— Верю. — Франк скривился. — И это как раз самое худшее.

— Мы должны найти моего отца, — сказал Юлиан. — И...

Рефельс перебил его:

— В первую очередь мы должны разобраться в том хаосе, который ты мне тут нагромоздил. Я кое-что смыслю в этих вещах.

— В каких вещах? В волшебстве? Или в странствиях во времени?

— В розысках, — невозмутимо ответил Франк. — Рас­спросы и розыски — моя работа. Может быть, я не осо­бенно в ней преуспел, но основные правила мне известны. И они гласят, что невозможно пролить на дело свет, если ты не знаешь, о чем идет речь.

— Но мы же знаем это! — возмутился Юлиан. — Мой отец в опасности, и мы должны ему помочь!

Франк посмотрел на него с жалостью.

— Не хочу тебя разочаровывать, но, во-первых, я думаю, ты и сам уже все понял, а во-вторых, у нас нет времени на лишние сантименты. Сейчас я объясню тебе, как я вижу все эти обстоятельства. Можешь меня после этого выгнать вон, но все же постарайся выслушать.

— О'кей, — согласился Юлиан. Он знал, что скажет ему Франк, ведь он был, в конце концов, не дурак и не слепой. Но ему хотелось еще какое-то время побыть в иллюзии, что мир четко разделен на хорошее и плохое и что плохое — это всегда другие.

— Попробуем начать сначала, — приступил Франк. — С той ярмарочной площади.

— На которой я встретил Рогера?

— Нет, с той, на которой мы были четвертого августа тысяча девятьсот восьмого года. Твой отец тогда что-то сделал. Я не знаю что, но это должно было иметь какие-то далеко идущие последствия. И видимо, тяжелые. Ты слышал разговор отца с Гордоном. Произошедшее тогда привело к тому, что твой отец стал знаменитым магом, во власти которого оказалось немногим больше, чем во власти обыкновенных фокусников. И в этом, может быть, причина всего остального. Исчезнувшие люди, твои трол­ли, эти существа сумерек.

— Почему ты... так думаешь? — Юлиан сглотнул.

— Это пока что единственное, что вообще имеет смысл.

— И что же такого страшного он мог сделать? — Юлиан тщетно пытался придать своему голосу безучаст­ное выражение. Он снова и снова вспоминал слова отца в вагончике: «Еще четыре часа до того, как это случится...» И боялся того, что скажет дальше Франк.

— Этого я не знаю. Но как только завтра утром в нашей редакции кто-нибудь появится, я отправлюсь туда и сделаю несколько звонков. Может быть, они нам кое-что прояснят.

— Это так просто?

— Ну, не так просто. Но с чего-то надо начать. Мы знаем место, знаем дату. Это уже кое-что. То, что там произошло, должно было стать заметным драматическим событием.

— И что потом?

— Пока не знаю. — Франк пожал плечами. — Будем ис­кать, соберем части этой мозаики и попробуем сложить.

— Ты говоришь как сыщик, — сказал Юлиан.

— Мы и будем действовать как сыщики, — подтвердил Франк и слабо улыбнулся. — На несколько дней влезем в шкуру Шерлока Холмса и доктора Ватсона! А учитывая, что я в настоящий момент... несколько не в форме, — он демонстративно поместил на стол свою поврежденную ногу, — предлагаю: я беру на себя роль Шерлока Холмса, а ты будешь играть доктора Ватсона.

— Почему это?

— Потому что Шерлок Холмс всегда работал головой, а доктор Ватсон — ногами.

— Ты хочешь сказать, что я буду мальчиком на по­бегушках? — наигранно возмутился Юлиан.

— Вы все поняли правильно, мой дорогой Ватсон. Из вас получится настоящий сыщик— Он улыбнулся и тут же посерьезнел: — Надеюсь, хотя бы до завтра нас оставят в покое. Нам необходимо немного поспать.

У Юлиана не было ни малейших возражений, хотя он не сомневался, что эта ночь готовит им еще какую-нибудь неожиданность.

Он помог Франку дохромать до кровати отца. И после этого отправился в свою комнату.

