Из всей армии только пятнадцать тысяч из пятидесяти, то есть меньше трети, вернулись во Францию, чтобы известить Бланш о том, как провалилось задуманное ею великое вторжение.

А Губерту победа обошлась всего лишь в полсотни убитыми.

А уж сколько сокровищ пустила Бланш на ветер ради этой неудачной авантюры!

Победа англичан была полной!

И конец всем надеждам Людовика. Как, наверное, ухмылялся Вильгельм Завоеватель в этот день там, у себя в раю, где он, как англичане надеялись, пребывал! Губерт де Бург сохранил трон для его потомка.

Джон похоронен. На престоле новый юный король. Неужели для Англии настали лучшие времена?

Придворные дамы одели Изабеллу во все алое – ведь это был миг ее торжества. Все ее горести остались позади. Вокруг королевы после кончины этого чудовища Джона собрались умные, справедливые люди. Губерт де Бург одержал блестящую победу, сынишка Генрих пока послушен ей, и королевство встает из руин.

Уильям Маршал явился, чтобы сопровождать ее на церемонию. Он поклонился королеве, потом взял ее под руку, и от Изабеллы не укрылось, что ее красота воздействует даже на восьмидесятилетнего регента. Ведь он все-таки мужчина, а надежда на любовное приключение не покидает мужчин до гробовой доски.

Она дразнила его взглядом.

– Вам покажется, что мое чересчур яркое платье не соответствует вдовьему наряду. Но я хотела бы стереть из памяти английского народа все, что связано с несчастным королем Джоном. Никакого траура по нему. Как будто этого короля и не существовало. С моего сына Генри для страны начнется новая эпоха.

Уильям Маршал не мог не оценить столь мудрое решение вдовы неудачливого короля. Однако его пробрал мороз по коже. Не опасно ли так унижать недавно захороненного покойника?

Между тем Изабелла настаивала на своем:

– Много ли радостей выпало на долю королевы английской? Много ли было случаев у нее одеть парадное платье? Верный рыцарь Англии Губерт де Бург подарил нам всем радость победы над французским флотом. Так позвольте мне отметить этот миг торжества. Неужели вы ревнуете, мессир, к славе де Бурга?

– Нет, конечно, миледи, – сказал Уильям Маршал.

– Тогда к черту траур! И будем праздновать. Прошу вас, мессир, сопровождать меня.

Старик взял ее под руку. Даже сквозь алую ткань рукава платья ее плоть была горяча. Граф Пембрук свел ее по изгибам лестницы в парадный холл, соблюдая осторожность и почтительность, хотя чувствовал, что даже в его давно охладевшем теле вскипает кровь.

Ее красота ожила после смерти Джона, словно ей добавились жизненные силы, покинувшие ее супруга. Она, как вампир, впитала их и теперь была готова вступить на путь, где ее ждали опасные приключения.

Глаза Изабеллы дразнили старика.

– Вам кажется, что мой наряд не подходит для вдовы? Но почему я должна наперекор моему народу оплакивать супруга? Я подарила англичанам нового короля, Генриха, и, чем скорее они забудут, что его отцом был Джон, тем лучше. Но пусть чтят его мать.

С подобным справедливым суждением Маршал не мог не согласиться, хотя что-то свербило в его сердце, и он чувствовал себя неловко.

– Вперед, милорд, – воскликнула Изабелла, – это счастливый день! Людовику придется вернуться на континент и заняться там своими скучными распрями. А мы заживем в мире и согласии на нашем острове и обучим вместе с вами моего сынишку управлять государством. Разве вы откажетесь от союза со мной? Вы – величайший и мудрейший человек, который когда-либо рождался на английской земле?

– Вы льстите мне, мадам…

– Может быть, слегка, – призналась она с усмешкой. – На мой вопрос я жду немедленного ответа. Да или нет?

– Да, Ваше Величество!

– Тогда вперед!

Уильям Маршал не отходил от Изабеллы все часы затянувшейся на долгое время церемонии, которая разыгрывалась по обоим берегам узкой, но полноводной реки. Королева, Маршал и папский легат заняли кресла под балдахинами, так близко от воды, что приливные волны чуть не замочили им ноги.

