Отвернувшись от женщины, он принялся изучать свое отражение в зеркале:

— Шестеро дураков. Они позволили узникам сбежать.

Как обычно, врач никак не могла прочесть мысли Граммела. Вполне возможно, что он любовался шрамом, шедшим параллельно наложенному ею шву. Большинство мужчин пришли бы от него в ужас. Однако у Граммела были свои представления об эстетике.

— Двое язземов, — напомнила врач, — если они пользуются помощью людей, это сочетание победить очень сложно. Особенно, если у них была подмога извне.

Граммел обернулся к ней:

— Именно это меня и тревожит. У них должна была быть помощь извне. Побег был совершен слишком чисто, слишком гладко, чтобы это было не так. Особенно для чужеземцев. Но вы так и не привели мне уважительной причины, почему я должен отменить казнь шестерых охранников.

— Двое из них изуродованы на всю жизнь, — сказала врач, — а остальные изувечены шрамами, вылечить которые не в моих силах. Ваши ресурсы здесь далеко не безграничны, капитан-надзиратель. Если вы намерены прочесывать районы близ всех городов, вам понадобится каждый человек, который может ходить. Кроме того, сочувствие заставляет людей работать лучше, чем страх.

— А вы романтик, доктор, — заметил Граммел. — Но несмотря на это, ваша оценка моих ресурсов вполне точна. — Он повернулся, чтобы выйти из комнаты.

— Значит, вы отмените приказ о казни? — вслед ему спросила врач.

— У меня нет выбора, — признался Граммел. — С цифрами не спорят. — Дверь за ним бесшумно затворилась.

Доктор вернулась к своему белому святилищу удовлетворенная. Ее задачей было спасать людские жизни. И когда ей удавалось этого добиться в ситуации, где был замешан Граммел, у нее возникало настоящее чувство победы.

Дни шли — четыре, пять, потом шесть.

Утром седьмого дня Люк скользнул в кресло рядом с Халлой. Старая женщина настояла на том, что сейчас ее очередь управлять машиной, и ни Люк, ни Лея не смогли отговорить ее от этого.

— Ты сказала — семь дней, — наконец, решился Люк. Голос его звучал ровно.

— Или десять, — приветливо отозвалась она, продолжая все свое внимание сосредоточивать на земле перед ними. Она изо всех сил старалась создать впечатление, что возраст не ослабил, а закалил ее способность проникать сквозь туман.

Совсем рядом над ними нависли гнутые ветви огромных деревьев. Халла прокладывала извилистую тропу между толстыми корнями.

Лея отдыхала сзади на одном из сидений с водоотталкивающими подушками, грызя продолговатый кусочек какого-то плода, обнаруженный ею в одном из ящиков с провизией. Плод поблескивал в тусклом свете дня. Он был покрыт каким-то консервантом, придававшим ему медовый блеск.

— А ты уверена, что мы едем в правильном направлении?

— О, здесь невозможно ошибиться, девочка, — твердо сказала Халла.

— Но расстояние может быть немного неточным. У зеленушек есть манера говорить то, что от них хотят услышать. Может быть, тот, кто проболтался мне, думал, что если скажет, что храм Помоджемы находится на расстоянии месяца пути вместо недели, я не дам ему его вожделенную бутылочку метанола.

— Может быть, — предположила Принцесса, — он сказал тебе, что этот храм существует тоже потому, что так думал. Может, этого храма и вовсе нет.

— Но у нас же есть в доказательство кусочек кристалла, — заметил Люк. — Во всяком случае, был. — Вид у него был подавленный.

— Ну, ну, Люк, мой мальчик, — утешила его Халла, — ты ведь он сказал, что ничего не мог поделать.

— А ты уверен в свойствах кристалла, Люк? — с сомнением спросила Принцесса.

Люк медленно кивнул:

— Я не мог ошибиться, Лея. Это движение внутри меня, когда я к нему прикоснулся… я такое раньше испытывал только в присутствии Оби-вана Кеноби, — он пристально смотрел наружу, во влажную зелень. — Это странное чувство, словно в голове разбиваются волны и пронизывают все тело.

— О'кей, тогда кристалл в первую очередь, — Лея обернулась и посмотрела в лицо Халлы. — Но потом мы должны выбраться с этой планеты. Если ты нам поможешь, Халла, Союз даст тебе любую награду, какую захочешь.