Несмотря на усталость, заснуть ему не удалось. Он по-прежнему отказывался верить, что в утверждениях Франка есть какая-то правда. Юлиан, правда, чувствовал, что в жизни отца есть нечто такое, о чем он ничего не знал. Но полагал, что в этой тайне —если она и существовала — речь шла об опасности, в которой сам отец никак не был виноват. Отец — невинная жертва какого-то ужасного заговора — вот во что ему хотелось верить. Но его отец в качестве заправилы этого заговора? Его отец — преступник? Немыслимо! Этого не может быть, потому что не может быть никогда —и баста!

Теория Франка, впрочем, была не более чем теория, и ее еще нужно было доказать.

Эта мысль немного успокоила Юлиана, но уснуть он все равно не мог. Когда он ворочался в постели, нога его наткнулась на что-то мягкое. Он замер и потом включил свет. Это был тролль. Тряпичная кукла, которую он выиграл на ярмарке в лотерею. Он забыл ее здесь, а горничная, видимо, подняла ее и посадила в ногах его кровати. Юлиан взял тролля, зажал его под мышкой и отправился в ванную выпить воды. Тролля он посадил на край раковины, наполнил стакан ледяной водой и осушил его в несколько глотков. Ставя стакан на место, он глянул в зеркало над раковиной. И подумал, что впервые после больницы не испытывает от близости зеркала ни страха, ни беспокойства.

Может быть, причина была в том, что здесь он чув­ствовал себя в безопасности. В номере, где он жил с отцом, оставалось нечто, до сих пор охраняющее Юлиана..

Он уже отвернулся, уходя, и тут его охватил леденящий ужас. Осторожно, миллиметр за миллиметром, он снова повернулся к раковине и еще раз посмотрел в зеркало.

Нет, он не обманулся. Тролль не отражался в зеркале.

Юлиан видел себя самого, стоящего с чуть оттопы­ренной левой рукой, но под этой рукой ничего не было.

Но тролль был тут, он его чувствовал. Он его видел, осязал, он мог ощутить даже ветхий запах этой древней матерчатой куклы.

Мальчик выбежал из ванной почти в панике, снова посадил тролля в ногах своей кровати и лег. Но через несколько секунд опять встал, засунул тролля в платяной шкаф и прикрыл сверху стопкой шерстяных пледов.

Каким-то образом ему удалось заснуть, но снов он не видел. На следующее утро Франк разбудил его часа на два раньше, чем нужно, и позвал в гостиную.

Там работал телевизор. В отличие от многих своих сверстников, Юлиан терпеть не мог телевизор, хотя время от времени смотрел информационные передачи или хо­роший художественный фильм. Но привычка так назы­ваемого телевизора-за-завтраком казалась ему извраще­нием.

Франк включил один из каналов, где как раз передавали новости. Юлиан, еще не вполне проснувшись, не сразу сообразил, что показывают больницу.

— Что случилось? — спросил он.

Франк не ответил, но диктор, в это время сообщил, что в клинике чудом никто не пострадал, несмотря на многочисленные разрушения, которым пока не дано даже предварительной оценки.

— Разрушения? — растерянно пролепетал Юлиан — Что же там случилось?

— Что случилось? — Франк готов был расплакаться. — Случилось событие года! И я был в самом его центре и упустил его из-под носа, вот что случилось! Если мой шеф узнает, что я был там живьем и не написал ни строчки, он оторвет мне башку!

— Ага, — кивнул Юлиан, — так что же там случилось?

— Кто-то побил в больнице окна, — вздохнул Франк.

— Это я знаю. Я хочу спросить, что же... — Юлиан запнулся. — Погоди-ка, погоди-ка! Побил окна — все окна в больнице?

— Все до одного, до последнего стеклышка, — подтвер­дил Франк. Он сжал кулаки и стремительно раскрыл их, изображая взрыв. — И все осколки вылетели наружу. Они уже взяли интервью у самых мозговитых профессоров из университета, и те выдвинули несколько теорий в объяснение этого феномена. Что-то вроде низкого дав­ления и атмосферных явлений. Я толком не слушал. — Тут глаза его сузились. — Но я думаю, мы-то с тобой знаем, что случилось на самом деле, не так ли?

Юлиан молчал. Все окна в больнице. Если это правда и если это означает то, что он подозревает, то они находятся сейчас в большей опасности, чем им до сих пор казалось.

— Сокровище мое, твой отец в своем письме сильно недооценил значение событий, — продолжал Франк, не получив ответа. — Нам крупно повезло, что мы смогли уйти от этих... от этих штук.