Бросившись Марине наперерез (и откуда только силы взялись у старой карги?), она преградила ей дорогу:
– Стой, красавица моя. Куда так спешишь?
– Отстаньте! – побледнела Марина.
– А почему ты меня боишься? – ласково спросила баба Зина. – Вот странное время! Не боится ночью по улицам шастать, а бабку старую испугалась.
Марина старалась не смотреть на старую гадалку, но лицо бабы Зины невидимым магнитом притягивало взгляд. Было оно удлиненным, породистым, с яркими молодыми глазами, грузинским носом с горбинкой, истонченными старостью губами и четкими глубокими морщинами – как будто кто-то острым ножом разрезал ее лицо на неровные дольки. Вокруг лица колыхалось тонкое облако седых волос – расчесываться баба Зина не любила. Марина знала, что старая женщина давно выжила из ума, но в ту ночь она выглядела вполне осмысленной – ее глаза светились сочным интересом. Если бы не ночная рубашка…
– А ты знаешь, кто я? – лукаво спросила баба Зина. – Я предсказываю будущее. Хочешь, погадаю тебе на Таро?
– Не надо. – Марина с некоторым усилием сбросила с себя гипнотизирующий взгляд и, цокая высокими каблуками, быстро пошла – почти побежала – прочь.
Вслед ей доносилось старческое дребезжание:
– А и гадать не надо! Все и так вижу. У тебя на лбу смерть твоя написана! Ты умрешь двадцать первого числа. Помни, красавица, двадцать первого!
Марина бежала по Арбату, словно участвовала в спринтерской гонке. Только у метро «Библиотека им. Ленина» она позволила себе остановиться и перевести дыхание.
– Да не волнуйся ты так, – успокаивала ее я, – баба Зина не в себе.
– Ага, а сама мне говорила, что она никогда не ошибается.
– Я хотела тебя заинтриговать, – соврала я, – неужели ты можешь всерьез относиться к таким вещам? Это же легенда, байка.
– Думаешь, я тебе тогда поверила? – В Маринином голосе слышались плаксивые нотки. – Я так и подумала, что ты нагнетаешь обстановку, чтобы меня развлечь. Но когда я эту ведьму увидела… У меня волосы на ногах дыбом встали от ужаса.
– Волосы на ногах ты всегда эпилируешь, – усмехнулась я. – Маринка, не будь ребенком! Баба Зина – шарлатанка.
– Не знаю. Настроение она мне испортила на несколько дней.
– Даже если ей верить… Она ведь не сказала, в каком году это произойдет. Может быть, ты и правда умрешь двадцать первого числа, но лет через восемьдесят.
– И теперь я каждый месяц должна дергаться и отсиживаться дома?! – взвилась Марина. – Да так я все нервные клетки истрачу!
– Уверена, что через пару месяцев ты и думать о ней забудешь.
– Сомневаюсь! Глаша, ты бы видела, как она на меня смотрела. У нее такие глаза – как два заколдованных колодца. Хочется прыгнуть в них и утонуть. Поверь мне, такое не забывается.
Сидим, курим…
Я вдыхаю привычный ментоловый дымок – теплый, приятно щиплющий горло. Донецкий удовлетворяется имитацией – медовым кальяном. Вот уж кого я никогда не могла понять, так это фанатов кальянокурения. С остекленевшим взглядом наблюдать, как в плохо промытой колбочке пузырится темная вода, при этом вбирая в легкие пахнущую бабушкиным вареньем субстанцию. Но у Данилы был вид релаксирующего йога, задерживая дым, он даже довольно зажмуривался, точно разомлевший в солнечной кляксе флегматичный кот.
Мы ужинали в полуподвальном ресторанчике с дивной красоты интерьерами – Данила питал слабость к малоизвестным стильным местечкам, достаточно дорогим, чтобы в них не ломился кто попало, но недостаточно раскрученным для фейс-контроля, очередей у входа и концентрированного снобизма в качестве комплимента от шеф-повара. Ели калифорнийские роллы, и я возбужденно рассказывала ему о Маринкином внезапном успехе. Люблю классические истории Золушек: они внушают оптимизм. Мне до зуда на кончике языка хотелось с кем-нибудь этим поделиться.
