Один предложил хлеб и соль.
Браги налил вино в кубок.
По очереди ваны выпили.
Все, кроме Скади, конечно. Она была в доме с Натом Парсоном и наблюдала из эркера. Время близится — она чувствовала это каждой мышцей. В руке она держала клочок тончайшего кружева, украшенный Фе, руной изобилия. Рядом с ней сидел и глазел Нат Парсон, вцепившийся в Книгу Слов. И, о чем не знал ни один из них, не знали даже боги, чьи судьбы столь опасно переплелись, некто третий со страхом и растущей яростью наблюдал за встречей, прячась и дрожа в дверях дома.
Когда последний из них отдал должное древнему закону, Один позволил себе расслабиться.
— Друзья, — сказал он, — я так рад видеть вас. Даже в наши суровые дни это подлинное удовольствие. — Его единственный глаз обвел собравшихся ванов, — Но кого-то не хватает, — тихо произнес он. — Охотницы, полагаю?
Хеймдалль оскалил золотые зубы.
— Она решила, что лучше держаться подальше. Ты уже пытался ее убить.
— Просто недоразумение.
— Вот и хорошо, — согласился Хеймдалль. — А то Скади показалось, что ты предал нас, что Локи на свободе и что вы с ним снова вместе, совсем как в старые времена, словно ничего не случилось. Словно Рагнарёк был всего лишь игрой, в которой мы проиграли, а сейчас начался очередной раунд. — Сощурившись, он посмотрел на Одина. — Конечно, Скади ошиблась. Ты ведь никогда бы так не поступил, правда, Один? Ты никогда бы этого не сделал, помня о последствиях для нашей дружбы и нашего союза.
Некоторое время Один молчал. Он это предвидел. Хеймдалль больше всех ванов ненавидел Локи, и именно свирепого верного Хеймдалля Один ценил больше всего. С другой стороны, он ценил Мэдди, и если она забрала Шепчущего…
— Старина… — начал Один.
— К черту это, — поморщился Хеймдалль. — Скади сказала правду?
— Ну, в общем-то, да, — Один улыбнулся. — Но прежде чем ты сделаешь поспешные выводы…
Хеймдалль замер на полуслове от удивления, разинув рот.
— Прежде чем любой из вас сделает поспешные выводы, — повторил Один, улыбаясь кольцу ванов, сомкнувшемуся вокруг него, — я бы хотел, чтобы вы выслушали мою версию.
Когда Отец богов начал говорить, никто не заметил, как крошечная зверушка — обычная бурая мышка — выскочила из-за одной из хозяйственных построек и перебежала через пасторский двор. Никто не видел следа, который тянулся за ней, и никто не видел, что она несла в зубах, очень осторожно, надушенный клочок чего-то легкого, как паутинка, прелестного, как майская роза, и уронила это меньше чем в футе от ног Одина. Уронила с его незрячей стороны и оставила на земле чуть-чуть мерцающую среди чар и пыли безделушку, ждущую, пока ее подберут и восхитятся, изысканную штучку, объект желания.
— Для вас, друзья мои, — начал Один, — Рагнарёк закончился лишь вчера. Но многое изменилось с тех пор. Боги Асгарда почти вымерли, наши имена забыты, наши земли утрачены. Мы были достаточно самонадеянны, чтобы считать, будто мирам вместе с нами придет конец в Рагнарёк. Но целая эпоха — лишь ежегодный прирост для Иггдрасиля, Мирового ясеня. Для Мирового древа мы просто прошлогодние листья, облетевшие и ждущие гибели.
Фрей заговорил:
— Пятьсот лет — и это все, что ты можешь нам сказать?
Один улыбнулся.
— Я не хотел вас расстраивать.
— Расстраивать! — крикнул Хеймдалль.
— Хеймдалль, прошу тебя. Я поведал вам истину, но вы должны знать и другое. Скади, возможно, рассказала вам об Ордене. — (Бурая мышь, спешившая обратно через дыру в заборе, остановилась и подняла голову.) — Но она, как и вы, уснула после Рагнарёка. Я же, напротив, посчитал своим долгом изучать и постигать Орден с тех самых пор, как он зародился.
Хеймдалль с подозрением посмотрел на Одина.
— И что ты узнал?