— О, на это вы можете рассчитывать, — отозвалась Халла, — я сделаю для вас двоих все, что смогу. — Она услышала «бип» Арту и добавила: — Простите… для вас четверых. Но я не хочу иметь ничего общего с повстанцами. Я не разбойница.

— Мы тоже не разбойники! — воскликнула разъяренная Лея. — Мы революционеры и реформаторы.

— Значит, политические разбойники, — отпарировала Халла.

— У Империи весь штат набит бандитами.

Старая женщина, умудренная годами, усмехнулась в ответ Лее:

— Я не философ, детка, и растеряла весь комплекс мученицы, который мог у меня быть лет сорок назад.

— Ну, хватит вам, — с беспокойством вмешался Люк.

— Думаешь, она права? — спокойно спросила Принцесса.

— Лея, я…

— Ну, мальчик? — Халла выжидательно смотрела на него.

От необходимости отвечать Люка избавил толчок, бросивший всех на левый борт вездехода. Халла тут же отреагировала, повернув все шесть колес в противоположном направлении. Опираясь на борт, Люк на мгновение испугался, увидев, как переднее колесо погрузилось во что-то, напоминающее по консистенции жидкую кашу.

Но вездеход был хорошо спроектирован. Полный привод и мощный двигатель вытащил их. Халла нагнулась на минуту над колесом, потом стала рассматривать почву впереди них. Между пятнами предательской трясины лежал более светлый участок земли. Снова тронувшись с места, вездеход влез на более твердую почву.

— На Мимбане каждую минуту приходится быть начеку, — заявила Халла. — Это сумасшедший мир, где сама земля — твой самый страшный враг. — Словно в ответ земля под ними задрожала, Люк нахмурился и заглянул за борт.

— Насколько устойчив этот регион? — с беспокойством спросила Принцесса.

— Сначала ты хочешь, чтобы я была философом, теперь — сейсмологом, — язвительно сказала Халла. — Устойчив? Я знаю столько же, сколько и ты, детка. Здесь поблизости нет вулканов, но…

Она вдруг застыла, успев затормозить.

— Я знал, что землетрясение — не то слово, — констатировал Люк.

Твердая, извилистая почва, по которой они двигались, внезапно поднялась впереди них, повернулась назад и теперь недоуменно смотрела на них.

— Да хранит нас Сила! — взвизгнула Халла, разворачивая вездеход на центральном колесе и пуская его мчаться с бешеной скоростью в обратном направлении.

У светло-бежевого с коричневыми полосками колосса не было ничего, отдаленно напоминающего глаза. Вместо этого тупой конец, закручивавшийся по направлению к ним, мог похвастаться набором разбросанных в беспорядке тусклых черных пятен, похожих на глаза паука.

Неровный разрыв под черными шарами был единственной чертой, которую можно было распознать. Теперь он раскрылся, обнажая угольно-черные зубы. Посаженные концентрическими кругами, они обрамляли глотку, казавшуюся бездонной.

Оба яззема отчаянно чирикали и стреляли в огромное тело столь же беспорядочно, сколь неэффективно. Их ружья оставляли тонкие черные ручейки на анемичной плоти, но не проникали достаточно глубоко, чтобы нанести серьезные повреждения. Люк вынул свой пистолет и стал стрелять, Принцесса — тоже. Их выстрелы скользили по спине и бокам чудовища, не причиняя ему ни малейшего вреда. Трипио и Арту отчаянно цеплялись за вездеход.

— Уондрелла! — кричала Халла. — Это уондрелла! Мы пропали!

Огромная раздутая голова все еще неуклюже закручивалась в их сторону. Теперь они ехали по твердой земле, а не по спине чудовища. Но болотный вездеход был создан для устойчивости и надежности, а не для быстроты передвижения.

Ветви и целые стволы разлетались, когда голова, зондировавшая почву, закручивалась им вслед, а за ней тащилось огромное, как поезд, тело этого Гаргантюа. Из-под массивных ног чудища раздавались густые, чавкающие звуки — оно вздымалось горбом, двигаясь вслед за ними. Перемещалось оно медленно, но с каждым рывком покрывало по несколько метров. И оно шло неуклонно прямым путем, в то время, как вездеходу приходилось петлять, объезжая деревья и лужи бездонной трясины. Чудовище подобралось так близко, что Люк и остальные в отчаянии собрались в передней части вездехода.