В разгар яростных споров, сотрясавших древние своды Вестминстера, Уильяма известили о бракосочетании Изабеллы с Хьюго де Лузиньяном.

Уильям тут же бросился за советом к архиепископу Кентерберийскому. Облаченный в пурпурную рясу, Стивен Ленгтон в гневе воскликнул:

– Это чудовищно! И каково унижение для Англии, что нас поставили в известность только после свершения церемонии!

Губерт де Бург, присутствующий при этом разговоре, тоже был возмущен до глубины души.

– Пусть когда-то они и были обручены, но с тех пор она уже побывала замужем, стала королевой, а Лузиньян обручился с ее дочерью. Их связь греховна и достойна осуждения.

– А если Лузиньян будет настолько нагл, что еще и потребует за Изабеллой приданое? – предположил Уильям.

– Никакого приданого они не получат! – жестко заявил де Бург. – Все приданое останется за принцессой Джоанной.

Приняв такое решение сгоряча, де Бург, однако, поразмыслив, убедил себя, что оно – единственно правильное и послужит на благо королевству.

Он продумал уже, как ему следует поступить в дальнейшем.

Воинственный шотландский король Александр грозился обрушиться на северные графства Англии, но если он получит в жены маленькую Джоанну с богатым приданым, хорошенькую, да еще с некоторыми правами на английский престол в случае преждевременной кончины ее братца от эпидемии или от отравы, то шотландцы оставят северную границу в покое.

Но Александр, конечно, не захочет ждать три года до совершеннолетия невесты. Значит, надо вызывать Джоанну и выдавать ее замуж поскорее, тем более – как доносили шпионы де Бургу – девочка вполне созрела и личико ее покуда не испорчено оспой.

Вся троица – де Бург, Уильям Маршал и архиепископ – пришли к общему решению: немедленно посылать во Францию за Джоанной.

Девочка уединялась в отдаленных покоях замка и старалась как можно реже попадаться кому-либо на глаза. У нее не было никого, с кем бы ей хотелось поделиться своей печалью. И никто не понял бы ее. Все считали, что она еще мала, чтобы влюбиться и ревновать. А ревность грызла ее. Когда-то она со страхом думала о предстоящей свадьбе, но с той поры успела полюбить своего жениха, а он… он изменил Джоанне с ее же матерью.

Ей незачем теперь прилежно учиться и радовать успехами в науках добрых наставников, незачем лелеять свою лошадку и гордо красоваться в седле на верховых прогулках и на охоте. Незачем вдыхать сладкий осенний воздух – лучше поскорее умереть. Но страшная костлявая старуха-смерть все не приходила, хотя Джоанна и звала ее.

Зато любовь к Лузиньяну разгоралась все жарче.

По какому праву мать отняла жениха у дочери и завладела им – самым добрым, самым умным и красивым из всех мужчин, живущих на свете?

– Королева околдовала нашего сеньора, – такого мнения придерживались слуги.

Но может ли быть так, что могучего рыцаря околдовали и сделали безвольным?

А ведь он, кажется, тоже любил маленькую Джоанну?

Она чувствовала себя лишней везде – и в замке, и в окрестных полях и рощах. Ей казалось, что она готова пойти на любое преступление, чтобы только возвратить себе его любовь.

Служанки, перетряхивая и укладывая в сундуки ее наряды, горестно вздыхали:

– Вы, госпожа, скоро станете шотландской королевой и, может, пойдете на нас войной. Ведь это дикий народ, и все они там чуть ли не людоеды.

Не в силах слушать эти глупые, мрачные бредни, девочка все же решилась припасть к ногам матери и исповедаться ей.

– Ведь Лузиньян был моим женихом, мама, и он любил меня! Почему же с твоим появлением он так переменился?

– Потому что, моя крошка, он полюбил меня еще раньше и еще сильнее, чем тебя… Не забивай себе голову такими вопросами. Лучше отправляйся на урок. Учитель уже заждался тебя. Ты собираешься стать королевой, а королева должна многое знать и уметь.

– Я не хочу расставаться с тобой… и с Хьюго, – всхлипнула Джоанна.

Но мать не понимала ее или притворялась, что не понимает.