— Что ж. Сперва все казалось просто. В истории мира всегда были боги и их враги, Порядок и Хаос существовали в равновесии. Мир нуждался в обоих. Перемены неизбежны, как Мировому древу необходимо ронять листья, чтобы расти. Когда мы были богами, мы это понимали. Мы ценили равновесие Порядка и Хаоса и старались сохранить его. Но этот Орден смотрит на вещи по-другому. Он стремится не сохранить, а разрушить равновесие, уничтожить все, что беспорядочно. И это не только несколько мертвых листьев. — Один снова умолк и оглядел ванов. — Короче говоря, друзья мои, Орден мечтает о лете круглый год. А если у него ничего не получится, он срубит дерево.
Он потянулся, затем прикончил вино, пролив последние несколько капель на землю как приношение тем старым богам, которые могут оказаться поблизости.
— Я точно не знаю, что вам сказала Скади или какую сделку, по ее мнению, она заключила с людьми, но я вам вот что скажу: Орден не заключает сделки. Все его члены думают как единое целое. Он обладает силами, которые я только начинаю понимать. Если мы хотим получить возможность выстоять против него, мы должны оставаться едиными. Мы не можем себе позволить лелеять обиды и замышлять месть, равно как и судить своих союзников. Наша позиция проста. Все, кто не входит в Орден, на нашей стороне. Знают ли они это или нет, нравится ли им это или нет, нравится ли это нам или нет — неважно.
За речью Одина последовала очень долгая тишина. Браги лежал на спине и смотрел вверх, обратив лицо к звездам. Фрей закрыл глаза. Ньёрд гладил свою длинную бороду. Хеймдалль хрустел костяшками. Идун принялась напевать, а Фрейя перебирала пальцами звенья ожерелья, которые бренчали, как все сокровища мира. Одноглазый Один заставил себя тихо ждать, глядя в темноту.
Наконец Хеймдалль заговорил:
— Я дал клятву насчет Обманщика.
Один с упреком посмотрел на него.
— Разве ты не выполнил ее в Рагнарёк? Сколько раз ты собираешься его убивать?
— Еще разок — и достаточно, — процедил Хеймдалль сквозь зубы.
— Это ребячество, — твердо произнес Один. — Нравится тебе или нет, нам нужен Локи. К тому же есть еще кое-что, чего я вам пока не сказал. Наша ветвь Древа не так мертва, как нам казалось. На Мировом ясене вырос новый побег, его зовут Моди. Если мы будем вести себя правильно, она построит нам лестницу к звездам.
В пасторском доме Скади услышала слова Одина и улыбнулась.
Нат, сидевший рядом с открытой Книгой Слов наготове, повернулся к ней с вопросительным видом. Он был бледным, встревоженным, наполовину безумным от беспокойства, на кончиках его пальцев потрескивало, подобно растопке, Слово.
— Пора? — спросил он.
Скади кивнула, произнесла самый крошечный из заговоров — и у ног Одина замерцал отклик. Платочек, который она обронила, словно прыгнул в глаза: прелестная вещица, выполненная с любовью, расшитая розочками и незабудками и украшенная по краю тончайшим кружевом. Как Скади и планировала, руна Фе привлекла внимание Одина. Он поднял клочок вышитого кружева и мгновение неуверенно держал его, прежде чем широко шагнуть вперед и склониться с платочком в руках к изящным ножкам богини Желаний.
— Пора, — подтвердила Скади, и Нат принялся читать из Книги Взываний.
В дверях пасторского дома третий наблюдатель глубоко вздохнул и сделал первый нерешительный шажок из тени.
Этельберте Парсон многое пришлось вынести за последние двадцать четыре часа. За это короткое время она увидела гибель своего домашнего хозяйства, разорение гардероба, опустошение погребов и несомненное соблазнение степенного мужа бандой дегенератов, которые даже сейчас собирались вернуться в пасторский дом и допить то, что осталось в винном погребе.
Она может со всем этим справиться, она твердо сказала себе это. Понадобится лишь немного здравого смысла. Настало время взять власть в свои руки и изгнать незваных гостей из дома. Если Нату это не по душе, то пусть выметается вместе с ними, она не против. Но они больше носу не покажут в ее доме и ничего от нее не получат — да, ничего, даже если сам Безымянный прикажет обратное.
Ее первый шаг из тени дверного проема был неуверенным. Он привел ее в круг света — не лунного, подумала она, ведь луны на небе не было. Впереди стоял одноглазый коробейник, склонив голову перед шлюхой с льняными волосами, которая сперла у Этель зеленое шелковое платье (и то, что оно шло Фрейе куда больше, чем когда-либо ей самой, заставило Этель заскрежетать зубами с не подобающей даме злобой). От обоих исходил этот странный дневной свет, из-за которого нищий и проститутка казались великанами, прекраснее, лучезарнее, ужаснее, чем дозволено кому-либо из смертных.
