Немцы в Калмыцком Корпусе не имели полномочий командиров над солдатами-калмыками; они выполняли функции администрации, санитарии и т.п.
(Из рапорта о положении дел в Калмыцком формировании д-ра Долля для начальника штаба группы войск Шёрнера в генерал-губернаторстве от 5/6.07.1944 г. и из беседы с Д.Арбаковым 25/26.10.1971 г.)
Не забудем, что формирования Восточных легионов не превышали обычно численности усиленного батальона, в то время как Калмыцкий Корпус уже имел силу минимум бригады. Если не считать самого командира Долля, штаб Калмыцкого Кавкорпуса состоял только из офицеров-калмыков.
Небольшой особенностью было присутствие при штабе чисто политической фигуры в лице бывшего мэра Элисты Бембе Цуглинова, который после отступления из Калмыкии, пользуясь полным доверием Долля, в отсутствие других постов занимал официально должность председателя полевого суда Корпуса.
Естественно, что ничего подобного не было в других батальонах Восточных легионов, которые находились в рамках обычной военной юрисдикции.
То, что Калмыцкий Корпус имел свой собственный юридический статус, ещё раз подчёркивало его автономный характер, хотя тут можно было бы ожидать появления тех или иных судебных недоразумений, связанных с юридической компетентностью Цуглинова. Политический вес Цуглинова по-прежнему определялся словами «Президент Калмыцкого народа».
Цуглинова, как правило, вспоминают как человека властного, которого солдаты-калмыки не сколько уважали, сколько побаивались. Рядом с ним, уже не как политический, а как военный советник, всегда присутствовал начальник штаба.
Этот пост с февраля по июнь 1943 года первоначально занимал Санджи Коноков, донской калмык, бывший ранее замначальника штаба в одном из полков 110-й Кавалерийской дивизии, его преемником с июня 1943 года по март 1944 был Балдан Метабон, некалмыцкий монгол, бывший ранее аспирантом в Томском университете, с мая по июль 1944 года — Мукебен Хахлышев, а с августа 1944 года и до конца войны Дорджи Арбаков, который ранее уже занимал этот пост в январе/феврале 1943 года.
Биография Арбакова почти типична для большинства офицеров, служивших в ККК, поэтому скажем о нем несколько слов. Он, как и Коноков, был донским калмыком, родился в 1914 г. в станице Батлаевской и занимал в Калмыцкой дивизии должность начальника канцелярии.
Он происходил из зажиточной семьи — его отец был атаманом в войске донских казаков и был убит красными во время революции, — и тем не менее Арбаков как и многие офицеры-калмыки в советское время принадлежал к кругам молодой национальной интеллигенции. После окончания института по специальности «Химия и геология» он был директором школы в с. Садовое Сарпинского улуса и одновременно одним из немногих калмыков-инструкторов по марксистско-ленинской идеологии. По причине своего происхождения он быстро попал в немилость, что привело прежде всего к тому, что в Красной Армии ему был недоступен офицерский чин.
Естественно, что национальные чувство и сознание были для него намного важнее любой идеологии. Поэтому вместе с другими своими земляками Арбаков довольно быстро встал на сторону немцев, с которыми он связывал освобождение своего народа.
В Калмыцком Кавкорпусе он сыграл заметную роль.
Среди других офицеров в руководстве Корпуса, который по своей структуре больше походил на русскую, а не немецкую часть, следует упомянуть: начальника снабжения Дамбинова, начальника офицерского состава Акубинова, ранее тоже бывшего на гражданской службе директором школы, начальника канцелярии Хулхашинова, историка по образованию, выпускника Ростовского университета и тоже бывшего директором школы, начальника полевой жандармерии Кушкина, погибшего в сентябре 1944 года, его помошника Мухараева и его преемника до конца войны, тоже бывшего учителя Лялина, старшего ветеринара Шалхакова, врача Агеева и буддийского ламу Корпуса Баслиева.
Особую роль, детали которой теперь уже точно не выяснить, но в любом случае довольно важную, играл личный адъютант командира, Эдуард Батаев, бывший ранее учителем, о котором говорили, что он как лейтенант Красной Армии закончил советскую диверсионную разведшколу.
