дым от жженой кожи - когда в новом ремне горячим гвоздем прожигают дырки. Я сидел слева от Олега, против движения папиросы, так что мне досталась лишь холодная обслюнявленная трубочка.

Мойша на другом конце стола произносил длинные и умные рассуждения: "…Потребление подобных веществ органически входит, например, в индийскую культуру, но не в такой примитивной форме, в какой в европейскую входит алкоголь, а, скорее, это можно сравнить с религиозным причащением…"

Олег рассказал об опубликованном недавно рассказе Битова: "Очень точное описание. Собрались люди, сидят и курят. Что именно курят - прямо, конечно, не сказано, но знающий человек легко догадается."

Закурили вторую. На этот раз я заметил, как Олег перед этим выпотрошил из "беломорины" табак на бумажку, добавил туда табака из пакетика, перемешал и при помощи карандаша затолкал смесь обратно в гильзу. На этот раз папироса дошла до меня не совсем искуренной, я затянулся раз, другой - ничего не почувствовал, кроме вкуса едкого дыма.

Мойша: "Я думаю, ему лучше не давать."

Я: "Это тебе лучше было не давать!"

Олег: "Я полагаю, что ты понимаешь, что об этом рассказывать никому не следует. Ни знакомым, даже самым близким, ни, тем более, родителям."

Я: "Да что ты меня одного предупреждаешь?"

Олег: "Я предупреждаю об этом всех, кто впервые при этом присутствует."

Так что они - регулярно, что ли, тут обкуриваются?.. Меня по пьяни дернуло спеть песню из фильма "Бриллиантовая рука", немного переиначенную в духе происходящего:

Храбрым станет тот,

Кто три раза в год

В самый жуткий час

Курит трын-траву!

(В оригинале песни, как известно, сказано "косит трын-траву", хотя очень непонятно, какая может быть связь между косьбой и бодростью духа.)

Олег: "Теперь я вижу, что тебе действительно не надо было давать!"

Я: "Я же тихо. Или у тебя тоже микрофон? Но ладно. Мы люди простые, можем покурить обычный табачок."

Я вытащил из пачки "беломоринку", закурил, но спичку бросил неудачно: от нее загорелась лежавшая в пепельнице целлофановая обертка; я дунул на нее и пепел разлетелся по всему столу.

Олег: "Мне кажется, что тебе давно пора домой."

Я: "Сейчас - докурю вот и пойду." И начал вылезать из-за стола.

Бонифаций: "Да и мы тоже пойдем."

Мойша, несомненно, собирался посидеть еще, но Олег стал настойчиво прощаться и с ним тоже.

-

(*) (30) Год спустя Министра внутренних дел Щелокова сняли с должности и вскоре он покончил с собой.

Ломая стулья

Пред ликом Родины суровой

Я закачаюсь на кресте.

(Блок)

Когда нальют мне водки с пивом,

зажгут мне "беломор" курить,

когда прикажут быть счастливым,

а также Родину любить,

тогда я выругаюсь матом,

я сброшу непосильный груз

и по одной - отдельно - взятой

ломая стулья я пройдусь.

Тогда, плюясь вонючим дымом,

пройдусь я, фраер и пижон,

вдоль по единой - неделимой -

по Родине своей чужой.

Но, посторонний и нездешний,

я мертвым упаду под стол.

И мент, небритый и похмельный,

по мне напишет протокол.

1982 - 1983 г.г.

5.8. "Когда меня вывел конвой"

18.III.83

Берите, ироды, берите! Берите быстрее, а то скоро даже таких, как я, уже не останется!

Ну а теперь пою я той,

Кто улыбнулась без затей

В тот лютый час несчастных дней,

Когда меня вывел конвой.

Это ничто, но жил я вновь,

Будто нашла меня любовь…

(Песня А. Хвостенко, которую слышал по Би-би-си.)

Ну вот и я дождался, господа. И за мной конвой пожаловал. С той только разницей, что и улыбнуться мне вслед абсолютно некому. А самое обидное - никто мне так и не удосужился растолковать, отчего же американцы до сих пор не завоевали Канаду.

…Лед твоих губ простил меня,

Видел я снова любовь.

Сегодня я не выдержал и позвонил в военкомат. Сам. Оказалось, что они там меня давно ожидают. Ожидают и даже разыскивают, хотя я пока что не начал от них прятаться. Военкомат не районный, а тот, куда вызывали осенью. Дурацкий, тесный - в подвале и первом этаже жилого дома. Нужную дверь нашел не сразу - гоняли из кабинета в кабинет. Как будто это мне нужно, а не им. Полковник сразу попросил у меня паспорт - "показать", как он выразился. Всего просто показать. И мой бедный паспорт сразу же исчез в ящике его стола. Я и вякнуть не успел. Мне даже показалось, что он запер ящик на ключ. Наверное, опасался, что я брошусь на него и попытаюсь отнять паспорт обратно. Может, и были такие случаи - ничего удивительного. Заметил мое замешательство: "Не бойтесь, вам там удостоверение выдадут." Утешил, утешил. Сообщил, что 28 марта мне следует явиться в войсковую часть по такому-то адресу - написал на бумажке.

Раньше я почему-то думал, что паспорта полагается изымать лишь у солдат. А лейтенант, все же, звание ответственное и так далее. А впрочем - какая разница? Вспомнил эпизод из "Прощай, оружия" Хемингуэя. Военный, по чину тоже лейтенант, съебался с фронта, переплыл на лодке озеро, вынул из кармана паспорт и предъявил пограничнику. И все - он уже вольный человек, турист, изучающий архитектуру. Конечно, паспорт у него был не какой-нибудь, а американский, но я теперь, честное слово, с невыразимой тоской вспоминаю даже о своем советском.