— Так вы возьмите побольше каракатиц, — настаивал бригадир.

— Больше не стоит, а то еще подохнут. Ведро у меня маленькое.

— Для еды возьмите, не стесняйтесь. Я сейчас отберу вам получше.

— Я не знаю, как их готовить.

— Какая там готовка. Отрежьте голову, выпотрошите и обдайте кипятком. Кожа слезет, почистите ножичком и варите. Мясо станет розовое, нежное, как куриное. Пока мы на море и воды сколько хочешь, я вам подготовлю.

Бригадир острым ножом отхватывал кальмарам головы, вспарывал тела и опускал их в струю воды за бортом. Они появлялись оттуда чистенькие, без малейших следов чернил, похожие на полупрозрачные лепестки громадного цветка. Потом их нанизали на кусочек проволоки, и на этом предварительная подготовка была окончена. Я присоединилась к бригадиру, рывшемуся в груде улова. Там нашлись еще два маленькие, в мизинец, прозрачные креветки и массивная витая раковина моллюска, В ее устье была видна пестрая, мохнатая клешня, закрывавшая вход. Рак-отшельник, и крупный! Я сунула его в канну с водой.

Тем временем бригадир откопал под кальмарами странную рыбу, сантиметров сорока в длину, головастую с раздутым брюхом. Темная, почти черная спина резко отделялась от мертвенно-бледных боков и брюха. Изо рта рыбы торчали оскаленные долотообразные зубы, которыми она щелкала и скрежетала самым угрожающим образом. Это был тетродон, или собака-рыба, еще никогда не виданная мною в живом состоянии, но очень знакомая по музейным препаратам, с которых приходилось ее рисовать. Бригадир схватил багор, чтобы подцепить им зубастое чудовище, но я его остановила.

— Если она вам не нужна, дайте ее мне.

— Это морская собака. Есть ее нельзя, отравитесь.

— Я знаю. Я хочу ее нарисовать.

— Все равно ее надо убить. В лодке тесно, а если она хватит за ногу, то будь здоров! Ваши сапожки прокусит, запросто. Смотрите.

Бригадир взял щепку и сунул между зубами собаки-рыбы. Рыба перекусила щепку, как спичку. Ударом багра в голову собака-рыба была убита. Теперь можно было рассмотреть ее страшное оружие. Мягкие губы не закрывали больших массивных зубов. Их было четыре — по два в верхней и нижней челюсти.

Собака-рыба, как и другие рыбы из семейства тетродонтид, в момент опасности может раздуваться. У нее эта способность менять размер и форму не так развита, как у тропических собратьев. Те превращаются в настоящий шар. И еще одна, крайне важная особенность, свойственная рыбам семейства тетродонтид — их мясо очень ядовито.

В 1774 году у берегов Новой Каледонии мясом тетродона отравился известный английский исследователь — капитан Кук. Один из его офицеров так подробно и точно описал ядовитую рыбу, вызвавшую тяжелую и долгую болезнь капитана, что ученые смогли с уверенностью сказать, кто именно из тетродонов был причиной отравления.

С тех пор прошло много лет, а случаи отравления мясом этих рыб все еще наблюдаются. Причем можно съесть девять рыб и смертельно отправиться десятой или двадцатой, а может быть и первая окажется роковой. Утверждают, что опасны лишь икра, молоки, печень и брюшина тетродонов, а мясо ядовито только в период икрометания. Японцы называют этих рыб «фугу» и высоко ценят как изысканное блюдо. Случаи отравления в Японии достаточно часты, и там даже сложили поговорку: «Хочешь есть фугу — напиши завещание».

Более двух третей зарегистрированных случаев отравления этой рыбой имели смертельный исход. Не ешьте фугу!!

Николай ждал меня на причале. Пойманных кальмаров мы выпустили в самую большую лохань и сразу начали их рисовать.

Тело, голова и щупальца моего «натурщика» усыпаны красноватыми пятнышками величиной с булавочную головку, а на спине под пятнами просвечивает темная полоса. Набрав краски на кисть, склоняюсь к рисунку.

— Почему ты его делаешь таким красным? — спрашивает Николай, заглядывая в мой альбом.

— Что же, по-твоему, он зеленый? — иронизирую я, покрывая красными пятнышками кальмара в альбоме.

— Ну, если и не совсем зеленый, то, во всяком случае, зеленоватый, — спокойно отвечает Николай.

Не веря своим ушам, взглядываю на кальмара. И в самом деле, его полупрозрачное тело усеяно зеленоватыми пятнышками. Хватаю лупу и нагибаюсь над лоханью. В лупу видны едва заметные, как уколы иглы, коричневые точки сжавшихся пигментных клеток, минуту назад окрашивавших тело животного в красно-коричневый цвет. Может быть, это другой кальмар? Нет, второй, которого рисует Николай, заметно больше размером. Сейчас он тоже прозрачный, только пятна на нем красноватые. А Николай нарисовал его зеленовато-серым.

— У тебя тоже неправильно, — говорю я, с удивлением рассматривая кальмаров.

О способности головоногих моллюсков быстро менять окраску я много читала, да и Николай неоднократно рассказывал об этом. Он специально занимался головоногими моллюсками и имел дело с тысячами кальмаров и осьминогов. Но никакой рассказ не может дать полного представления об игре красок и быстроте их смены на теле животного.

Мы с лихорадочной поспешностью делали наброски акварелью, стараясь поспеть за изменениями цвета. Вся поверхность кожи кальмаров как бы пульсировала, по ней пробегали волны теплых и холодных тонов. На голове, особенно над глазами, переливались бронзовые, малиновые, зеленые, оранжевые и синие краски, как на перламутре тропических раковин. Вот мой кальмар стал мертвенно-бледным. Чуть видна темноватая полоска на спине. Если тронешь пинцетом, он отскакивает, и сразу же по его телу пробегает красноватая вспышка. Еще прикосновение пинцета — и кальмар, весь багровый от волнения, скрывается в дальнем краю лохани.

Пока не трогаешь кальмаров, они спокойно плавают, застывают на минуту или медленно опускаются на дно. Их щупальца собраны вместе или слегка распущены. Движение осуществляется при помощи хвостового плавника.

Испуганный кальмар двигается иначе. Щупальца сжимаются в тугой пучок, хвостовой плавник плотно прижимается, как бы обертывается вокруг заостренной задней части тела и, приняв веретенообразную форму, моллюск с громадной быстротой несется в воде, хвостом вперед. В этом случае движение происходит по принципу ракетного двигателя, за счет сильной струи воды, выбрасываемой кальмаром из специальной воронки, расположенной под горлом. Отверстие воронки открыто вперед, к голове. Поэтому животное и движется задом наперед.

Когда во время ловли кальмаров подняли в неводе к самой поверхности, они, стараясь уплыть, выбрасывали сильные струи воды. Чернила, которые нам пришлось смывать с лица и рук, головоногие моллюски выбрызгивают из той же воронки, чтобы обмануть врага. В спокойной воде облако чернил повисает на некоторое время продолговатым темным силуэтом, напоминающим по форме кальмара. А сам моллюск, мгновенно ставший бесцветным, кидается в сторону. Обманутый преследователь сгоряча хватает бесплотное облако, медленно расплывающееся по воде. Эти же чернила могут создать как бы дымовую завесу, под прикрытием которой уплывает кальмар. Такой же тактики придерживаются и другие головоногие моллюски, осьминоги и каракатицы.

Большие глаза кальмаров с округлым зрачком (у осьминогов и каракатиц зрачок имеет вид горизонтальной щели) способны видеть, что происходит сзади животного, В этом можно было убедиться, поднося к хвосту кальмара пинцет. Моллюск сейчас же отплывал в сторону, избегая прикосновения.

Кальмары, как и все пелагические животные (то есть животные, обитающие в толще воды), требуют большого количества растворенного в воде кислорода. Примитивная воздуходувка, сооруженная нами из двух камер от волейбольных мячей, велосипедного насоса, резиновых и стеклянных трубок, давала слишком мало воздуха. Не помогли ни частая смена воды, ни перемещение одного из кальмаров в отдельное ведро. Животные стали матово-белыми, перестали реагировать на прикосновение, и только слегка шевелившиеся щупальца свидетельствовали о том, что жизнь их еще не покинула. Скоро и эти движения прекратились. Кальмары лежали на дне. Однако присоски на щупальцах все еще действовали. Пришлось осторожно, по одной отлеплять их от дна.