Джорджия улыбнулась и кивнула:
— Хорошо. Иди, не беспокойся. А я буду с ним разговаривать.
Когда дверь бесшумно закрылась, девушка потянулась за рукой Жан-Клода, а сердце ее болезненно сжалось от внезапно нахлынувшей жалости, стоило лишь взглянуть на его мертвенно-бледное лицо.
— Вот мы и опять с тобой вдвоем. — Джорджия слегка пожала вялые пальцы. — Ты помнишь тот наш последний день, когда я улетала в Англию? Мы тогда обедали в уютном местечке недалеко от твоей квартиры. «Ле-Шат-Руж» — так, кажется, оно называлось. Потом мы отправились на прогулку вдоль ре…
Джорджия неожиданно осеклась. Это ее фантазия или его рука действительно шевельнулась?
Девушка наклонилась к нему ближе, не в силах сдержать бешеное биение сердца.
— Жан-Клод! Ты меня слышишь?
В тот момент ей показалось, что время остановилось. Но его рука вновь дрогнула, на этот раз Джорджия не сомневалась.
— Жан-Клод? — Девушка с трудом сглотнула, стараясь не дышать. Она уже было открыла рот, чтобы вновь произнести его имя, когда веки Жан-Клода приоткрылись и пара синих глаз посмотрела на нее.
Затем, крайне изумив Джорджию, он заговорил:
— «Ле-Шьен-Руж». Джорджия уставилась на него.
— Что ты сказал?
— Ресторан… где мы обедали… он называется «Ле-Шьен-Руж»… а не «Ле-Шат-Руж».
Джорджия не могла вымолвить ни слова. Потеряв дар речи, она не сводила глаз с мужчины, не замечая слез безумной радости, которые лились по ее лицу.
— Говорят, через пару дней или что-то около этого меня выпишут, хотя некоторое время придется походить на костылях. Никогда бы не подумал… С костылями я умею неплохо обращаться. Несколько лет назад я сломал ногу, катаясь на лыжах, и одно время виртуозно передвигался на костылях.
Плотно позавтракав, Жан-Клод сидел на постели. Он выглядел посвежевшим, с его лица сошла бледность, а глаза сверкали. Никто, посмотрев на него, не подумал бы, что всего несколько дней назад он был на пороге смерти.
Джорджия, сидевшая около его постели, улыбалась.
— Уверена, ты недолго проходишь на костылях. — Глаза девушки блуждали по лицу Жан-Клода. Никогда раньше она не испытывала столь сильного чувства любви, столь безмерного счастья, удовлетворения и блаженного облегчения. Ее молитвы были услышаны. О большем она и не мечтала. — Я даже готова заключить пари, что ты очень скоро пойдешь самостоятельно, — добавила девушка. — И вообще, учитывая твою способность поражать медиков, меня не удивит, если ты выйдешь из госпиталя на своих ногах.
— Ты знаешь, что спасла меня? — Лицо Жан-Клода посерьезнело. Он потянулся за рукой Джорджии и взял ее в свои ладони. — Я чувствовал, что ты была рядом. Ты и Николь. И только ваша близость дала мне силы вытащить себя из темной бездны.
Жан-Клод так проникновенно заглянул в глаза девушки, что у нее сжалось сердце.
— Я всегда буду тебе благодарен. Покуда буду жив.
Джорджия почувствовала, как ее щеки загорелись.
— Я в долгу перед тобой, — тихо произнесла она, — за то, что ты для меня сделал. — А мысленно сказала: все, что я для тебя сделала, я сделала ради любви. И тут же нахмурилась, вспомнив о том, что все это время не давало ей покоя. — Ничего бы не произошло, если бы ты не связался с Дювалем из-за моих проблем.
— Джорджия, не смей даже думать об этом. Ты глубоко заблуждаешься. — Тон Жан-Клода стал почти резким. Он помрачнел и сжал руку девушки. — Скорее, это я должен испытывать вину, что привез тебя сюда и подвергал опасности из-за того, что этот сумасшедший видел нас вместе. — Лицо его окаменело. — Мне мерещатся кошмары каждый раз, как представлю, что ты могла в тот момент находиться в машине. Я, должно быть, помешался, если надумал привезти тебя сюда.
— Ты помешался, если действительно так считаешь! — Теперь наступил черед Джорджии протестовать. — Откуда ты мог знать, что он подложит бомбу? Никто не мог знать, что этот человек выжил из ума! Поэтому, ради Бога, перестань мучить себя. — Девушка нахмурилась. — Я тебя знаю. Я знаю, ты привык считать, что у тебя все под контролем… Жан-Клод, прости меня, но даже ты не в состоянии контролировать абсолютно все!