Изабелла получила известие из Англии и в бешенстве заметалась у себя по покоям. Хьюго тщетно пытался утихомирить разбушевавшуюся супругу:

– По какому праву они лишают меня приданого? И при этом ссылаются на волю моего собственного сына! Он всего лишь неразумное дитя, а проклятый де Бург вертит им как хочет!

– Простим им их прегрешения, милая Изабелла! Наша любовь дороже всех поместий и замков!

– Я никогда ничего не прощаю! Это ты – святой бессребреник, а я не такая. Мое приданое – это почти четвертая часть английской казны! Я не позволю де Бургу прибрать к рукам столь жирный куш! На эти деньги я еще намереваюсь одеть и снарядить на свадьбу Джоанну. А Генри, видите ли, заявляет, что я вышла замуж, не получив от него разрешения! От кого? От прыщавого мальчишки, которого четырнадцать лет назад носила в своем чреве?

Муж мягко напомнил ей:

– Теперь он король Англии.

Изабелла взвилась чуть ли не до потолка:

– Хорош король! Этого короля я сама короновала своим обручем, снятым с шеи! А могла бы подвязкой от чулка – все едино!

– Поосторожней, Изабелла! Думай, что говоришь…

– Я здесь у себя дома и говорю, что хочу…

– Словами делу не поможешь…. Английские скупердяи не дадут тебе ни гроша.

– Я буду воевать с ними!

– Будь благоразумна, жена моя!

– А ты, Хьюго, слишком благоразумен! Ты всегда позволял другим увести у тебя из-под носа все, что им захотелось! Со мной такие штучки не пройдут! Де Бург сказал: «Не будет приданого…» А я говорю – будет! Он еще осмеливается требовать, чтобы Джоанна немедленно возвращалась в Англию! Кому он приказывает? Мне, королеве? Я, королева, должна слушаться какого-то де Бурга лишь только потому, что он управляет несмышленым королем?!

– А если они не вышлют приданого, что мы можем сделать?

Изабелла с раздражением посмотрела на слабовольного супруга.

– «Что мы можем сделать?» – передразнила она мужа. – Я скажу тебе, что мы сделаем и с чего начнем. «Пришлите нам принцессу Джоанну», – пишут они. Что же я отвечу? Пришлите мне мое приданое! Не будет одного, не будет другого.

– Мы не имеем права удерживать Джоанну здесь, если они просят ее вернуться.

– Джоанна – моя дочь! Если я решу, что она должна остаться со мной, то она и останется!

В глазах Изабеллы появился зловещий огонек, который очень не нравился Хьюго. Но он был ее рабом и не смел ей возражать.

Итак, она превратилась в заложницу. Джоанна узнала об этом не от матери и не от Хьюго, а из разговоров служанок.

Ее брат настаивает на возвращении Джоанны в Англию, но мать и отчим не отпустят ее, пока им не вышлют материнское приданое.

– А его не вышлют никогда, – таков был вывод, сделанный прислугой.

Джоанна представила себя одиноко бродящей по замку Лузиньяна до конца дней своих, где за стеной супружеской спальни предаются пылкой любви Изабелла и Хьюго. Мать равнодушна к судьбе дочери, отчим тоже старается избегать ее, потому что вид удрученной девочки ему неприятен и напоминает о собственном неблаговидном поступке.

Она притворялась вялой и безразличной ко всему, но на самом деле жадно вслушивалась в сплетни и перешептывания. Мать и отчим ничего ей не сообщали. Джоанну это возмущало, ведь именно ее жизнью они играют как хотят и еще держат ее в полном неведении.

Она подслушала разговор о короле Шотландии, Вроде бы ее брат заключил с ним какой-то договор. Трудно поверить в то, что Генри заключает с кем-то договоры.

Четыре года прошло с тех пор, как она покинула Англию. Тогда Генри было всего десять лет, столько же, сколько ей сейчас. Сейчас ему четырнадцать – возраст, когда принцесса уже считается зрелой для брака.

Но для короля это совсем немного. И все же Генри – король, и даже заключает межгосударственные договоры.

Для нее было потрясением узнать, что ее включили как одно из условий договора.