Когда все разошлись и бумаги были собраны, по подсчете оказалось около тысячи двухсот подписей, а так как другие копии были разосланы по всей провинции, число записавшихся составило в конечном счете более десяти тысяч. Все они обзавелись, как только смогли, оружием, объединились в роты и полки, избрали офицеров и собирались каждую неделю, чтобы обучаться ружейным приемам и другим видам военной подготовки. Женщины по подписке между собой изготовили шелковые знамена, украшенные предложенными мною эмблемами и девизами, которые они подарили ротам.
Офицеры рот, входивших в филадельфийский полк, избрали меня на своем собрании полковником; но я, считая себя не подходящим для этого поста, отказался и рекомендовал мистера Лоуренса, превосходного человека, пользовавшегося большим влиянием, который и был назначен. Затем я предложил провести лотерею, чтобы оплатить расходы по возведению батареи за городом и приобретению для нее орудий. Сборы поступили быстро, и вскоре была возведена батарея с зубцами, обложенными бревнами и заполненными землей. В Бостоне мы купили несколько старых пушек, но так как этого было недостаточно, мы написали в Англию, прося прислать еще, и в то же время обратились, хотя и без особой надежды, за помощью к нашим собственникам.
Тем временем ополченцы послали полковника Лоуренса, Вильяма Аллена, Абрахама Тейлора и меня в Нью-Йорк с поручением одолжить несколько пушек у губернатора Клинтона. Сначала он решительно нам отказал, но на обеде с его советниками, где по местному обычаю было выпито много мадеры, он постепенно смягчился и сказал, что одолжит нам шесть пушек. Еще несколько бокалов — и он дошел до десяти; наконец, он настолько смилостивился, что согласился дать восемнадцать. Эти прекрасные восемнадцатифунтовые орудия с лафетами были вскоре перевезены и установлены на нашей батарее, где ополченцы несли ночную вахту все время, пока продолжалась война; я в числе прочих регулярно заступал свою очередь, как простой солдат.
Губернатор и совет одобрительно отнеслись к моей деятельности и, посвятив меня в свои дела, советовались со мной по поводу каждой меры, где их содействие могло бы быть полезным для ополчения. Я предложил им опереться на помощь религии и объявить пост, чтобы возбудить религиозные чувства и призвать благословение неба на наше предприятие. Они согласились с этим, но секретарь не имел прецедента, на основе которого он мог бы составить обращение, так как это должен был быть первый пост во всей провинции. То, что я получил образование в Новой Англии, где пост объявляется каждый год, оказалось здесь известным преимуществом; я составил обращение в обычном стиле, оно было переведено на немецкий язык, напечатано на немецком и английском языках и распространено по провинции. Таким образом, духовенство различных сект получило возможность побуждать свою паству присоединиться к ополчению, и оно, возможно, стало бы всеобщим (исключая квакеров), если бы всему этому вскоре не положило конец заключение мира.
Некоторые мои друзья считали, что моя деятельность по созданию ополчения оскорбит секту квакеров и, следовательно, повредит моим интересам в собрании провинции, где они составляли подавляющее большинство. Один молодой человек, также имевший друзей в собрании и желавший заменить меня на посту секретаря, сообщил мне, что меня решено сместить на следующих выборах, и благожелательно посоветовал мне самому уйти в отставку, что было бы более почетно, чем быть отставленным. Я ответил ему, что я где-то читал или слышал об одном общественном деятеле, принявшем за правило никогда не просить о должности и никогда не отказываться от той, которую ему предлагали. «Я одобряю это правило, — сказал я, — и буду придерживаться его с небольшим добавлением: я никогда не буду просить о должности, отказываться от нее или добровольно оставлять ее. Если они желают передать мою должность секретаря другому, то они могут отнять ее у меня. Я не хочу, добровольно отдавая ее, утратить право предпринять когда-нибудь ответные меры против моих соперников».
Но больше я об этом ничего не слышал, и на следующих выборах меня снова, как всегда, единодушно избрали секретарем. Возможно, они были бы довольны, если бы я добровольно оставил их, так как им не нравилась моя близость к членам совета, поддерживавшим губернаторов во всех спорах по поводу военных приготовлений, уже давно беспокоивших Палату; но они не могли сместить меня только из-за моего усердия в делах, связанных с ополчением, а других причин они выставить не могли. Впрочем, я имел основания думать, что защита страны была не так уж неприятна любому из них, при условии, что от них не требовали участия в этом. И я обнаружил, что гораздо большее количество квакеров, чем можно было бы подумать, явно стояло за оборонительную войну, хотя и против наступательной. По этому вопросу было опубликовано много статей pro и contra; авторами некоторых из них были истые квакеры, высказывавшиеся в пользу обороны; думаю, это убедило большую часть их молодежи.