Как раз в этот момент раздался осторожный стук в дверь.
— Заходи, Николь!
Жан-Клод улыбнулся, произнося эти слова. Николь все утро вела себя крайне тактично, постоянно отлучаясь, чтобы оставить их вдвоем, и не входила без стука.
Они, конечно, в особом уединении не нуждались, но все же Джорджия оценила чуткость девушки. Она тоже улыбнулась, когда Николь входила в комнату.
— Я, кажется, слышала громкие голоса? — Николь с наигранной строгостью переводила взгляд с одного на другого. — Уж не хотите ли вы сказать, что сразу начали спорить?
— Боюсь, что да. — Жан-Клод улыбался. — Джорджия как раз предъявляла мне некоторые серьезные обвинения. И для начала предположила, что я вовсе не всемогущ.
— Она посмела сказать тебе это?
— Да, боюсь, что так оно и было.
— Прекрасно. — Николь улыбалась. — Я рада, что кто-то тебе все-таки это сказал. — Она рассмеялась и посмотрела на Джорджию. — Но вам все равно не удастся его убедить. Поэтому я никогда и не пыталась просветить его. — Она пожала плечами. — Зачем лишний раз напрягать свои голосовые связки? Пусть живет со своими иллюзиями.
Жан-Клод опять смеялся. Джорджия смотрела на него со сжавшимся сердцем, зная, что она навсегда запомнит этот момент. Сейчас между ними было столько теплоты, столько любви витало в окружавшем их воздухе, что она чувствовала себя бесконечно счастливой.
Джорджия решила уехать в воскресенье, за день до выписки Жан-Клода. Она поклялась оставаться до того, пока ему не станет лучше, а сейчас, если не считать поврежденной ноги, Лассаль был вполне здоров. Его рука быстро заживала, требуя теперь лишь тонкой легкой повязки, а бинт с порезов на лице уже сняли.
Можно было и не говорить, что ей вовсе не хотелось уезжать, но не мешало подумать и о Кэй, оставшейся одной в магазине. Джорджия звонила ей каждый день, и та, конечно, уверяла, что прекрасно справляется, убеждая девушку оставаться столько, сколько потребуется. Но в ее присутствии здесь действительно больше не было необходимости. Пора было возвращаться домой.
Утром в воскресенье Джорджия поехала повидаться с Жан-Клодом одна. Николь, упорно настаивавшая на том, чтобы проводить ее днем в аэропорт, отлучилась ненадолго к матери. А ближе к ланчу она вернулась в квартиру Жан-Клода, куда Джорджия заехала, чтобы сложить вещи, после чего они уже вместе отправились на такси в госпиталь.
Джорджия испытывала странные чувства. Она перенесла эмоционально-напряженное время. Девушке казалось, что за эти десять дней прожита дюжина жизней. А сейчас все закончилось, и она возвращалась в Бат к своему нормальному состоянию. Мир, казалось, полностью изменился, хотя, с другой стороны, вроде все было по-старому.
Оставался всего час до отъезда в аэропорт, и Николь, поцеловав Жан-Клода, исчезла.
Джорджии как раз хотелось, чтобы она этого не делала. Жан-Клод сегодня пребывал в непонятном нервном напряжении. Так как он больше не был прикован к постели, то сидел в кресле, окруженный цветами, заполнявшими палату. Стоило ему поцеловать девушку, как она тут же почувствовала его взвинченное состояние. Оно сквозило в его взгляде. Даже в том, как Жан-Клод держал руку Джорджии.
Хотя, возможно, она это сама придумала, потому что испытывала напряжение и чувство неловкости. Джорджия понимала, что между ними осталось очень много недосказанного. Взять, например, ее любовь к нему… Ведь Жан-Клод сам должен был это заметить. Его собственные чувства к ней… ведь он еще ни разу об этом не обмолвился. Джорджия знала, что он ей благодарен. Она знала, что нравится Жан-Клоду. Конечно, они будут поддерживать контакт. Но станет ли их взаимная привязанность друг к другу глубже? Невозможно предугадать. И подобное неведение, когда Джорджия больше всего жаждала услышать от Жан-Клода слова любви, было для нее мучительным.
Приблизительно за пятнадцать минут до того, как им с Николь нужно было уезжать, он внезапно сказал:
