Когда-то, на грани детства и юности я шептала: уйди, я знаю, уйди. Я не хочу возвращаться. Я мечтаю уйти в любовь насовсем, без остатка. А потом узнала, что для всей меня в любви не хватит места. Мое «Я» не помещается в любовь. Ему нужно больше, чем просто любить. Ему нужна свобода.
А значит, рано или поздно острое легкое лезвие, в азарте чуть дрожа, вырежет из-под сердца обещанный фунт мяса. И там образуется холодная ноющая пустота, и пройдет много дней, а может, даже лет, прежде чем она затянется, эта дыра на месте бывшей любви.
Назовите меня трусихой, но я не хочу отдавать свои дни и годы штопанью душевных ран. И не думайте, что те, кто первым принял решение о разрыве, выходят из горнила расставания без единой царапинки.
Зато сейчас моя душенька спокойна. Как бы ни сложились обстоятельства, на усталость друг от друга, на мучительное расставание и на переживания по поводу несложившихся отношений у нас с Нуддом попросту нет времени. Мы умрем раньше, чем придет желание расстаться. Хорошо знать, что смерть твоя близка!
— Подходящий настрой! — одобрительно замечает Видар. У него-то у самого счастье берсерка по всей роже разлито.
Я молчу. Что тут скажешь? Последний день жизни надо прожить как последний, без нытья. Слишком много глаз на меня смотрит. Ведь я плыву во главе войска, на спине у самой Мамы.
За нами, взбивая пену двумя сотнями могучих ног, плывут наездницы, сосредоточенные и спокойные, точно отряд самураев. Прозрачная, не замутненная ни единой частицей ила вода Мертвого озера не скрывает дна, расцвеченного солнечными пятнами. Такое красивое — и совершенно безжизненное… Не зря под ним расположен вход в мир мертвых.
Все-таки придется кое о чем расспросить Видара. Напоследок.
— Помнишь, когда-то, в Красивой Руине, ты мне говорил, что тебя послали очень страшные существа? — оборачиваюсь я к нему.
— Помню! — кивает Бог Мщения, он же Бог Разочарования. Забавное сочетание. И как я раньше не заметила? То ли разочарование ведет к мщению, то ли наоборот…
— Ты тогда привел нас к норнам, которые были ничуть не страшными и к тому же повиновались тебе, как низшие божества. Я подумала, ты солгал. Но Фригг сказала, боги не лгут. Значит, ты имел в виду кого-то другого?
— Я и не знаю, отчего так сказал, — морщит лоб Видар. — И имел ли я кого-то в виду. Просто… сказал и сказал.
— А может, тебя с самого начала запрограммировали так, чтобы ты привел нас сюда?
— Запрограммировали? — это слово дается Богу Разочарования с некоторым трудом. Вот он, древний язык — программирование и манипулирование уже есть, а обозначения для них нет.
— Нами управляют всю дорогу, — вступает Нудд. — И куда бы мы ни кидались, нас тянет сюда. Все нити сходятся здесь. Убегать бесполезно.
Вот почему он не сделал попытки отговорить меня от опасной затеи. Вот почему мы идем на смерть в полном составе. Вот почему я, слабая женщина, не загораю на прибрежном песочке на той стороне Мертвого озера, дожидаясь, пока мужчины решат мою маленькую проблему с надвигающимся концом света. И это правильно.
— Ты не думай, что я не жалею тебя, — мягко отвечает сильф на мои невысказанные мысли. Видно, в них все-таки чувствуется упрек — словно горький привкус, тающий на языке. — Вы, люди, очень упорные. Почти как духи огня и камня. И сопротивляетесь судьбе до последнего, выворачиваетесь у нее из-под руки, точно капризные дети. А мы, дети стихий, знаем: судьба сильнее. Лучше уж пойти ей навстречу и попытаться принять все, на что она расщедрится.
— Например, на славную смерть с оружием в руках! — встревает Видар. — Спасибо тебе, Мирра. Первый раз за много лет чувствую себя честным воином, а не жалким предателем. Мне ведь так и не удалось убедить себя, что предательство — наилучший путь к спасению мира.
— Ты его, кажется, не столько спасти, сколько завоевать собирался? — невесело усмехаюсь я.
— Конечно, собирался! — не дрогнув, соглашается Бог Мщения. — А как бы я его спас, не имея полной власти?