Одно мероприятие в нашем обществе по борьбе с пожарами позволило мне лучше понять преобладавшие среди них мнения. Было предложено для поощрения плана возведения батареи вложить наш наличный капитал, равный тогда шестидесяти фунтам, в лотерейные билеты. По нашим правилам деньги не могли быть использованы до следующего заседания после выдвижения предложения. Общество состояло из тридцати членов, из которых двадцать два были квакеры и только восемь разделяли наши убеждения. Наша восьмерка в назначенное время явилась на собрание; но, хотя мы и полагали, что некоторые квакеры присоединятся к нам, мы нисколько не были уверены, что окажемся в большинстве. Из квакеров явился только один — мистер Джемс Моррис, пришедший, чтобы противодействовать мероприятию. Он выразил глубокое сожаление по поводу того, что оно было предложено, так как, по его словам, все «Друзья» (секта квакеров) были против, и утверждал, что оно породит такие разногласия, которые могут расколоть общество. Мы сказали ему, что не видим причин для этого; мы составляем меньшинство, и, если «Друзья» против мероприятия и забаллотируют нас, мы должны будем подчиниться и подчинимся, как это обычно бывает во всех обществах. Когда пришло время решать дело, вопрос был поставлен на голосование; он согласился, что по правилам мы можем уже голосовать, но так как он может заверить, что определенное число членов собиралось присутствовать, чтобы выступить против, то было бы справедливо немного подождать их.
Пока мы обсуждали все это, пришел слуга и сказал, что два джентльмена внизу желают поговорить со мной. Я спустился вниз и увидел там двух наших членов, квакеров. Они сказали мне, что восемь из них собралось рядом в таверне и что они решили прийти и голосовать с нами, если это будет нужно, но надеются, что дело не дойдет до этого; они выразили желание, чтобы мы не обращались к их помощи, если мы можем без нее обойтись, ибо если они будут голосовать за такое мероприятие, это может рассорить их с их старейшинами и друзьями. Таким образом, я мог быть уверенным в том, что нам будет обеспечено большинство. Поднявшись наверх, я после непродолжительного притворного колебания согласился подождать еще час. Мистер Моррис признал это весьма благородным поступком. К его величайшему удивлению, ни один из его друзей, противников нашего мероприятия, не явился, и по истечении часа мы провели решение большинством в восемь голосов против одного; так как из двадцати двух квакеров восемь было готово голосовать с нами, а тринадцать продемонстрировало своим отсутствием нежелание противодействовать мероприятию, то впоследствии я считал, что среди квакеров количество искренних противников обороны выражалось соотношением — один к двадцати одному. Ибо все эти двадцать один человек были постоянными и уважаемыми членами общества и прекрасно знали о том, какое предложение выдвигалось на этом собрании.
Почтенный и образованный мистер Логен, член этой секты, написал обращение к ним, заявляя, что одобряет оборонительную войну, и подкрепил свое мнение многочисленными убедительными аргументами. Он вручил мне шестьдесят фунтов на лотерейные билеты для батареи с указанием полностью употребить их на это дело, каковы бы ни были цены. Говоря об обороне, он рассказал мне следующий анекдот о своем старом хозяине Вильяме Пенне. Молодым человеком мистер Логен приехал из Англии вместе с этим собственником в качестве его секретаря. Шла война, и их корабль подвергся преследованию вооруженного судна, как предполагалось — вражеского. Их капитан приготовился к защите, но Вильяму Пенну и его друзьям — квакерам он сказал, что не ожидает от них помощи и что они могут удалиться в каюту; так они все и сделали, за исключением Джемса Логена, который предпочел остаться на палубе и был поставлен к пушке. Предполагаемый враг оказался другом, так что сражения не произошло; но когда секретарь спустился вниз, чтобы сообщить это известие, Вильям Пенн стал сурово укорять его за то, что он остался на палубе и, вопреки принципам «Друзей», собирался помочь в защите судна, тем более что капитан даже не требовал этого. Секретаря обидел этот выговор, сделанный в присутствии всех остальных, и он ответил: «Ведь я твой слуга, почему же ты не приказал мне спуститься вниз? Но ты сам хотел, чтобы я остался и помог вести бой с судном, когда ты думал, что есть опасность».
