— Я видел своими глазами, как они возникают, — на­помнил он.

— Первые — да, — сказала Алиса. — Майк и еще несколько. Но то было волшебство. Высвобождение темной магической энергии. А здесь.. — Она подыскивала верные слова.

— Нечто совершенно естественное? — с издевкой под­сказал Юлиан.

— Думаю, да, — серьезно сказала она. — Природа стре­мится созидать, и у нее есть на это власть. Когда разбилось магическое зеркало, возникли первые тролли. Но их было немного, а ведь вечного ничего не бывает. Они бы снова постепенно исчезли. И природа нашла способ воз­мещать утраченное. Это происходит... с каждым здесь, рано или поздно. Когда-то исчерпываются все мысли, все вопросы и все улыбки, Юлиан. Мы не можем быть счастливыми вечно. И когда такой момент наступает, когда однажды оказывается израсходованной вся наша способность радоваться и веселиться, мы превращаемся в то, что ты называешь троллями.

Впервые Алиса дала ему понять, что его обозначение для этих существ не единственное.

— Мы с Рогером только провожаем их в последний путь, когда чувствуем, что время настало, — сказала Алиса. — С некоторыми это случается скоро, с другими — не очень. Иногда — у Рогера, например, или у меня, или у этой сегодняшней девочки — это, казалось бы, длится вечно, но когда-то наступает черед для каждого.

— Значит, их становится все больше?

— Нет. Способность испытывать гнев и ненависть тоже небезгранична. Когда-то истекает время и для трол­лей.

— И что с ними происходит тогда? — спросил Юлиан.

— Этого никто не знает. Они уходят наружу, в Великий Хаос. Я предполагаю, что они тоже превращаются во что-то другое. Может быть, Майк знает, но он об этом никогда не говорил.

По коже Юлиана пробежал озноб. Он подумал, не в этом ли смысл творения: жизнь как сужающаяся спираль, на каждом витке готовящая новый, доселе непредсказуе­мый ужас.

Но ведь нельзя, чтобы так было! Если есть такая сила, которая отвечает за весь порядок вещей, будь то Бог или Природа, она не может действовать так жестоко!

— Но ты не бойся, — сказала Алиса. — Я думаю, у тебя еще много времени впереди. У некоторых это длится очень долго — как у меня и у Рогера или у Майка со стороны троллей.

Но это было слабое утешение. Какая разница, длится жизнь неделю или сто тысяч лет, если один день неотличим от другого?

— Рогер и ты... — начал Юлиан. — Вы...

— Мы здесь уже очень давно, — сказала Алиса. — Может быть, дольше всех. Я его люблю, да. И думаю, что он тоже меня любит.

Юлиан молча опустил глаза, и Алиса больше ничего не сказала и уже не пыталась удержать его, когда он повернулся и пошел к маленькому ветхому строению.

Комната оказалась пустой. Ни мебели, ни сундука, только зеркало, разбитое и составленное из кусков заново, висело на своем месте.

Юлиан долго стоял, все еще думая о том, что ему рассказала Алиса. Но он знал, что уже через несколько часов про все забудет и снова станет таким же счастливым и беззаботным, как и все остальные. Как Алиса назвала это место? Исцеляющее боль. Это было неточное обозна­чение. Место, которое не допускает боли и терзает своих жителей жестоким счастьем.

Всюду, за исключением этого помещения! Населению ярмарки вовсе не запрещено сюда входить. Но они его боятся, потому что здесь единственное место, где не действует сладкая отрава забытья.

Он посмотрел на разбитое зеркало на стене. Одна часть мерцающей поверхности отсутствовала. Он своими глазами видел, как эта часть блеснула в руке его отца, когда тот выбегал из охваченного огнем строения, и потом бесчисленное множество раз видел ее встроенной в волшебное зеркало.

Но что-то здесь было не так. Форма была другая. Отсутствовал слишком большой кусок.