Напротив расположились французы – Людовик и его многочисленные советники. Изабелла отметила с удовлетворением, что Людовик выглядел поникшим. Удивляться тут было нечему. Она представила, как он явится к своему папаше Филиппу Французскому с вестью о поражении, а тот, как библейский Понтий Пилат, будет равнодушно умывать руки.

А еще «веселее» Людовика встретит его супруга Бланш, истратившая всю свою казну на завоевание английского престола. До Изабеллы доходили слухи, что они счастливы в супружестве. Вполне возможно, сама Изабелла испытала бы такое же счастье, став супругой верного рыцаря Хьюго де Лузиньяна. Но теперь ей хотя бы удалось унизить, отхлестать по щекам счастливую супружескую пару.

Людовик издали выглядел хрупким и женственным, но ей показалось, что он лишь притворяется таковым, скрывая переполнявшую его истинную мужскую энергию.

Правильные черты лица, светлые длинные волосы, ниспадающие на плечи, – как он своей внешностью напоминал ей Хьюго Лузиньяна!

Конечно, смешно и думать, что Хьюго не изменился за прошедшие годы. Он мог полысеть и покрыться морщинами. И все же любого мужчину она сравнивала с рыцарем Хьюго, чей облик четко, будто сделанный резцом гравера, запечатлелся в ее памяти. Все любовники, которых она приглашала себе в кровать, были внешне похожи на Хьюго, и супруг ее, Джон, знал об этом. Вероятно, поэтому он так изощренно расправлялся с ними.

Как ей хотелось сейчас увидеть Хьюго! Как вновь соединить себя с ним? Женить его на одной из своих маленьких дочерей? Иногда мысли о давнем возлюбленном доводили ее до тайных истерик.

Крики толпы вернули Изабеллу из мира грез к церемонии, которая сделает ее малолетнего сына властелином Англии. Торжественные клятвы были произнесены, слова, выкрики герольдов, трубные звуки, чередуясь, разносились над водами вспухшей от прилива реки, а на поляне, на противоположном берегу, Людовик в шатре, воздвигнутом в качестве походного храма, поклялся перед переносным алтарем, что сохранит мир и в Англию не вернется, если ему будет уплачена обещанная компенсация.

Уильям Маршал готов был продать все свои поместья и душу заложить хоть самому дьяволу, лишь бы Людовик убрался под крылышко своей супруги Бланш.

На следующий день французы удалились, удовлетворенные шестью тысячами серебряных марок, собранных по самым заветным уголкам в жилищах простого люда. Они оставили выжженные на английской траве пятна от походных костров, много дерьма и мусора и нехорошую память о себе. Впрочем, сотни детишек, появившихся на свет в следующем году, легко почему-то овладевали, повзрослев, французским языком. Но это была уже не забота королевы и регента.

Папский посол и знатные люди Лондона препроводили Людовика в Дувр и пожелали ему счастливого плавания.

Когда корабль с французским принцем скрылся за горизонтом, по всему городу пронесся единодушный крик облегчения, затем повторенный по всем селениям, замкам и городам, разнесенный быстрее, чем любая государственная почта. Англия свободна! Да здравствует Генрих Третий – истинный английский король!

Королева была раздосадована прошедшей церемонией. Это был не ее праздник. Ни Уильям Маршал, ни Губерт де Бург не стали жертвой ее чар, на что она надеялась. Правда Маршал был стар, да и раньше, в молодости и зрелом возрасте, не позволял себе впадать в любовную горячку. Амурные дела как бы его не касались. Он женился на своей Изабелле уже на склоне лет и сохранял супружескую верность. Пять рожденных им в браке сыновей и пять дочерей доказывали, что он был образцовым мужем, а она – не менее образцовой женой. Вряд ли можно было рассчитывать, что под конец жизни он поддастся колдовству женской красоты и отдаст ей себя во власть, не телом – об этом уж и речи быть не могло, – но хотя бы разумом и душой.

Губерт де Бург – это был совсем другой человек, иной характер и иная судьба. Его жизнь вызывала разные толки, и Изабелла заинтересовалась подробностями о его совместном пребывании в тюремном замке с юным принцем Артуром. Она помнила, как часто король Джон вызывал его для доклада о поведении принца, как он однажды изложил Губерту под большим секретом, и весьма сладострастно, подробные инструкции, каким способом он должен кастрировать мальчика, а потом ослепить его.