Сейчас и выясним, как. Впереди, пересекая сверкающую солнечную дорожку на воде, уже маячит темная громада острова. Мама замедляет скорость, пропуская наездниц вперед. Это только в древних легендах и старых фильмах командир возглавляет отряд. На самом деле я должна сидеть на спине у Мамы, позади всех — и наблюдать, как они умирают ради меня. Ну уж нет! Я зажмуриваюсь и начинаю придирчиво, неторопливо копаться в памяти.
В какие разные существа мне довелось воплощаться в этом мире! Животные и птицы, Тетка в Тапках и бесплотная воздушная волна… Я помню каждое из ощущений, я могла бы воссоздать любое из обличий, вырастить на основе его сущего монстра, налететь на врага и затоптать, словно троллей, отшвырнуть на камни с безумной силой, сплющить в лепешку головные отряды воинов… Но что-то подсказывает мне: к этому на острове готовы. Они вообще ко всему готовы: и к тому, чтобы на них обрушилась лавина слоновьих тел, увенчанных мускулистыми торсами, крушащая металл ногами и секирами; и к тому, что мы трое — я, Нудд и Видар — деликатно выйдем на бережок, да и предложим племени черных альвов мирные переговоры. Те, кто встретит у кромки воды трех великих богов и отряд жестоких наездниц, не надеются остаться в живых. И намерены подчиниться своей судьбе — умереть, ополовинив численность нашего войска.
Но я-то собиралась начать торговлю, а не войну! Чтобы альвы, ухмыляясь в окладистые бороды, выясняли у меня, чем я смогу компенсировать потерю заказа на цепь Глейпнир. Да, и приплюсуйте сюда неудовольствие высших богов, которое также нанесет ущерб народу черных альвов — скорее моральный, чем какой-либо еще, но все-таки, все-таки… Одним словом, назовите вашу цену!
Как же так случилось, что мы высаживаем на остров морской десант? К тому же там, кажется… никого нет? Определенно, берег пуст! Ни армады Талосов, которыми пугал меня Нудд, ни даже делегации черных альвов с бородами и цепкими взглядами из-под кустистых бровей… Ну ладно, пусть не бороды-брови, но кто-то же должен нас встречать?
Я привстаю на спине матриарха слоноженщин, держась за ее широкие плечи. Берег все ближе и все неприютней. То ли нас решили прикончить непосредственно в скальных тоннелях, темных и запутанных (а какими еще могут быть скальные тоннели?), то ли… нас не собираются убивать? А как же решение — да что там, форменное пророчество Мамы? Она же знает, что остров опасен. Она считает, что смерти нужна свобода в этом мире, а я мешаю свободной смерти. И значит, от меня нужно избавиться, чтобы пуститься во все тяжкие и получить много-много свежеубиенных душ. У смерти есть живое — или относительно живое — войско, состоящее из фанатиков разрушения, расчищающих путь для своей жестокой госпожи. Если следовать логике, то тут нам и Рагнарёк. Наш, личный, локальный. Так гласит очередное пророчество, а я смертельно — да-да, смертельно — устала от пророчеств! Все они предатели и компьютерные вирусы.
Хватит с меня логики, навязанной предсказателями всех мастей — от норн до слоноженщин. Прибегну-ка я к обычному здравому смыслу. А он полагает, что убить нас вначале было не труднее, чем сейчас, в конце пути. Незачем было знакомить нас с проблемами божественной семейки, с геополитической обстановкой и с разнообразием местной экологии. Нам было легче прострелить животы из какого-нибудь волшебного лука, бьющего без промаха, покуда мы парой птичек заходили на посадку. Или заразить птичьим гриппом. Или еще как-нибудь прихлопнуть, вариантов — море.
Вместо этого нас исподволь уверили в том, что мы… смертны. Вон с каким пафосом мы пересекаем Мертвое озеро, подплываем к Мертвому острову, направляемся в царство мертвых… Смерть плещется вокруг нас, вливается нам в мозг, подчиняет каждую клетку тела, мы уже верим в то, что она рядом, что она неизбежна и что мы ей подвластны.
Потому что и у такой перспективы — свои преимущества. Можно забыть обо всех обещаниях, данных где-то за гранью этой полоски земли и воды, пропитанных смертью. Можно не думать, что любовь между сильфом и смертной есть безумие и нелепость и принесет обоим только боль. Можно не винить себя за то, что не отменил Последней Битвы и даже не отсрочил ее — ты же сделал все, что мог. Ты умер, делая все, что мог. А значит, с тебя и взятки гладки.
