— Ладно, тогда расскажите, что там у вас такое произошло с Леонардом, из-за чего вы стали понимать, почему я подвергся нападению со стороны Вайцеля.

— Да, и мне бы тоже очень хотелось это обсудить.

— У меня машина внизу ждет.

Кендра попрощалась с коллегами, предупредив несколько уязвленным тоном, что завтра прибудет ее замена.

— Вы уж тут встретьте их поласковее. Они оба специалисты высшего класса по бактериологическим и вирусным инфекциям.

Коллеги принялись наперебой благодарить ее за совместную работу и рассыпались в наилучших пожеланиях. Все без исключения требовали, чтобы она хорошенько выспалась. Потом они уселись на заднее сиденье полицейского автомобиля, который помчался к ее отелю. По дороге, перемежая свое повествование протяжными зевками, Кендра рассказала все, что случилось за какие-то мгновения до того, как Леонарду была введена доза противоядия. Штрауд с неподдельным интересом выслушал ее историю и по окончании произнес только одно слово:

— Мефистофель.

— Да нет же, мефитис, я же ясно сказала, мефитис, — поправила его Кендра.

— А я вспоминаю средневековую легенду о дьяволе, купившем душу Фауста, — объяснил он.

— А-а, — сонно протянула Кендра.

— И тот же дьявол дал имя пьесе Марло[24].

— Гете, — опять поправила Штрауда Кендра.

— И Марло тоже.

— Сказки все это, литература, — пренебрежительно фыркнула Кендра.

— А меня всегда интересовало, почему и Марло и Гете дали дьяволу одно и то же имя, причем он говорил, если нужно, по-немецки, а когда требуется, то и по-английски…

— Литературные персонажи… Вымышленные они все, — упрямо пробормотала Кендра, с трудом сопротивляясь зевоте.

— Или мы так всегда думали. Но вот недавно я узнал, что Дракула[25] был не таким уж вымышленным персонажем. Подумать только… Кто бы мог представить себе всего несколько дней назад, что под самым большим в стране городом, в недрах Манхэттена, лежит этрускский корабль?

— Ага… точно. — Кендра засыпала.

— Допустим на минуту, что некая чертовщина, нечто адского происхождения действительно посетило Гете и Марло и называло себя Мефистофелем? Могло такое создание существовать еще с незапамятных времен? Тот же Мефистофель? Живущий еще с эпохи этрусков?

Кендра внезапно вздрогнула и рванулась с сиденья. Не успела она закрыть глаза, как ей вновь привиделись плененные человеческие души, и это потрясло ее с новой силой.

Штрауд обнял ее за плечи и привлек к себе, Кендра не сопротивлялась.

— Но что нам делать, Штрауд? Что?

— То же, что и делали. Бороться. Изо всех сил.

— А если этого будет недостаточно? Что, если мы не…

— Тихо, успокойтесь. Даже по сравнению с сегодняшним утром мы здорово продвинулись. Ваша сыворотка спасла Леонарда. Возможно, она и других спасет.

— Леонард — боец… А множество других просто сдались.

— Но мы-то не сдадимся!

Кендра поерзала, устраиваясь поуютнее в его объятиях, и, тихо всхлипывая, положила голову на его плечо.

— Ну, ну, успокойтесь. Вам просто надо немного отдохнуть.

— Не бросай меня сегодня, — шепотом попросила Кендра.

— Хорошо, — пообещал ей Штрауд. — Я с тобой.

Штрауд отпустил машину, посадил Кендру, которую пошатывало на ходу, в лифт и проводил до ее номера. Пытаясь открыть неверной рукой замок, она уронила ключи. Штрауд поднял их, отомкнул замок и распахнул дверь настежь. Кендра задержалась на пороге, часто моргая покрасневшими от усталости веками. До чего же беззащитной она сейчас выглядит, подумал Штрауд.

— У меня большой номер, — проговорила она, — с видом на Гудзон… очень красиво…

И посмотрела прямо ему в глаза. Штрауду пришлось наклониться, чтобы нежным прикосновением прижаться к ее губам. Кендра замерла на мгновение, потом ответила на его поцелуй.

Раздался мелодичный звон, возвещающий, что на их этаж прибыл лифт, из которого вот-вот появятся пассажиры. Кендра решительно втащила его в номер, захлопнула дверь и прильнула к его губам долгим поцелуем.