И он еще раз воскресил в памяти всю сцену: старик, обгоревший почти до неузнаваемости, но все еще живой. Осколок зеркала, на который он напоролся и который, словно кинжал, пронзил его тело. И невообразимая сила, все еще присутствовавшая в нем. И его лицо, которое он видел. Дважды.

Первый раз — в балагане фрек-шоу, когда он смотрел в волшебное зеркало, и второй раз — здесь, на полу го­рящей хижины.

Старик в балагане фрек-шоу был не кто иной, как колдун, которому принадлежало зеркало! Он не умер! Каким-то чудом он уцелел в огне и выжил, несмотря на свои ужасные раны, и продолжал жить еще почти сто лет! И Юлиан знал почему.

Одним прыжком он очутился у двери, выбежал и стал громко звать Алису и Рогера.

— Ты хорошо подумал? — спросил Рогер. Он задавал этот вопрос, наверное, уже в двадцатый раз с той минуты, как Юлиан разыскал его и изложил свою просьбу. — До сих пор еще никто не хотел уйти отсюда.

Юлиан никогда не видел его таким серьезным и вместе с тем растерянным. И даже мог его понять. Он и сам не хотел уходить отсюда. Заколдованная ярмарка мгновенно захватила его в свой плен, как только он вышел из хижины. Даже зная действие ее яда, он не обладал иммунитетом против него. Ему не хотелось ничего другого, кроме как снова очутиться на площади и предаться водовороту музыки и разноцветных огней.

— Мне необходимо вернуться, — повторил он с нажи­мом. — Покажи мне дорогу.

— Ты никогда больше не сможешь вернуться сюда, — предупредил Рогер.

Юлиан знал, что Рогер ошибается, но поостерегся высказать это вслух.

— Но я и здесь не могу оставаться после того, что увидел.

— Ты не сможешь там жить, — сказала Алиса. — Ты сейчас очень разгневан и опечален. Но здесь ты узнал то, чего там нет.

— Троллей, что ли? — усмехнулся Юлиан. Он не хотел ввязываться в дискуссию, потому что не знал, как долго еще сможет противостоять соблазнам яркого, сверкающего мира вокруг. — Мне надо вернуться туда. Пожалуйста, Алиса. Я не могу остаться. И не только из-за троллей. Есть еще одна причина.

— Какая? — спросила Алиса.

— Ты, — ответил Юлиан и, лишь произнеся это, понял, что сказал правду.

Рогер нахмурил лоб, а глаза Алисы наполнились сле­зами.

— Юлиан, ты еще не знаешь, я...

Нет! — перебил ее Рогер. — Оставь его. Я думаю, он прав. Я его понимаю. Идем!

Юлиан почувствовал, что Рогер сказал это искренне, а вовсе не из стремления избавиться от соперника.

Внутри лабиринта опять горел волшебный свет, ко­торый превращал стекла в зеркала, а зеркала — в двери другого мира. Странно; до сих пор Юлиан делал различие между настоящим и призрачным миром. Но теперь он уже не знал, какой мир настоящий и есть ли такой вообще; Может быть, обе стороны зеркала давали только иллюзию, а может быть, у зеркала было не две стороны, а больше...

Рогер указал на одно из зеркал, и Юлиан спросил:

— А ты разве не идешь со мной?

— В этом нет необходимости. Ты сам знаешь дорогу. Иди. Не мучай себя и меня. Ты был молодцом.

— Если бы... был еще один шанс, Рогер, — осторожно начал Юлиан, — если бы мы смогли вернуть осколок?.

В глазах Рогера вспыхнула искра отчаянной надежды, но тут же погасла. Юлиан хорошо продумал свои слова. Однажды он уже испортил все только потому, что слишком много болтал.

— Другого шанса не будет, — жестко сказал Рогер. — Все погибло.

Юлиан ничего на это не сказал. Он ступил в зеркало.