Тороп не спорил с ним. Он слушал.

Попович наставлял его тому, что воин всему должен учиться. Смотреть, слушать, запоминать. “Нет ничего, чтобы когда-нибудь не пригодилось, – учил Попович. – То, как двигаются листья на березе, и то, какой корень у резеды так же важно, как чужой язык или строение татарского лука”.

Тороп узнал, что прусские языки имеют много общего со славянскими, что у обоих народов раньше были одни боги. Что когда-то славянские вадимы, как и прусские вайделоты, записывали знание особыми знаками – рунами. Даниил показал, как пользоваться односторонним мечом мазуров, рассказал, как прусские воины пользуются частыми в тех местах туманами.

– В этом мире только мы – пруссы помним обычаи предков. Мы – последние хранители древних богов, – говорил Даниил. – Только мы помним заповеди белых великанов.

– Каких великанов? – удивился Тороп.

Они сидели на берегу Днепра на холме, откуда хорошо просматривались стены Смоленска, купола его храмов с золочеными крестами. И все, о чем рассказывал Даниил, казалось Торопу чем-то сказочным, как песни слепых музыкантов. Да и само лицо Даниила в такие минуты становилось похоже на деревянных идолов, которых Тороп видел в новгородских лесах – темным, полным затаенной значительности.

– Давно, – сказал Даниил, – В те времена, которых никто не помнит, ибо не было еще у людей Памяти, а бродили они по земле дикими толпами, и лица их были темны, а сердца – во мраке, с Неба упала Звезда…

И родила Звезда великих людей. Рост их был выше сосен, а волосы белее снега, а глаза их светились, как небо в утренние часы. А имя им было – Ульмиганы.

И взошел старший из них на высокую гору, и окинул взором пески у моря, и многие реки полные рыбы, и многие леса полные дичи, и сказал: “Вот страна, достойная быть нам Родиной. Здесь мы построим наши замки. Ей отдадим мы свое великое знание. Ей посвятим мы свою небесную силу. И зваться она будет отныне – Ульмигания”.

И взяли великаны темнолицых в подданные, и научили их строить замки, и выращивать хлеб, и делать одежду, и торговать. И приумножилось богатство той страны, и возросла слава ее, и счастливо жил народ ее.

Прошла тысяча тысяч лет. Стали великаны брать дочерей темнолицых себе в жены, и было у них много потомства, и разошлось оно по всей земле, но дети уже не были великанами, а только светлые волосы и синие глаза напоминали об их происхождении. И забыли люди своих предков.

Только одно племя, женщины которого носили в волосах украшения в виде луны и звезд в знак своего родства с Небом, помнило о древнем завете – вернуться в священные земли белых великанов и поднять утерянное людьми великое знание.

В огромном замке на берегу Немана нас встретила последняя из дочерей звезды – великанша Рагайна. У нее был ключ к тем землям. И только нашим воинам под силу было поднять его.

Даниил вдруг хмыкнул:

– Получается, что Ульмигания не только нам, пруссам родина, но всем, у кого белая кожа и светлые волосы. И тебе тоже. Захочешь вернуться – добро пожаловать.

“Украшения в виде луны и звезд.., – думал Тороп. – Где я мог это видеть?”

И вспомнил – смеющееся лицо племянницы великого князя юной княжны Анны – светлые волосы стянуты повязкой на лбу, и звезда, и под косой – месяц.

“Что это? Напоминание о родстве с великанами? Чушь! Бог создал человека, а не какая-то звезда! Язычество. И все же странно…”

Тороп засыпал, а ему все чудилась улыбка княжны, и звезда в ее лбу сияла.

“Тороп, – говорила княжна, увлекая его за собой, – Это правда, именно там, где морской ветер треплет сосны на песчаных холмах, а в густых дубравах живут страшные древние боги предков, там наш дом. Пойдем, Тороп, пойдем домой…”

“Ты же мертва! – отвечал Тороп. – Тебя ведь убили татары! Сгинь! Я не пойду с тобой”.

“Это здесь я мертва, – смеялась белолицая княжна. – А там, где еще стоят замки великанов, там нет креста, и люди живут вместе с духами и душами предков. Там мы сможем соединиться”.

Руки княжны дрожали, и яркие губы были открыты для поцелуя. И она звала. И звезда манила теплым светом. И Тороп почувствовал, что не может противиться…

Он проснулся от легкого толчка в плечо. По тому, как, растворившись в утренних звуках, насторожился Даниил, Тороп понял – неладно что-то.