— Эй, Кендра, — попытался было протестовать Штрауд. — Ты же устала, еле на ногах стоишь, и было бы просто нечестно, если бы я…

— А кто тебя спрашивает? — возразила Кендра и закрыла его рот поцелуем, шустрый язычок сладостно пробежал по его зубам и небу.

— Ого, полегче, детка. — У Штрауда перехватило дыхание, вкус ее губ, аромат льнувшего к нему упругого тела кружил голову.

— Болтаешь много, Абрахам Штрауд, — упрекнула его Кендра, расстегивая на нем рубашку и впиваясь пальцами во вздувшиеся на его груди мышцы. Штрауд поднял ее на руки и понес в спальню.

— Сейчас уложу тебя в кровать, — шепнул он.

— Как раз то, что надо. — Кендра опять поцеловала его в уголок губ, и последние остатки самообладания покинули Штрауда.

Он опрокинул Кендру на кровать и встал над ней на колени. Она потянула с его плеч распахнутую рубашку, а Штрауд, путаясь в петлях, начал торопливо расстегивать пуговки ее блузки.

Штрауда охватило жгучее желание спрятаться под этой белоснежной кожей, укрыться от всего дурного в этом мире, найти убежище от зла — пусть даже всего на одну ночь. Запустив пальцы в его волосы, Кендра крепко прижала голову Штрауда между грудями, тело ее под ним вздрагивало и трепетало.

— Не могу без тебя, — повторяла и повторяла Кендра, и скоро обжигающий шепот Штрауда слился с ее всхлипываниями в этом простом и вечном заклинании.

Потом, когда все кончилось, она заснула легким безмятежным сном. Штрауд вытянулся на спине, уставившись широко раскрытыми глазами в потолок, откуда медленно вращающиеся лопасти вентилятора овевали их разгоряченные тела прохладой, и в их мелькании ему не виделись ни призраки, ни наводящие ужас образы. Он видел только тихую темноту и едва угадывающееся в ней движение и, прислушиваясь к ее чистому ровному дыханию и умиротворенному стуку сердца под его ладонью, чувствовал лишь исходящие от Кендры тепло и покой. Впервые на его памяти за последние годы кто-то оградил его от неотвязных кошмаров.

Доктора Леонарда впору было связывать. Он требовал, чтобы его выпустили. Он требовал новостей и исчерпывающей информации. Он требовал встречи с Вишневски, Он требовал встречи со Штраудом. Все эти требования он без устали выкрикивал пронзительным голосом и в тот момент, когда к нему в палату вошел Штрауд, обрадованный, что видит прежнего Леонарда.

— Сэмюэл, до чего же чудесно, что вы опять с нами! — приветствовал он очевидно выздоровевшего археолога.

— Заберите же меня отсюда наконец, Эйб, — ответствовал Леонард.

— Сейчас устроим. Доктор Клайн как раз улаживает необходимые формальности.

— Где моя одежда?

— Я тут захватил кое-что из вашей квартиры, — успокоил его Вишневски, входя в палату.

— Артур! Как же я рад вас видеть! Скорее бы за работу. — Леопард порывисто обнял старого друга.

— Одевайтесь. Сейчас мы вытащим вас отсюда, — заверил его Виш. — Чертовски рад встрече, Сэм.

Внизу их ждала Кендра Клайн, которая уже покончила с бюрократической процедурой выписки Леопарда и теперь, поспешив ему навстречу, торжественно объявила, что он свободен.

— Да уж, — покачал тот головой, — Вырвался из ада. Однако, по его собственному признанию, вспомнить о том времени, когда находился в коме, ничего не мог, кроме ужасно гнетущего и всепоглощающего чувства полного бессилия, оцепенения и беспомощности перед чужой волей.

Штрауд подтвердил, что ему также знакомо это ощущение, и Кендра Клайн искоса бросила на него быстрый взгляд, пытаясь догадаться, что он имеет в виду. Она и Штрауд все утро избегали говорить о том, что произошло между ними предыдущей ночью.

Вишневски тем временем стащил со столика дежурной сестры стоявшие там цветы и стал раздавать их по одному всем встречным пациентам. Помимо этого, в его поведении ничто более не напоминало о недавнем «сумасшествии». Каждого пациента он одаривал цветком, широкой жизнерадостной улыбкой, а также интересовался их самочувствием таким гулким басом, что на них стали оглядываться.