Это, собственно, не слишком много значило, поскольку в Корпусе служили и другие бывшие офицеры НКВД, ставшие надёжными людьми.
Батаев, бывший правой рукой Долля и имевший решающее слово по многим персональным вопросам, попал тем не менее в сложное положение. Его обвиняли во многих недостатках и упущениях и говорили о его отрицательном влиянии как закулисной персоны; так, некоторые рекомендованные им офицеры, как например Роман Лялин, оказались симпатизантами Советов.
Факт в том, что после тяжёлых боёв Калмыцкого Корпуса против советских частей в июле 1944 года и гибели Долля, Батаев временно возглавил Корпус вместе с начальником штаба Хахлышёвым, другим представителем бывшей советской интеллигенции. Оба офицера были вскоре после этого арестованы и расстреляны немцами под тем предлогом, что они якобы хотели сдать Корпус в плен Красной Армии.
Как рассказывает Арбаков, один грузинский капитан, бежавший на советскую сторону, был задержан калмыцким дозором; у него в сапогах нашли шпионские донесения Батаева.
Арбаков называет Батаева (17.11.1970 г.) предателем своего народа.
Тем не менее обвинения в его адрес не подкреплены документально, и некоторые калмыки склоняются к мнению, что он и Хахлышёв стали жертвами внутренней борьбы за власть среди офицеров Корпуса.
Правда, надо заметить, что именно представители из образованной среды оказывались порой наименее надёжным контингентом в составе Восточных частей и легионов, и с переменой военной ситуации в них появлялось стремление перейти на Советскую сторону, которой они в конечном счёте были обязаны своей карьерой.
Естественно, что такие настроения могли появиться в критические дни конца войны и среди калмыков, хотя и в меньшей степени.
На уровне ниже штаба Корпуса командование дивизионами и эскадронами было полностью в калмыцких руках.
Командирами дивизионов в разное время были: 1-й дивизион-Шильгиров, Лукьянов; 2-й дивизион-Мукубенов, Болдырев; 3-й дивизион-Шильгиров, Абушинов; 4-й дивизион-Завкаев, Коноков.
Как и в русских частях, у командира был помощник и начштаба. На этих постах были Хaджигоров (2-й дивизион), Баслиев (3-й дивизион), Нимгуров (4-й дивизион) и другие.
Большинство этих офицеров были ранее офицерами в Красной Армии, как правило, в 110-й Кавдивизии. Среди них были и такие, кто закончил советскую Военную Академию. Много лейтенантов и как минимум сержантов было среди командиров эскадронов: Урусов (штабной эскадрон), Усьялов (2-й эскадрон), Даваев (4-й эскадрон), Андреев (13-й эскадрон), Андриянов (19-й эскадрон), Шаранов (20-й эскадрон), Маглинов, Цакиров и другие.
Не все офицеры ККК имели военное образование, многие из них стали таковыми по другим причинам — образованию, политическому положению или за заслуги в боях против Советского режима.
Здесь прежде всего следует упомянуть легендарно знаменитого Басана Огдонова (командира 1-го эскадрона), человека без образования, бывшего ранее простым рабочим в колхозе, который с самого начала уклонился от службы в Красной Армии и ещё до прихода немцев встал на путь вооружённой — и весьма успешной — партизанской борьбы против Советских властей. Его партизанский отряд численностью до 90 бойцов действовал в камышовых зарослях под Яшкулем.
В личном плане Огдонов был без сомнения исключительно храбрым человеком. На Украине он был обвинён в превышении полномочий по отношению к местному населению, что привело к осложнениям между ним и руководством Корпуса.
Огдонов был выдвинут в офицеры по предложению Долля и его штаба. До официального утверждения офицеры-калмыки носили немецкую офицерскую форму без знаков различия. В своих подразделениях они имели полные офицерские права и обязанности.
В июле 1943 года Огдонов во главе большого калмыцкого отряда был заброшен немецкими самолётами к себе на родину, где он ещё долгие месяцы продолжал войну против Красной Армии вплоть до своей героической гибели.
