В Прагу Гейдрих прибывает 28 сентября, в день святого Вацлава. И день выбрал этот не случайно. Почерк нового протектора виден во всем. Вдоль почетного караула вермахта, СС и полиции на Градчанской площади пружинисто шагает высокий и стройный генерал. Левая его рука сжимает шпагу, правая, поднятая для приветствия, простерта к крамольному и таинственному городу, где он должен «навести порядок». В конце первой шеренги Гейдрих неожиданно остановился и решительно направился к парадному входу в Град. Тех, кто стоял во второй шеренге, генерал удостоил только презрительным взглядом. Чешское правительство? А что им, собственно, здесь надо? Кому это пришло в голову ставить их рядом с немцами из рейха? Нет, с этими пережитками дипломатических церемоний, которые терпел Нейрат, пора кончать.
Уже на следующий день в стране вводится осадное положение. Теперь «любые действия, ведущие к нарушению общественного порядка и хозяйственной жизни», «хранение оружия» и «проведение любых собраний» караются смертными приговорами. А они следуют один за другим. Казнены тысячи чешских патриотов, коммунистов. Преследованиям подверглись даже те, кто не имел ничего общего с движением Сопротивления. Премьер-министр протектората генерал Элиаш арестован по обвинению в «государственной измене» и предан немецкому суду. Пусть же поймут наконец представители коллаборационистской чешской буржуазии, что Берлин не намерен делить с ними экономическую и политическую власть в этой стране. В это время нацистам казалось, что войну с Россией они уже выиграли и можно начинать перед доверенными лицами раскрывать свои карты, приступать к полной германизации «чешского пространства».
«Эта территория раз и навсегда должна быть заселена немцами», — под гром аплодисментов заявил перед избранными слушателями Гейдрих в зале заседаний Чернинского дворца. В начале октября Гейдрих изложил уже не в общих чертах, а в деталях свою программу превращения протектората в «боевое пространство», где должна осуществляться «борьба против любого проявления чешской самостоятельности», потому что «чех — это славянин». Тем, кто способен к онемечению, найдется работа в рейхе, откуда они уже не вернутся. Тех, кто не способен к онемечению, «придется поставить к стенке…».
Эти «откровения» не предназначались для широкой публики, рейху нужна была квалифицированная рабочая сила здесь, в протекторате, превращенном в оружейную мастерскую Европы. Нацистская оккупационная политика по отношению к чешскому населению строилась на хитроумном сочетании террора и тактических маневров, создающих иллюзию порядка. «Все мероприятия, могущие вызвать возмущение, вменяйте в обязанность проводить самим чехам, — приказывал Гейдрих. — Немцам же вменяйте в обязанность осуществлять то, что может вызвать одобрение!»
Свой голос подал миллиардер, обувщик Ян Батя, самая крупная фигура на чехословацком капиталистическом Олимпе, брат погибшего в 1932 году Томаша Бати, основателя обувной фабрики. Тот самый Батя, кто в июне 1936 года обращался в областной суд в городе Угерске Градиште с жалобой на Фучика и возбудил против него «дело» за распространение коммунистических листовок. Он представил Герингу план переселения чехов в патагонские пустыни Южной Америки. В комментариях к проекту Батя писал: «С переселением чехов исчезнет дух взаимной неприязни между немецким и чешским народами. Чехословакия мешает немцам, и сам Геринг мне сказал, что мы живем на немецком подворье, что мы должны это осознать и соответственно поступать. Я убежден, что это и есть способ, с помощью которого сапожник Батя сможет войти в историю немецкого и чешского народов как инициатор нового движения мирового переустройства и умиротворения. Покуда чешский народ будет оставаться здесь, он будет болячкой на немецком теле» (Ян Батя был после войны заочно осужден как военный преступник, умер в 1965 году в Латинской Америке. — В. Ф.).
В сентябре 1941 года лозунгом дня стал бойкот профашистских газет. Население перестало покупать их, что привело в ужас журналистов, сотрудничавших с нацистами. В их адрес Фучик писал в октябрьском номере «Руде право»: «Эти мерзавцы действительно прилагают все усилия, чтобы чешский народ погиб. А потому и пытались они отнять у него его газеты. Вот почему газету „Ческе слово“ они превратили в „Слово Геббельса“, „Народни политика“ — в „Политику Геббельса“, „Праце лиду“ — в „Работу на Геббельса“. Но чешский народ не погибнет: у него есть свои газеты! Они создаются в подполье, их пишут и печатают с риском для жизни, в неимоверно тяжелых условиях. Они, быть может, не блещут внешней красотой, но никто не усомнится в их правдивости. Поэтому наш народ читает их, любит и распространяет. Это его газеты». Бойкот был успешно проведен, против этого скрытого сопротивления оккупанты и их приспешники были бессильны.
Партия дала оружие рабочему классу:
Портить машины!
Саботировать!
В сентябре 1941 года производительность труда на предприятиях упала на 15–20 процентов.
На Вальтровке уже изготовлены для вермахта автомобили, которые проехали только 60 километров, полагающихся при приемке. С брненской Зброевки выпущены такие бомбовозы, которые едва выдерживают даже свой собственный вес. На Восточном фронте красноармейцы нашли неразорвавшиеся снаряды, начиненные песком. И в них листовки, написанные по-русски рукой шкодовских рабочих: «Делаем что можем. Братья чехи». Нацистская пропаганда доказывала, что все это как укусы комара. Фучик пишет в ноябрьском номере «Руде право» в статье «Сообща, организованно и упорно добиваться победы», что если каждый чех ежедневно повсюду, где только возможно, ужалит фашистского зверя, то пребывание оккупантов превратится в настоящий ад:
«Если каждый день 70 тысяч чешских железнодорожников „ужалят“, подсыпав в подшипники только пару песчинок, то ежедневно будут выведены из строя 70 тысяч вагонов и паровозов… Если каждый из миллиона чешских оружейников ежедневно станет выпускать на один винтик меньше, то это составит миллионы винтовок, которых будет недоставать гитлеровской военной машине».
Продолжали поступать тревожные вести с Восточного фронта. Нацистская пропаганда утверждала, что со дня на день падет Москва. Захват столицы представлялся фашистам завершающей ступенькой ко всеобщему владычеству. Руководитель нацистской прессы Дитрих сообщил иностранным журналистам, аккредитованным в Берлине, о подробностях парада нацистских войск, назначенного на 7 ноября 1941 года на Красной площади в Москве, и даже раздал пропуска на трибуны. Новость о разгроме немцев под Москвой преобразила чехов, озарила все радостными надеждами, воодушевила движение Сопротивления.
В специальном выпуске «Руде право» Фучик опубликовал «Наше приветствие Красной Армии»:
«Герои Красной Армии! Мы приветствуем вас из глубокого подполья… Мы знали, что придет час, когда вы сумеете разбить машину мирового фашизма. Час этот настал. Мы понимали, что это должно было означать и для нас, ибо антигитлеровский фронт проходит и по нашей земле».
Нацисты почувствовали, что после разгрома их войск под Москвой в стране усилились антифашистские настроения, и они предприняли демарш. В начале 1942 года по личному указанию Геббельса в Праге была открыта большая выставка «Советский рай».
Организаторы выставки хотели показать, что «Советская Россия, — как утверждалось в пояснительных текстах к экспонатам, — направила все свои ресурсы на вооружение, чтобы завоевать Европу и уничтожить нашу цивилизацию» и что в результате этого советское общество — это «общество отсталости и нищеты». Выставка должна была подорвать веру чехов в Красную Армию.
Сюда на автобусах, грузовиках, специально выделенных трамваях сгоняли людей из учреждений и заводов. Нацисты совсем не понимали чехов. Ну, само собой разумеется, они целый день толпились перед витриной. Фучик на этой выставке не был, но не упустил случая посмотреть на экспонат № 1 — советский танк, выставленный в огромной витрине торгового дома на улице 28 Октября. Здесь постоянно толпились зрители и многозначительно переглядывались, перешептывались. Да, неудивительно, думали они, что с таким оружием советские солдаты разгромили фашистов под Москвой. По поручению Фучика его друзья уже побывали на выставке, й теперь у него было полное представление об этой геббельсовской пропагандистской акции.