– … купила белье в «Агенте Провокаторе», с хрустальной вышивкой и кружевами. Сходила в «Spa Palestra» и в какой-то жутко дорогой этнический салон на эпиляцию медом. Натуральным медом, представляешь, Донецкий? Я ее видела – мама дорогая, это же звезда! Маринка и так красавица, а тут… Она так рассчитывает на эту съемку, не хочет ударить в грязь лицом перед немцами.
– А мне не нравится такой типаж, – зевнул Данила.
– Шутишь?
– У нее выражение лица неприятное, хищное. Пока она молодая, это не очень заметно. Но лет через пять ее лицо начнет застывать маской. И морщинки у нее будут неприятными, брюзгливыми.
– Много ты понимаешь! – К достоинствам лучших подруг я относилась ревниво, как к своей частной собственности. – Да она вообще не состарится. Теперь, когда ей столько заплатят за один фильм… Десять тысяч долларов, представляешь?
В его глазах мелькнуло что-то похожее на интерес.
– Сколько? Десять тысяч? – недоверчиво протянул Донецкий. – За один съемочный день? В порнофильме? Бред какой.
– Много ты понимаешь. Фильм снимает известнейший немецкий продюсер, он выйдет в мировой прокат, разойдется миллионными тиражами. – Я заученно повторяла восторженные Маринкины фразы. – Презентация будет в Париже, придут все светские репортеры. Ведь порнобизнес потихонечку переползает с теневой стороны. Маринку снимут для «Плейбоя», возможно, она даже playmate года станет. И тогда – все двери открыты, все схвачено. Подумать только, она добивалась этого пять лет, никто в нее не верил – а ведь поди же ты…
– А почему в нее никто не верил?
– Считалось, что актриса она никакая, – простодушно объяснила я. – Маринка флегма, имитировать страсть у нее получается плохо. Порнозвезда, в которой нет огня. Но для фильма этого Шиффера огонь и не нужен.
– Порнозвезда, в которой нет огня, – задумчиво повторил Данила. – Что-то мне в этой прилизанной истории не нравится. Слишком уж она неправдоподобно конфетная. Так не бывает.
– А в чем подвох? Я своими глазами видела контракт. Там черным по белому написана сумма – десять тысяч условных единиц. Авансом она получила тысячу, остальное ей переведут на карточку на следующий же день после съемки. И сценарий видела. Очень интересный сюжет.
– О чем же?
– О девушке, которую бьет супруг. Она решает подать на развод, и тот притворяется, что согласен, занимается с ней любовью в последний раз, а потом убивает. Накрывает ей лицо подушкой и так держит, пока она не задохнется. И такая музыка будет на титрах красивая – Маринка давала мне послушать диск. Специально для фильма написал какой-то андеграундный композитор.
– Действительно, замысловатый сюжет, – усмехнулся Данила, доедая последний ролл. – Просто венец режиссерской мысли! Не Вуди Аллеи ли сценарий написал?
– Откуда в тебе этот снобизм? – разнервничалась я. – Это же порнофильм, там совсем другие законы жанра. В классических порнофильмах вообще сюжета нет и снято все как попало. Главное – сам процесс и чтобы четко видно было и крупные планы. А если кто-то пытается выпендриться и тем более вкладывает деньги, кино становится культовым.
– Ну-ну.
В ту ночь я собиралась быть примерной, пораньше лечь в байковой пижаме со слониками, с огуречными кружочками на глазах и мятной конфетой под языком, воссоздать вокруг себя идиллию под названием «Вечер одинокой интеллигентной девушки» (обычно под тем же заголовком я прячу бессовестное распитие джин-тоника, зачастую на пару с каким-нибудь уцененным арбатским персонажем, показавшимся пригодным для ни к чему не обязывающей лаконичной близости). Но не успела моя голова коснуться подушки, а в телевизоре замелькать титры «Девчат», как целостность идиллической картины нарушило пронзительное телефонное треньканье.
Ненавижу, когда безответно звонит телефон – в такие моменты мой живот щекочет неприятное ощущение упускаемого момента. Одно дело – вовсе отключить телефон и совсем другое – тупо слушать, как кто-то пытается прорваться в зону твоего внимания.
Сонно пробормотав «алло», я тотчас же пожалела о своем малодушии, потому что на другом конце линии был бодрый голос Данилы Донецкого, с которым я рассталась всего два часа назад. Вторжение в частную жизнь – по-другому и не скажешь.