Вскочили они на ноги, выхватывая мечи, одновременно. Из осинника, окружая полукольцом, выехали всадники с пиками наперевес. Числом более десятка, веселые – явно хмельные.

– Кто такие? – рявкнул один.

– А ты сам-то кто будешь? – спросил Даниил. – Чтобы нас пытать, мало сидеть в седле да пикой размахивать.

– Я тебе сейчас покажу, кто я таков! – озлился всадник.

– Покажи, – усмехнулся Даниил, – А мы посмотрим.

– Осади! – вдруг крикнул кто-то высоким ломающимся голосом. – Назад, я сказал!

Всадники раздвинулись, и в проходе показался витязь примерно одних лет с Торопом в богато изукрашенном чернью и серебром шлеме и тонко связанной дорогой кольчуге. Он подъехал почти вплотную к Торопу и Даниилу и, капризно скривив губы, разглядывал их. Потом, будто что вспомнил, вгляделся в Торопа. В глазах его мелькнула насмешливая злость.

– А ты не тот ли Тороп, что в дружине Поповича служил?

Тороп промолчал.

– Тот, – то ли улыбнулся, то ли скривился витязь. – А ты, значит, Даниил, старый Поповичев приятель.

И вдруг широко, по-доброму улыбнулся:

– Слава ваша впереди вас бежит. Слышал я, как вы банду смердов в муромских лесах изрубили. Славно поработали. А не хотите ли, я вас трапезой угощу? Тут недалеко мои палатки. Мед у меня знатный, да и вино заморское есть. Пойдем, други! За честь почту таких воинов привечать. Возле себя посажу.

– Спасибо, княжич, – сказал Даниил. – Но мы уже и сами завтракать собирались.

– Не откажете же вы мне! – напряженно сказал витязь.

– Бог с тобой, княжич, – согласился Даниил. – Конечно, не откажем. Просто не хотелось быть в тягость.

– Какая там тягость! – обрадовался княжич. – Ну, так что, поехали?

– Езжайте, а мы за вами. Только скарб наш нехитрый соберем.

Княжич пытливо посмотрел на Даниила и, круто повернув коня, ускакал. Дружина – за ним.

– Невелика честь… – пробормотал Тороп.

– Да ты, знаешь ли, кто это? – спросил Даниил.

– Догадываюсь. Алексашка Ярославич, сын великого князя владимирского.

– Верно. И то знаешь, что не отстал бы он теперь от нас?

– И то знаю.

– Ну, а раз ты такой умный, поехали пировать. Делать нечего. Может он и не держит на нас зла за порубленную дружину своего дяди.

– Яблоко от яблони недалеко падает, – сказал Тороп. – Мечи нужно будет под рукой держать.

Шатер у княжича был белый, тонкой восточной ткани. Угощал он рябчиками, да медами разными. Было и вино заморское – красное, как кровь. Но Тороп с Даниилом больше пригубливали, чем пили, следя за передвижениями дружинников. Не то княжич – тот удержу не знал, пил так, будто и не с раннего утра за стол уселся, а ближе к ночи, после ратных трудов. А напившись, стал Торопа задирать: пойдем, мол, испробуем, чей меч ловчее, да чья рука тверже? Тороп отнекивался, ссылаясь на усталость, но княжич не отставал:

– Или боишься меня? Даром что ли люди говорят, будто нет тебе равных во владении мечом? Будто Попович секрет тебе какой-то передал?

Слово за слово, всем стало ясно, что княжич не на шутку распалился. Белое лицо его раскраснелось, и видно было, что он вот-вот сорвется на оскорбления.

– Ладно, – неожиданно для всех сказал Тороп. – Попробуем мечи.

Княжич вскочил, опрокидывая жбаны с напитками.

– Сейчас!

– Сейчас, так сейчас, – сказал Тороп. – А ты не слишком хмелен для этого?

– А мне что хмельному, что трезвому – все едино.

Бились тут же, перед палатками. Тороп быстро понял, что намерения у молодого княжича совсем не шуточные. Пару раз, когда следовало бы опустить меч, чтобы дать развернуться противнику, Ярославич работал им наотмашь, сзади, так, что Тороп едва успевал пригнуться, чтобы не сложить тут же голову. Поняв, что дело может кончиться дурно – княжич вынуждал его работать всерьез, Тороп концом меча, приемом, который действительно передал ему Попович, подцепил меч княжича за гарду, выбил его из руки и, коснувшись незащищенного кольчугой участка шеи Александра Ярославича, сказал: