При дворе шептались, что песню эту он сочинил про королеву Бланш, а она делает вид, будто и не знает о любви к ней графа.

Ему аплодировали, но громче всех хлопала Изабелла.

– Красивая песня, милорд, – вскричала она, – и хорошо исполнена! Я уверена, что ваша дама, услышав, как вы поете, снизойдет до вас…

– О нет, миледи, мои стихи не достигают той заоблачной вершины, где она обитает.

– Так сочините новые, еще прекраснее, чем эти! – настаивала Изабелла. – Она их услышит и не сможет отказать вам в ответной любви. Быстрее принимайтесь за дело, милорд!

Тут она вызвала в холл жонглеров, и все замелькало, заискрилось, запестрело в зале. Отчаянные прыжки, сопровождаемые безумным ритмом барабанов и почти рвущихся от яростных ударов струн гитар, заворожили гостей.

Так прошел остаток ночи.

В супружеской спальне, расчесывая свои пышные волосы, Изабелла хохотала. Хьюго вторил ей.

– Милый, любимый мой Хьюго! Тебе нелегко пришлось в этот вечер. Ты не ожидал, что я на такое способна?

– Любовь моя! – произнес Хьюго укоризненно. – Зачем надо было бедную королеву выбивать из седла?

– Подумаешь, королева! Я ее ненавижу! Высокомерная, холодная, тщеславная. Я напомнила, что она прежде всего женщина, а потом уже королева.

– И все-таки она королева Франции. Помни об этом, дорогая.

– Она королева без году неделя. Я носила корону много лет. И со мной должны обращаться соответственно. Выйдя за тебя замуж, я стала всего лишь графиней, но тем не менее я по-прежнему королева.

– Бланш короновали…

– Ну и что? Бедный Людовик! Он поступает так, как ему велят. А несчастный малыш Луи, дофин и другие дети?.. Она их нарожала неизвестно от кого… Эту женщину надо прибрать к рукам, и можно это сделать.

– Каким способом?

Она вновь расхохоталась и обвила его шею округлыми, сильными руками.

Опрокинув его на кровать, Изабелла сорвала с мужа остатки одежды, обнажилась сама и улеглась на него всеми округлостями своего великолепного тела, дразня и возбуждая его мужское естество.

– У них это происходит по-другому. Ты можешь вообразить, как Бланш и Людовик занимаются любовью? – Она хихикнула.

– Нет, не могу.

– Я тоже. О мой красавчик Хьюго! Ты не знаешь, что я отдавалась тебе много-много раз еще до того, как ты познал меня, а я – тебя. Мерзкий Джон зачал моих детей. Я покорялась ему, а воображала, что это ты трудишься надо мной. Скажи, любишь ли ты меня?

– Зачем ты спрашиваешь, Изабелла?

– Я сделаю для тебя все, что ты захочешь, но и ты послужи мне как великий рыцарь. Проникни в королевскую спальню, возьми подушку, отыщи в потемках эту высокомерную мордашку, заткни ей рот и нос и держи так. Пока… эта сука не похолодеет…

– О чем ты говоришь?

Хьюго был готов взвиться до потолка, если б на нем не лежала обнаженная Изабелла.

– Так, болтаю разную ерунду. Ты же этого не сможешь сделать? Правда? И зачем? Но нам надо заставить их поступать, как нам хочется.

– Мы их вассалы.

– Они нас боятся, Хьюго.

– Я так не думаю, дорогая. Людовик – король, Бланш – королева. Ты видела, какое большое войско они привели с собой?

– А почему? Потому, что им страшно. По какой причине они явились сюда по первому твоему зову?

– Я присягнул Людовику.

– Чепуха! Вассал… сеньор… не говори этих мерзких слов при мне. Я не вышла бы замуж за покорного вассала, за овцу, которую стригут. Послушай меня, Хьюго! Мы можем платить за наш покой непомерную цену, унижаясь перед ними. Но я с этим не смирюсь! Мой сын – король Англии. Неужели ты не понял, что все нити тянутся к нам, и мы их дернем, когда захотим. Генри помнит о своей матери. Он хороший, послушный мальчик… и такой еще несмышленый. Людовик нас боится, Бланш я беру на себя. Давай соединим наши мозги и придумаем, как нам поджечь пожар. Ты меня понял?

– Да, милая. Это значит, что начнется война.

– Пусть начнется война, а войны Людовик страшится больше, чем семейство Лузиньянов. Генри выступит на нашей стороне. Представь себе, какую выгоду ты извлечешь, когда под скипетр Англии вернутся все утерянные дураком Джоном земли, а тебя провозгласят принцем-супругом королевы Англии?

Он молчал.

– Молчание – знак согласия, – пошутила она. – Если ты не можешь сказать «да», предоставь мне право действовать.

Ее губы тянулись к его губам. Разве мог он противостоять искушению? А ее распущенные по плечам волосы? Их прикосновение было не щекотным, а сладостным.

– Сегодня ты еще более соблазнительна, Изабелла…

– Ну, говори! Что же ты замолчал? – усмехнулась она. – Продолжай!

– …чем когда-либо. Я не знаю почему… но ты так чаруешь меня в эту ночь.

– А как было прежде? – шутила она.

– Прежде было хорошо, но не так. Как будто в тебя вдохнули новую страсть. Кто из мужчин может устоят перед тобой? Никто.

– Я знаю, кто, – посмеивалась Изабелла. – Людовик Французский и Тибальд Шампанский.

– Людовику не нужна другая женщина, кроме своей жены.

– Господи, какой же он примерный муж! А ты так же верен мне?

– Конечно, но не по той причине, по которой блюдет Людовик верность Бланш.

– А по какой? – Ты даруешь мне блаженство в постели, какого не получишь и в раю. Бедняге Людовику подобное и не снилось.

Смех Изабеллы сотряс стены супружеской спальни, волна похоти, исходящая от нее, и мертвеца подняла бы из гроба.

– Ну а графу Шампанскому? – мурлыкала всепобеждающая страстная кошечка.

– Ему не повезло, Бланш от него слишком далека – за семью морями, за высоким стенами… – прерывисто шептал Лузиньян, изнемогая от страсти.

– Так сблизим их дорожки… как мы с тобой сблизились.

И Изабелла принялась страстно и с охотой ублажать своего красивого супруга.

Королева Франции нервно расхаживала по покоям, отведенным хозяевами замка для ночлега ее с Людовиком.

– Я не доверяю этой шлюхе! И Хьюго де Лузиньяну, хоть он и присягнул тебе, как сюзерену. Раз он обвенчался с ней, то уже отравился ее гадючьим ядом.

– Ты сама себя настраиваешь против нее. В чем дело? Откуда такая неприязнь? – миролюбиво спрашивал Людовик.

– Оттого, что она вышвырнула свою дочку вон! – грубо ответила Бланш. – И шлепнулась в постель с женихом дочери.

Людовик удивился, что его королева говорит словно торговка на Парижском рынке.

Он не догадывался, что Бланш благодаря своему свекру смогла изучить, чем живет и дышит громадная Франция.

– Ты что, совсем невинный барашек? – вдруг устремила на супруга свои огненные очи Бланш.

Людовик с трудом выдержал этот взгляд.

– Разумеется, мы должны быть бдительны.

– Я изучила их родословную и все документы на право их владений. Они богаче, чем мы с тобой, Людовик. Они нависли над нами как грозовая туча.

– Но Хьюго – человек чести…

– А его жена – выродок! Она сплавила дочь к шотландским людоедам, чтобы завалиться в постель с ее женихом!

Людовик вздрогнул, когда из уст возлюбленной его королевы опять вырвалось грубое выражение, неизвестно где и от кого услышанное. Неужели от покойного Филиппа Августа?

– Как же нам поступить? – спросил он у жены, притворившись, что не расслышал грубости.

– Никак! – решительно ответила Бланш. – Не Лузиньяны, а лишь время – наш союзник. Подождем немного, а потом посмотрим, как встретит сыночек Генрих Третий свою матушку. С распростертыми ли объятиями или стрелами и кипящей смолой.

– А пока что нам делать?

– А ты не знаешь?

Он неуверенно пожал плечами.

Бланш подставила ему полураскрытый рот.

– Поцелуй меня!

Людовик впился губами в ее губы.

О Боже! Какой это было раз и всегда все внове! Наваждение? Доброе или злое волшебство?

– Погладь меня!

Он погладил чудесную, нежную кожу, прохладную снаружи, но изнутри пылающую жаром.

– Как я люблю тебя, Бланш!

– И я тебя, мой Луи!

– Что с нами будет?